Перед рассветом - Кэндис Проктор

Индия никогда не считала себя импульсивной, и все же какая-то сила заставила ее подняться и пойти к нему. Она ни о чем не думала, просто шла, и все: ей необходимо было понять этого загадочного человека, такого удивительного, совсем не похожего на нее.

Глава 19

Джек стоял у кромки воды. Индия заметила, какой весь напрягся, едва завидев ее. В воздухе, теплом и пряном, чувствовался солоноватый привкус моря.

— Почему ты никогда не спишь? — спросила Индия, подойдя к нему почти вплотную.

В глазах Джека промелькнул легкий отблеск улыбки.

— Иногда сплю.

— Это из-за того, что случилось на Ракайа, да?

Джек не ответил, но по тому, как он сжал зубы, по тому, как вздулись мышцы у него на шее, Индия поняла, что не ошиблась.

— Расскажи мне, — попросила она. — Расскажи, как умерла твоя жена.

Джек отвернулся от нее, и его взгляд устремился к горизонту, туда, где волны неистово бились о рифы.

— Тебе не понравится мой рассказ.

— Все равно. Расскажи.

Обернувшись, он через плечо бросил на нее хмурый, пронизывающий насквозь взгляд.

— Хочешь послушать? Хочешь знать, как три моряка с «Леди Джулианы» жестоко насиловали несчастную островитянку, пока она не умерла?

Индия почувствовала приступ тошноты.

— Это была твоя жена?

— Нет. Другая деревенская девушка. Островитяне отнеслись к этому очень серьезно. Видишь ли, они считали, что остров безраздельно принадлежит им и они могут вершить правосудие над непрошеными гостями по своим законам.

— Они убили матросов?

— Да.

Если бы это случилось в Англии, наказание было бы не менее суровым, но Индия понимала, что капитан «Леди Джулианы» наверняка смотрел на это дело с другой точки зрения. В его представлении враждебные туземцы убили трех британских моряков.

— А капитан… — срывающимся голосом спросила она, уже жалея, что вызвала этого человека на откровенность. — Что сделал капитан?

В глазах Джека полыхнул страшный, смертельный огонь, потом взгляд стал снова холодным и жестким.

— Он выстроил тридцать человек в шеренгу и велел им открыть огонь по поселению. Они расстреливали мужчин, женщин, детей, всех без разбора. Спастись удалось не многим — тем, кто добежал до леса. Тиана не могла быстро бегать: через месяц должен был появиться на свет наш второй ребенок. — Джек судорожно вздохнул, затем быстро проговорил: — Она была на девятом месяце, а они просто пристрелили ее как бешеную собаку, так, как будто она никто. Впрочем, для них она и была «никто».

— Я не верю, — выдохнула Индия, но когда эти слова сорвались с ее губ, она уже знала, что все сказанное им — правда. Она просто не хотела в это верить.

Он посмотрел ей в лицо. Глаза их встретились.

— Почему ты не можешь в это поверить, а, Индия? Или в то, что тридцать лет назад в Индии британцы привязали к пушечным орудиям сипаев из числа повстанцев и выстрелы буквально разорвали их на куски? Почему ты не веришь в то, что богобоязненные пуритане, колонисты в Новой Англии, практиковали весьма любопытную забаву — они окружали деревни туземцев и сжигали местных жителей заживо. — Он шагнул к ней, глаза его горели страшным огнем. — Во что тогда ты веришь? Что мир делится на две части — просто и ясно, как добро и зло? Белые люди несут цивилизацию и добро, а остальные расы — варварство и зло?

Индия словно вросла в землю. Сердце ее билось так сильно и часто, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

— Да что ты знаешь обо мне? Я видела развалины когда-то великих городов в Центральной и Южной Америке — их уничтожили завоеватели-европейцы. Я видела арабские жилища с выложенными мозаикой полами; когда англичане носили вместо одежды шкуры убитых животных и приносили себе подобных в жертву богам, эти дома и тогда уже были старыми. — Индия сложила ладони вместе в умоляющем жесте. — Как ты не понимаешь? Одна из причин, по которой я стала писателем, как раз в этом и состоит. Я хочу разрушить удобные иллюзии, которыми люди окружили себя; хочу разрушить предубеждения и стереотипы; помочь тем, кто не может путешествовать и так, как я, понять другие народы, населяющие этот мир. Ты можешь обвинять меня в чем угодно, но только не в чувстве превосходства над другими культурами. — Казалось, даже воздух вибрировал от ее эмоций, вторя отдаленному грохоту волн и шуму прибоя у них под ногами.

На губах Джека появилась странная улыбка.

— Кроме тех случаев, когда речь идет о каннибалах, — ядовито заметил он.

Застигнутая врасплох, Индия тоже нерешительно произнесла:

— Да, возможно. Хотя как знать: может, когда я засяду за книгу, мой взгляд на проблему людоедства станет менее личным и тогда я смогу посмотреть на это философски.

Взяв ее руки в свои, Джек притянул Индию к себе. На нем были брюки и рубашка, но он, по обыкновению, не застегнулся и полы рубахи болтались теперь, послушные ветру. Индия видела отчаянный блеск его глаз, видела, как поднимаются и опускаются ключицы при каждом его вздохе, видела отблеск лунного света у него на шее.

— Было бы лучше, — хрипло произнес он, — если бы я по-прежнему считал тебя надменной, вздорной шотландской стервой, уверенной в собственном превосходстве над другими и презирающей чужую культуру.

— Почему лучше? — спросила Индия. Ее руки дрожали, но она не делала попыток отнять их. — Потому что так тебе легче было бы держаться от меня подальше?

Джек коснулся ее волос и откинул их назад, открывая шею. На щеке у него появилась уже знакомая ей ямочка.

— А мне-то казалось, что это я — коварный соблазнитель.

— Всего лишь физическое влечение, и ничего больше. — Индия нежно коснулась кончиками пальцев его бородатой щеки. Ей так давно хотелось это сделать! Казалось, она сопротивлялась этому порыву целую вечность, и теперь для нее не было ничего естественнее и приятнее, чем вот так прикасаться к нему. — Ты винишь себя в ее смерти, да? — тихо спросила она. — И в смерти всех остальных островитян, погибших в тот день вместе с ней?

Джек нахмурился, ноздри его раздувались, дыхание участилось.

— А ты разве ни в чем себя не винишь?

Легче всего было бы ответить: «Конечно, нет», — тем самым давая ему понять, что во всем виноват не он, а капитан «Леди Джулианы» и его люди, исполнившие приказ, но Индия слишком хорошо знала, как тяжело жить, когда чувство вины давит, словно камень на шее. Поэтому она лишь сказала:

— Кто может судить себя…

— А я думаю, да. — Тень улыбки смягчила его черты. — Возможно, мне и не дает покоя смерть Тианы, зато ты обвиняешь себя в том, какую жизнь прожила твоя мать. — Он крепко обхватил ее за плечи. — Ты ведь считаешь, что, не будь у нее дочери, она, возможно, ушла бы от твоего отца. Если бы не ты, она не была бы намертво привязана к холодному дому в Эдинбурге, а жила бы совсем другой жизнью, полной приключений, о которых мечтала.