Волшебная сила любви - Патриция Мэтьюз

Ребекка считала себя сильной, и ей всегда казалось, что она способна справиться с любыми превратностями судьбы. Но следует признать, что с настоящими трудностями в жизни ей сталкиваться еще не приходилось. Ребекке все давалось легко, и к жизни она относилась легко. В случае малейшего беспокойства рядом всегда оказывался кто-то, кто мог ее поддержать: родители, Маргарет, приятельницы. Теперь же, разлученная с родителями, не имея возможности довериться Маргарет, тем более что та была больна, и питая глубокое недоверие к Эдуарду и Фелис, единственный, к кому она могла обратиться за помощью, – это Жак.

Они лежали рядом в огромной постели под балдахином, и она с удивлением поняла, что плачет.

Жак повернул к ней лицо, такое грустное в дрожащем свете свечи, и стал нежно вытирать ее слезы.

– Ребекка, милая Ребекка. – Он погладил ей волосы и обнял.

А она с благодарностью спрятала лицо на его плече, в первый раз за много дней почувствовав умиротворение.

Когда пришло утро, Ребекка обнаружила, что находится в той же самой позе.

А потом был завтрак, тоже спокойный и мирный. О ночном визитере больше никто не упоминал. Явилась Маргарет, еще более посвежевшая. И Ребекка впервые за долгое время почувствовала прилив оптимизма. К ней начало возвращаться ее обычное бодрое состояние духа. Конечно, теперь, когда обнаружена тайная галерея, проблему с визитером можно будет легко решить. Вполне вероятно, что это кто-то из слуг.

Они еще продолжали завтракать, когда в холле раздались тяжелые шаги. В комнату вошел Арман, принеся с собой чувство беспокойства и смятения.

– Отец, мне нужно с вами поговорить, – произнес он без всякого вступления.

Вместе с Арманом в комнату ворвалась утренняя прохлада, от него пахло дымом костра и конской сбруей. Ребекка вдруг почувствовала ужасное смущение, вернее, даже стыд.

«Ему известно, что сейчас происходит между мной и Жаком. – Она сразу же вспомнила происшедшее на холме в Ле-Шене со всеми подробностями. – Ведь он тогда все знал, поэтому и говорил так о своем брате. Но почему он не сказал мне правду, а ограничился неясными намеками, которые для меня в то время не имели никакого смысла? Неужели обещание, данное брату, было для него важнее моей разрушенной жизни?»

– Хм, Арман, ты бы мог по крайней мере сказать всем «доброе утро», – сердито бросил Эдуард. – И что за спешка! Ты врываешься сюда, забыв о вежливости, как дикарь.

Арман застыл на месте почти по стойке «смирно». От долгой езды верхом по холоду его лицо раскраснелось.

– Отец, я прошу у вас всего несколько минут.

– Всему свое время. Если ты джентльмен, то должен поприветствовать свою мать, а затем тебе следует сесть за стол и присоединиться к нашему завтраку. И только после этого мы с тобой отправимся в мой кабинет.

Эдуард говорил отрывисто и сухо. Лицо Армана вспыхнуло и покраснело еще больше; он неуклюже сел на стул, который отодвинул для него слуга.

Обмен репликами между отцом и сыном дал Ребекке возможность собраться с мыслями. В результате она решила, что единственный выход для нее – делать вид, что никакой проблемы не существует. Она применяла подобную тактику и прежде, когда возникали неловкие ситуации.

Почувствовав на себе пристальный взгляд Армана, Ребекка подняла глаза и спокойно встретилась с его глазами, даже не моргнув.

Арман придвинул к себе чашку, положил в тарелку кусок ветчины, потом большую ложку мамалыги, взял ломоть кукурузного хлеба, толсто намазал его маслом, а сверху вареньем и, не произнося ни слова, начал быстро есть.

Ребекка перевела взгляд на Фелис. Та сидела с непроницаемым видом, как будто все это ее совершенно не касалось. Сегодня утром она снова с трудом передвигалась, будто ее поразил приступ ревматизма. Ребекка нахмурилась, пытаясь понять, что же мучает свекровь. И почему эти недомогания возникают у нее только здесь, на острове?

После завтрака Эдуард в сопровождении Армана направился в свой кабинет, а Жак удалился в библиотеку, просмотреть прибывшие из Саванны свежие газеты.

Ребекка, Фелис и Маргарет вышли на террасу и сели в кресла, нагретые бледным зимним солнцем, проникающим через стекло. Обычно в это время они занимались вышиванием.

Путь на террасу проходил мимо кабинета Эдуарда. Когда женщины оказались рядом с ним, оттуда донеслись голоса отца и сына. Они разговаривали на повышенных тонах. Отвернувшись, Фелис ускорила шаг.

Солнце уже почти разогнало утренний туман, на террасе было тепло, пьяно пахло зеленью. У каждой из них было свое любимое кресло. Ребекка к своему рукоделию никогда серьезно не относилась. Сейчас она трудилась над ковриком для скамеечки, которая ставилась под ноги. Узор был незамысловатый – бледно-красные розы на белом фоне, – но довольно милый. Ребекка с удивлением для себя обнаружила, что ей нравится вышивать.

Фелис в это утро была очень неразговорчивой, Маргарет молчала, как всегда, и Ребекке тоже совсем не хотелось говорить. Так они и сидели, работая в доброжелательном молчании. Ей, конечно, хотелось обсудить с Фелис проблему тайного хода, но она решила, что в присутствии Маргарет этого делать не следует.

Перебирая в мыслях события того памятного дня в Ле-Шене, она вспомнила рассказ Жака о владельцах сгоревшего дома. Ей также вспомнилось, что Жак поспешил закончить рассказ, так и не поведав, что стало потом с этой несчастной девочкой, родители которой погибли в огне. Может быть, свекровь знает?

– Фелис, у меня к вам вопрос, – неожиданно произнесла Ребекка. – Во время нашего визита в Ле-Шен Жак рассказал нам печальную историю о сгоревшем доме.

Фелис подняла глаза, ее лицо стало еще более мрачным.

– О, это ужасная история. Очень печальная.

– Жак сказал, что человек, который владел плантацией, и его жена – они оба погибли в огне, но уцелел ребенок, девочка. Они с нянькой жили здесь, в «Доме мечты». И она была Эдуарду как сестра.

– Да, это правда.

Фелис начала беспокоиться, Ребекка не могла понять почему. Неужели с девочкой произошло что-то очень страшное?

– Нас потом что-то отвлекло от разговора, Жак так и не закончил свой рассказ, – продолжила Ребекка. – Я вот сейчас вспомнила об этом и решила спросить: так что же все-таки стало с этой девочкой? Вы ее знали?

Фелис медленно опустила на колени пяльцы, и Ребекка заметила, что у нее немного дрожат руки.

– О да, я ее знала, – заговорила наконец Фелис. Голос у нее был спокойный, но в нем появились странные интонации. – Когда мы с Эдуардом поженились, она еще жила здесь. Это правда, она действительно выросла вместе с Эдуардом, и он считал ее своей сестрой.

– А какая она была? Красивая? Фелис сжала губы.