Час цветения папоротников - Гавура Виктор Васильевич "gavura"

Таня не уходила и неожиданно спросила:

— Сергей Федорович, вы не собираетесь в отпуск или увольняться?

‒ Н-нет, ‒ растерявшись, ответил Сергей, почему-то, покраснев.

Таня смутилась и тоже, полыхнув румянцем, поспешно ушла.

Вокруг врача Шереметы собрались врачи и фельдшера, которые были на смене. Сергей подошел и услышал обращенный к ним риторический вопрос Шереметы.

— Стоило шесть лет учиться?

Шеремета был среднего роста, кучерявый и быстрый, с отросшей седой щетиной на щеках. Все не хватало времени побриться. В последнее время он начал сильно выпивать, но на смене пьяным его никто не видел. Он долго смеялся, когда кто-то ему рассказал о пожилых американских футболистах, которые бреются по два раза на день, чтобы тренер или репортеры не заметили у них седой щетины и не выгнали из команды. При этом он сказал: «А я бреюсь раз в два дня. Зачем впустую тратить время? Дальше «скорой» не выгонят».

— А потом каждые пять лет в обязательном порядке повышать квалификацию на курсах, проходить бесконечные аттестации, чтобы в итоге тебе повысили зарплату на три гривны. Это насмешка над нами! — с наболевшей болью говорил Шеремета.

Он был великолепный диагност и не раз изумлял коллег своими «трамвайными» диагнозами, которые ставил с первого взгляда, без расспроса. «У вас, мадемуазель, гепатит. Собирайтесь в инфекционную больницу», сообщал он на вызове старшекласснице. «В какую больницу? Зачем?! Меня только тошнит, ну, и… один раз вырвала». Заметить желтушность склер в полутемной комнате умел только он.

Наблюдательность и опыт позволяли ему с порога спрашивать у пожилого пациента: «Давно у вас камни в почках?» Секрет был прост, еще в прихожей он уловил запах цистенала[20] и, увидев характерное пастозное лицо почечного больного, с ходу ставил диагноз. Не было случая, чтобы его диагнозы не подтверждались. Хотя, в предпосылках их обоснования, зачастую было что-то от ловкого фокуса. Что же касается проведения интенсивной терапии, здесь ему не было равных. Назначенное им, предельно выверенное лечение, спасло жизнь ни одной сотне больных.

— Обидно за такое неуважение к нашему труду. Мы, как спасатели, работаем в экстремальных условиях, всегда на колесах, — горячился Шеремета, — Риск и стресс у нас на каждом шагу, в итоге повысили зарплату на три гривны. Это же особого рода издевательство! Личное оскорбление каждому из нас. И это при таком росте цен, абсолютно на все. Теперь ясно, как Янукович беспокоится о медиках. Неуважение! Такая теперь у нас власть. Нам по закону даже бастовать запрещено и встретиться с этими зажравшимися скотами наверху нет возможности, они ж обычной «скорой» не пользуются. Нам только и остается, переслать «беднякам», управляющими нами, материальную помощь.

В зимой 2004–2005 Шеремета принимал участие в Оранжевой революции, на майдане Незалежности добивался, чтобы «бандиты сидели в тюрьме», а не в Верховной раде. Революция победила, но пламенные вожди революции перегрызлись у государственного корыта, и к власти пролезли те, кто по их обещаниям должен был сидеть в тюрьме, а народ как всегда оказался у разбитого корыта. Сергея все это не интересовало, он был врачом по призванию, и был он совершенно аполитичен, чем гордились старые отечественные доктора.

Шеремете до пенсии осталось несколько недель. «Мог бы еще работать, и силы есть и желание, но не имею права. Доработаю до Нового года, и будем пить отходную», ‒ на днях объявил он. Никто не сомневался в том, что так и будет. Прошлой зимой после тяжелой простуды у него резко ухудшился слух, и он из последних сил тянул до пенсии. Что не услышит от больного, то догадается, или фельдшер на ухо подскажет. А недавно случился казус. Какой-то пациент, спросил у него относительно своей болезни: «Доктор, а я могу от этого умереть?» Недослышав, Шеремета решил, что тот у него спрашивает о наступлении эффекта от сделанной инъекции, и убежденно ответил: «Конечно! Не пройдет и пяти минут». Реакция больного на этот оптимистический прогноз была соответствующей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Как-то на дежурстве Шеремета совершенно серьезно сказал Сергею:

— Больше всего в жизни я жалею, что три года назад бросил пить. Я потерял столько друзей, столько лучших дней потратил напрасно. Их уже не прожить…

Сергею стало неловко от этой нежданной откровенности, и он замял напряг, сказав:

— Понимаю. Сидишь тут, как прибитый гвоздь, поговорить не с кем. А поговорить с тем, кто тебя понимает, праздник почище именин. Теперь никто не понимает друг друга, каждый говорит на своем языке. Муж не понимает жену, дети, родителей. Человек приходит в магазин и просит спичек, а ему дают водку. Когда он начинает объяснять, что ему нужна не водка, а спички, ему дают в морду.

Врач Петренко стоял рядом, внимательно слушал зажигательную речь Шереметы и согласно кивал головой. Он был толст собою, с большими боками, мясистым квадратным лицом и глубоко посаженными маленькими бдительными глазами. На работу он приезжал на собственном «Москвиче», но ехал настолько медленно и осторожно, что быстрее можно было дойти пешком. Несмотря на свою, доходящую до абсурда предусмотрительность, он все равно попал в аварию.

Припарковав машину возле Куриневского рынка, он дремал за рулем, поджидая с покупками жену. О том, чтобы помочь ей донести купленное, не могло быть и речи, Петренко занимался охраной своего «Москвича», и в него врезался какой-то пьяный на «Тойоте». Виновник аварии предлагал ему купить новую машину, но Петренко так любил свой «Москвич», что через суд истребовал его отремонтировать. Машину отремонтировали, но настолько скверно, что Петренко от расстройства едва не заболел.

Тут его сосед, которому Петренко когда-то оказывал первую медицинскую помощь (забинтовал ушибленный молотком палец), в знак благодарности за спасение своей жизни подарил ему ведро клубники со своей дачи. Нашлись очевидцы, которые утверждали, что Петренко даже дул на ушибленный палец своего пациента, (после того как его забинтовал).

Пребывающий в черной меланхолии Петренко начал есть клубнику и так увлекся, что незаметно для себя съел все ведро. Вначале ничего не предвещало беды, ведро ушло, как в прорву. Но это угощение закончилось для него острым расширением желудка. Клубнику пришлось эвакуировать из перерастянутого, лишившегося тонуса желудка, хирургическим путем. На подстанции шутили, что хирурги, вспоров живот прожорливого Петренко, выгребали из него клубнику совковой лопатой.

— Нами утрачено чувство гордости, такие понятия, как честь и достоинство вообще исчезли из нашей жизни. Разрушена наука, культура, искусство. Где украинская интеллигенция?! Все молчат, испугались, попрятались по щелям и ждут, что время негодяев кончится само по себе, — с горечью сказала врач Светлана Александровна.

Глядя на нее, Сергей испытал чувство похожее на угрызение совести, хотя и не понимал почему? Вместо ответа ему подумалось, сколько должен пережить врач, прежде чем судьба в конце его врачебной карьеры забросит его сюда — на «скорую помощь». Светлане Александровне было далеко за пятьдесят. Семьи у нее не было, жила одна, в общежитии. В ней было много нерастраченной материнской доброты и душевной чуткости. Всегда элегантно-подтянутая, собранная, с ухоженными ногтями и желтыми от никотина пальцами.

После окончания мединститута, запомнившегося ему тяжелым бедным студенчеством, Сергей, как закончивший вуз с отличием, пытался заняться научной работой в одной из киевских клиник. Он мечтал об этом с тех пор, когда еще в детстве решил, чему посвятит свою жизнь. Мечта сбылась, но, увы, ничего хорошего из этого не получилось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Медицинская наука Украины к тому времени сдохла и завонялась. Священный огонь правдивого творчества утоп в болоте наживы. За любое, даже рутинное исследование, приходилось платить из своего кармана. Новые методики не внедрялись, а если за счет спонсоров и приобретался какой-то современный аппарат, к нему и близко нельзя было подступиться, пока сынок или дочка, кум или сват руководителей клиники (у них их всегда в избытке) не защитит на нем диссертацию. Без денег или влиятельных родственников о науке здесь можно и не мечтать, будь у тебя хоть семь пядей во лбу. Ему повезло, что он вовремя успел получить высшее образование. Теперь, без взяток, это было бы невозможно.