Бегство от любви - Линдсей Рэчел

— Какое тактичное приглашение!

— А теперь я чувствую себя полнейшим идиотом.

На этот раз наступил ее черед улыбаться.

— Несомненно мы начинаем это вечер на весьма показательной ноте! Но за приглашение спасибо. Я его с удовольствием принимаю. Вот только поднимусь в номер и надену пальто.

Оказавшись в своей комнате, Лесли еще какое-то время раздумывала над тем, а не переодеться ли ей в другое, более нарядное платье, но все же сумела устоять перед подобным соблазном. Но вот отказать себе в том, чтобы надеть пару длинных, блестящих сережек, которые так дивно покачивались при каждом повороте головы, и от которых ее скромный наряд сразу начинал казаться как-то изящнее и утонченнее, она так и не смогла.

Когда Лесли вышла из лифта, Филип тут же подошел к ней, и уже вместе они направились к такси, ожидавшему их у входа в отель.

— И куда мы поедем?

— Во "Францис Канер". Это мой любимый ресторан.

К тому времени уже совсем стемнело, и за окнами мела пурга. На улицах было скользко, и машину то и дело заносило, пока они ехали по узеньким, извилистым улочкам, направляясь в старую часть города. Наконец такси остановилось перед массивной дубовой дверью с табличкой "Францис Канер". Потом Филип вел ее по узкому коридору, из которого они вошли в небольшой зал, где пианист что-то наигрывал на рояле. Они прошли еще дальше, через всю комнату, и заняли столик у стены.

Сев за стол, Лесли с интересом огляделась по сторонам. Они как будто находились в подвале: каменные стены были покрыты белой штукатуркой, а под самым потолком темнели балки. Подоконники, расположенные по всей длине одной из стен, были сплошь уставлены цветочными горшками с буйно зеленеющими в них растениями — это было единственный островок цвета среди океана кипельно белых скатертей.

— Здесь прекрасно готовят, — сказал Филип, передавая ей меню.

Взглянув на немецкие слова, Лесли покачала головой.

— Ничего не могу разобрать. В таких местах как это есть какие-нибудь особые, фирменные блюда?

— Да. И предоставь это мне.

Она согласно кивнула, и тогда Филип подозвал жестом официанта и сделал заказ.

— А я и не знала, что ты так хорошо говоришь по-немецки, воскликнула Лесли. — В клинике…

— Давай не будем о клинике, — резко перебил ее Филип. — Мне так редко удается вырваться из нее, что сейчас мне очень хочется забыть о том, кто я такой, и чем я там занимаюсь. — Он усмехнулся. — А вы всегда принимаете приглашения на ужин от незнакомых мужчин?

— Только от тех, кого мне удается подцепить в лифте, — сказала Лесли, принимая его тон. — И вообще-то, молодой человек, вы мне все так еще и не соизволили представиться.

— Тогда называй меня просто Филип. А тебя как зовут.

— Лесли.

— Очень красивое имя — Лесли.

Они сидели за столом, глядя друг на друга и улыбаясь, и их окружала атмосфера той доверительности, как это было несколько недель тому назад в "Пост-Отеле". Как и прежде он отрешился от своего официального имиджа и все тут же было позабыть, даже тот факт, что его тяжело больная жена осталась в больнице, отделенной от Цюриха не столь большим расстоянием.

— Тебе очень идет черный цвет, — мягко сказал он. — Ты часто так одеваешься?

— У меня нет такой возможности.

— Возможно это и к лучшему — у многих могла бы подняться температура! — Он пристально смотрел на нее. — Что ты сегодня сделала с собой? Ты как будто выглядишь не так как всегда.

— Может быть это из-за сережек.

— Красивые серьги. Недавно купила?

— Что ты! Нет, конечно! Ричард подарил их мне по случаю окончания учебы.

Как только эти слова были произнесены, Лесли почувствовала, что он как будто снова замкнулся в себе, и наступило неловкое молчание, нарушенное приходом официанта, подавшего горячие блюда. Здесь была форель в винном соусе, после чего последовала грудка молочного поросенка, горох и помидоры, фаршированные чем-то белым, по виду напоминающим взбитые сливки, один из которых Лесли решила попробовать.

— Ой! — На глаза навернулись слезы, которые тут же обильно покатились по щекам. Она торопливо схватила стакан воды, одним залпом выпила его, и откинувшись на спинку стула, принялась вытирать глаза. — Боже мой, мне показалось, что я вся загорелась изнутри. Что это такое?

— Соус из хрена, взбитый со сливками. Очень многих это и вводит в заблуждение.

— Ты хочешь сказать, что ты знал об этом?

Он усмехнулся в ответ.

— И поделом тебе. В следующий раз, когда я скажу, что нужно забыть о прошлом, не заводи разговора о своих воздыхателях.

— Нету у меня никаких воздыхателей, — осторожно сказала она и снова отпила глоток воды. — Вот теперь лучше, можно снова приниматься за еду.

За ужином они болтали о чем-то незначительном, и время от времени Лесли начинала напевать мелодии, доносившиеся из алькова, где стоял рояль.

— Хорошо он играет, правда? — сказала она наконец.

— Если у тебя есть любимые песни, я могу попросить его сыграть.

— Мне очень нравится Коул Портер.

— Прекрасно. И мне тоже. Пойдем, скажем ему об этом.

Она встала из-за стола и проследовала вместе с ним к алькову, подождав, пока Филип разговаривал с пианистом, который понимающе кивнул, улыбнулся и заиграл "День и ночь". Филип снова обернулся к ней, и только теперь она заметила, с какой нежностью он глядел на нее. Горели неяркие светильники, и она почувствовала, как он обнимает ее за талию. Она ощутила дрожь во всем теле, но ничего не смогла с собой поделать, а он обнял ее еще крепче.

Он не разжал своих объятий даже когда музыка закончилась. Каждая новая мелодия казалась лучше предыдущей, и Лесли была как будто даже рада, когда Филип наконец отступил назад.

— Может быть пойдем и закончим ужин, — хрипло сказал он. — А потом еще потанцуем.

Снова оказавшись за столом, Лесли принялась с подозрением разглядывать десерт из ежевики, залитой вином и увенчанной сливками.

— Что тебя так беспокоит? — спросил он. — Это вполне безобидный десерт.

— Мне очень интересно, действительно ли это взбитые сливки?

Тогда он первым снял пробу.

— Ну и как, теперь ты довольна?

— Вполне, спасибо. — Она последовала его примеру. — Ты заказал замечательный ужин.

— Я очень рад, что тебе понравилось. Может быть еще чего-нибудь хочешь?

— Нет, что ты. Подумай о моей фигуре.

— Если бы я только мог ее забыть!

Воцарилось неловкое молчание, и Лесли отвела глаза, избегая встречаться с ним взглядом.

— Ты как будто чего-то стыдишься, — сказал он.

— Тебя это удивляет?

— Вообще-то нет. Извини.

— Ничего, все в порядке.

И снова наступила пауза, и тогда он вздохнул.

— Кажется вечер не слишком-то удачно, да?

— Что не слишком-то удачно?

— Наша попытка забыть обо всем и жить одним лишь этим моментом. — Он вытащил сигарету и закурил, мрачно глядя на дымящийся конец. — Я расстроил твои планы на вечер. Тебе следовало бы провести это вечер без меня: по крайней мере тогда ты бы лучше провела время.

Она натужно сглотнула.

— Вот как?

— Черт, что я говорю, нет! Конечно же нет. Тем более, что здесь не принято, чтобы по вечерам сюда приходили женщины без спутников. И тогда ты нарушила бы все правила приличия.

— Ну тогда не жалей, что пригласил меня.

— Я никогда не жалел об этом! — он взял ее за руку. — Пойдем, потанцуем?

Весь остаток вечера они провели в замечательно настроении, которое для Лесли было несколько омрачено ее осознанием того, что всему хорошему когда-нибудь приходит конец.

Стрелки часов перевалили уже далеко за полночь, когда они вышли из ресторана и пошли вдоль одной из узких улочек по направлению к шоссе. Все проезжавшие мимо такси уже везли пассажиров, и Лесли вздрагивала всякий раз когда холодные снежные хлопья попадали ей в лицо.

— Лучше держись за меня, — посоветовал Филип, — а то еще поскользнешься. Такие дороги не приспособлены для того, чтобы на них ходили на высоких каблуках.