Бегство от любви - Линдсей Рэчел

— Я здесь, — откликнулась она, обвивая его руками за шею. — Я здесь, мой любимый.

И снова они были вместе. И в уединенной обстановки его комнаты от ее было стыдливости не осталось и следа, ее тело приникало к его, как вянущий цветок тянется к воде. Он снова и снова целовал ее, ощущая на губах сладость ее поцелуев, чувствуя, какой гладкой и нежной была ее кожа. Его руки нашарили и расстегнули застежку ее платья, и принялись ласкать упругую девичью грудь, и ее охватило столь сильное желание, что она позабыла обо всем на свете, кроме него, кроме своего непреодолимого желания сделать так, чтобы он стал бы частью ее.

— Нет, Лесли, — эти слова были произнесены чуть слышным шепотом, но по тому, как он сказал это, можно было без труда догадаться, что именно имелось в виду. — На еще работать вместе в этой клинике… там Дебора и было бы…

Приложив свои пальцы к его губам, она не дала ему продолжить.

— Я все понимаю, дорогой. И ты прав. Но я так долго ждала — сейчас мне кажется, что я ждала тебя всю свою жизнь.

— И теперь осталось подождать еще совсем немного, я это обещаю.

Дрожащими руками она торопливо одернула сбившееся платье и поправила прическу, прежде, чем снова взглянуть на него.

— Ну и как, теперь-то я хоть пристойно выгляжу?

— Достаточно пристойно для женщины, которая едва не… — он замолчал. — Тебе лучше пойти к себе, пока я еще пытаюсь изо всех сил не забыть о своих благих намерениях!

Покраснев, она взяла сумочку и пальто.

— Тебе не стоит провожать меня до комнаты. Это всего лишь этажом выше.

Выскользнув за дверь, она поспешила по коридору, не обращая внимания ни на что, но тут из одного из номеров вышел мужчина, едва не столкнувшийся с ней.

— Enschuldign Sie mir, — извинился он.

Лесли приняла его извинение, но, когда она повернула, выходя на лестницу, ей показалось, что он провожает ее долгим взглядом.

Когда она вошла к себе в спальню, там уже настойчиво звонил телефон, и тогда, поспешив к нему через всю комнату, она взяла трубку, не удивившись, услышав нежный голос Филипа.

— Я решил позвонить, чтобы просто пожелать тебе спокойной ночи, сказал он.

— А я как раз тоже раздумывала над тем, позвонить ли мне тебе по возвращении в свой номер, или не стоит, — призналась она. — Но мне кажется, я наверное не позвонила бы.

— Отчего же, нет?

— А потому что я все еще не могу поверить, что это случилось на самом деле — что ты любишь меня.

— Я не могу сделать ничего более того, что уже было сделано, для того, чтобы убедить тебя в этом — по крайней мере сейчас. — Он говорил это с такой проникновенной нежностью, что в душе у нее все затрепетало, и она опустилась на кровать.

— Филип, я люблю тебя. Боже, как я тебя люблю, — проговорила она в трубку.

— И я тоже люблю тебя. Я все еще никак не могу смириться с мыслью о том, что ты так близко и в то же время… — Его голос внезапно изменился. Давай лучше поговорим о дне завтрашнем. Так во сколько мы встречаемся завтра утром?

— Может быть за завтраком?

— Нет, — быстро возразил он. — Я хочу, чтобы наш первый совместный завтрак был бы приурочен к особому для того поводу. — Эти слова были произнесены так недвусмысленно, и их значение было столь очевидным, что Лесли была даже рада, что в этот момент он не может видеть, как она смущенно покраснела. — Тогда давай лучше встретимся в холле в половине одиннадцатого, — продолжал он. — Спокойно ночи, моя любимая. Приятных снов.

Раздеваясь, Лесли критически рассматривала свое отражение в большом зеркале, висевшем в ванной комнате; впервые за очень долгое время она занялась подобной самооценкой, придя к выводу, что ей не мешало бы пользоваться услугами косметолога и парикмахера, регулярно наносившись визиты в их клинику. Но она всегда была слишком занята; и теперь, разглядывая в зеркале свой профиль и придумывая себе различные прически, Лесли жалела об упущенном времени. Хотя, почему упущенном? Разве та их парикмахерша не говорила о том, что своему искусству она училась в Цюрихе в салоне как раз при этом самом отеле!

На следующее утро, ровно в восемь часов, Лесли уже сидела, удобно устроившись в глубоком кожаном кресле, в то время как возле нее хлопотали две женщины, со знанием дела пробуя уложить ее волосы и так, и иначе, но каждый раз неизменно отрицательно качая головой и о чем-то тихо переговариваясь по-немецки. Наконец одна из них обратилась к ней по-английски.

— Мы бы посоветовали, чтобы фройляйн доктор подрезала бы волосы чуть-чуть покороче. Тогда овал вашего лица будет казаться мягче.

— Я не имею ничего против любой прически, но только чтобы при этом мне не приходилось бы каждый вечер накручивать их на бигуди.

— Но они у вас вьются сами по себе, — ответ не замедлил себя ждать, и поэтому, выбрав подходящую стрижку, у вас не будет никаких проблем с укладкой. Вы сможете носить как распущенные волосы, так и закалывать их гребнем над шеей.

— Только не гребнем! — Лесли произнесла это настолько выразительно, что женщина улыбнулась и подала знак своей помощнице, которая тут же выложила перед Лесли несколько изящных позолоченных заколок.

— Этим вы тоже сможете закалывать волосы, фройляйн доктор.

Признав свое поражение, Лесли вздохнула, доверяясь опытным рукам парикмахера.

Часы показывали десять, когда она вернулась в свою комнату, чтобы переодеться в свое шерстяное платье бледно-лилового цвета — самое нарядное изо всех — и лишь взглянув на себя в большое зеркало шкафа, она поняла, как разительно вместе с переменой прически изменилась вся ее внешность. Теперь на смену прежнему, привычному отражению заносчивой, надменного вида девушки пришло другое — из зазеркалья на нее смотрело нежное, трепетное создание, казавшееся слишком юным для того, чтобы называть себя врачом. Освобожденные из плена обычного пучка волосы рассыпались по плечам, обрамляя лицо облаком вьющихся темно-золотистого цвета локонов. Еще раньше, решив не останавливаться на полпути, Лесли в довершение ко всему отважилась на смелый макияж, и попутно признав полное свое неведение в подобных делах, попросила парикмахершу показать, как правильно следует наносить купленные ею тут же тени, тушь и контур для глаз.

— У меня никогда не хватит ни времени, ни терпения, чтобы каждый раз проделывать это, — сказала Лесли, после того, как на веки ей были наложены лиловые тени, а ресницы выкрашены темно-синей тушью.

— Всего несколько дней, и вы научитесь сами делать это так же быстро, как я, — ответила девушка. — Тем более, что вам нет нужды клеить искусственные ресницы. Они у вас такие густые и длинные.

Действительно, подумала Лесли, в последний раз придирчиво взглянув на себя в зеркало, собираясь выйти из комнаты. И в самом деле, накрашенные тушью ресницы казались такими длинными, как будто и в самом деле были искусственными, и поэтому затем, уже в лифте, направляясь к ожидавшему ее Филиппу, она обеспокоенно раздумывала над тем, как отнесется он к подобным переменам в ее внешности.

Но в тот момент, когда перед ней раскрылись двери лифта, все ее сомнения развеялись сами собой.

— Может быть мне все это только кажется, — восторженно выдохнул он, но только ты сейчас как будто стала еще красивее, чем была прежде.

— Я просто изменила прическу.

— Это просто замечательно. Ты кажешься такой хрупкой… такой нежной. — Они направились к свободному столику. — Наверное наши мужчины уже вконец ослепли, если допустили до того, что такая женщина как ты еще не замужем. Ничего удивительного в том, что Ричард увивается за тобой.

— Его покорили не столько мои чары…, — она замолчала на полуслове, и он так недоуменно смотрел на нее, что Лесли уже пожалела о том, что дала Ричарду слово никому не рассказывать их с Пат тайны. И тогда она вздохнула от досады. Ведь все равно их отношения было невозможно передать словами.

— Что это еще за вздохи такие? — поинтересовался Филип.

И тогда она намеренно солгала.

— Просто мне кажется, что не совсем честно с нашей стороны говорить о любви, в то время, пока ты все еще женат.