На поводу у сердца (СИ) - Майрон Тори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он же твой друг! — мои глаза сами по себе закатываются.
— И, позволь напомнить, твой тоже, так что лапай его сама, если хочешь, а ко мне не прикапывайся. Я свою часть дела выполнил и еле выжил, пока дотащил его досюда, — его лицо искажается болезненной гримасой, когда он снова присасывается к бутылке.
— Так, может, тебе не следует сейчас вливать в себя это пойло, а лучше поехать в больницу? — озадаченно предлагаю я. Не то, чтобы мне было дело до здоровья этого гада, который уже наверняка придумывает новую месть для меня, однако долю вины за его зверские побои я все-таки ощущаю и потому мне хочется быть уверенной, что в физическом плане с ним все будет в порядке.
— Алкоголь — мой анестезиолог, и он же мой лечащий врач, — выдает он торжественно, побуждая меня еще раз закатить глаза. К чему больница, если этому пьянчуге ни одно лечение мозги вставить не сможет.
— Точно, как же я могла забыть? Тебе же лучше всех известны методы быстрого восстановления, — усмехаюсь я, пожимая плечами, и скидываю сумку на пол, чтобы было удобнее обыскивать второго пьянчугу.
— А у самой-то что с башкой? — спрашивает Эндрюз, дотрагиваясь до пластыря на моей брови, своим жестом заставляя Остина нахмуриться.
— Ничего. Подралась на работе, — отмахиваюсь от Марка, начиная проверять карманы Рида.
— Член, что ли, с кем-то не поделила?
— Марк!!! — рявкаю я, взглядом указывая на то, что мы не одни.
— Да ладно, он все равно ни черта сейчас не понимает.
— Я все понимаю! — протестует Остин, хотя расширенные зрачки говорят о том, что мысленно он находится далеко от этой вселенной. — Я понимаю…
— И что же ты понимаешь? — но я все равно решаю на всякий случай проверить.
— Понимаю… что мы в Энглвуде.
— Уже неплохо, — усмехаюсь я.
— Сидим на полу.
— Ага.
— И ты находишься здесь.
— Это мы тоже уже выяснили.
— А еще ты меня трогаешь.
— Не трогаю, а ищу ключи, — которые вроде бы нащупываю в одном из передних карманов джинсов.
— Трогаешь-трогаешь… — Остин решает поспорить, явно пребывая на своей волне. — Я тоже хочу потрогать. — И после этих слов я резко взвизгиваю от ощущения проворных пальцев у себя под майкой.
— Ты что творишь, Рид?! А ну быстро угомонился! — но он меня не слышит, а лишь ускоряет и усиливает движения пальцев по моей коже. — Нет! Нет! Остановись! Ты же знаешь, как сильно я боюсь щекотки!
— Ты слишком серьезная, Ники… это нужно исправлять, — лепечет он, и я тут же срываюсь на неудержимый хохот, пытаясь оторвать от себя его руки, чтобы остановить щекотку. Однако Остин, хоть и пьяный в аут, силы свои никуда не утратил: схватив за талию, он одним легким движением заваливает меня к себе на колени, вовсю продолжая порхать подушечками пальцев по животу, бокам и ребрам.
— О-о-остин, приекрати-и-и! — скулю я, заливаясь смехом и повторяя попытки вырваться из его атакующих рук, пока Марк безучастно сидит рядом с нами и как ни в чем ни бывало прикладывается к бутылке.
— Не прекращу-у-у!
— Ости-и-ин!
— Не-е-ет! Посмейся громче!
— Дура-а-ак! Я сейчас всех соседей разбужу своим визгом! Хватит!
— К черту соседей! Я люблю твой визг, малышка! — Рид расплывается в пьяной довольной улыбке. — И смех твой тоже люблю очень… Ты всегда должна смеяться, — бурчит он, игриво прижимаясь носом к моей щеке.
Пахнет от него так знатно, словно он не только внутрь в себя заливал литры алкоголя, но еще и искупался в ликероводочном бассейне, а сразу после обвалял себя в куче табачного пепла. И пусть обычно я на дух не переношу этот едкий запах, от которого я сама, вероятнее всего, скоро опьянею, от Остина меня он нисколько не отталкивает.
Мне вообще кажется, что ничто на свете никогда не сможет меня от него оттолкнуть, потому что вот она — грёбаная любовь, что заставляет меня, контуженную на всю голову идиотку, будучи вконец уставшей после сумасшедшего дня, полного драк, ссор и происшествий, лучиться счастьем только потому, что я в грязном подъезде сижу на коленях недосягаемого для меня человека, источающего из себя целый букет ароматов алкогольных напитков, и неконтролируемо смеюсь от его щекотливых прикосновений.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Да, вот такая у меня странная, безусловная и годами причиняющая мне страдания любовь, с которой я ничего не могу поделать, но как бы мне ни хотелось остаться с ним так навечно, нам нужно все-таки успокоиться и поскорее попасть в квартиру, чтобы уложить в постель это пьяное, ничего не соображающее создание.
— Остин! Все! Прекрати! Я же сейчас умру от смеха! — но человеку абсолютно безразличны мои скулящие просьбы, поэтому мне приходится обратиться ко второму: — Марк, мать твою, помоги же мне! Не видишь, что ли? Я вырваться не могу!
— Да вы, должно быть, издеваетесь надо мной! — недовольно сокрушается Марк, но все-таки соизволяет наконец прийти мне на помощь: не без труда встав на ноги и кое-как удержав равновесие, он обхватывает меня руками и резко вытягивает из щекочущих оков Остина, срывая с его уст поток громких, нечленораздельных возмущений.
— Да тихо ты! Не шуми так! — шикаю я, одёргивая задравшуюся майку вниз. — Марк, нужно быстро достать ключи, пока кто-нибудь не услышал его крики. — И под «кем-нибудь» я имею виду своего шпиона, который вполне способен даже с улицы расслышать пьяный ор Остина.
— Может, мне его просто вырубить?
— Очень смешно.
— Я не шутил.
— Он и так завтра помирать будет от похмелья, поэтому давай обойдемся без рукоприкладства. Ключи вроде бы в кармане джинсов, но тебе нужно его поднять на ноги, чтобы я смогла их достать.
Эндрюз устало откидывает голову назад, шумно вздыхает, но все же выполняет мою просьбу.
— Давай, придурок, подъем! — он берет друга под подмышки и рывком приподнимает вверх, на всякий случай плотно прижимая к стене. — Вот так, а теперь стой спокойно на месте. Сможешь?
— Конечно, смогу! Я что, немощный, по-твоему? — фыркает Остин и, к счастью, в самом деле сам удерживает себя на ногах. Но лишь до момента, когда я подхожу к нему и начинаю засовывать руку в его карман. — Моя маленькая девочка, — тихо протягивает он и в желании сгрести меня в объятия перекладывает весь немалый вес своего тела на мои плечи.
Шикарно! Именно то, что надо после изнурительного дня и драки со снежной стервой!
— О-о-остин! Я же сейчас упаду! — сдавленная его тяжестью бормочу я, но, слава богу, уже в следующий миг чувствую облегчение.
— Я кому сказал спокойно стоять?! — Марк вновь отрывает его от меня, прибивая обратно к стене, на сей раз продолжая его удерживать. — Побудь спокойным хотя бы минуту, бля*ь, и не трогай ее! — раздраженно добавляет он, движением головы приказывая мне скорее вытаскивать ключи.
— Ну, да-да… Простите… Я не хотел… Нельзя же… — Остин на миг приподнимает руки в миролюбивом жесте, а затем внезапно схватывает Марка за майку и, притянув к себе, прерывисто выпаливает: — Но ты только посмей ее обидеть… Только посмей… Хоть когда-нибудь… Прибью… Не задумываясь… Сразу же!
— Ты совсем сдурел?! — рычит в ответ Эндрюз.
— Если узнаю, что ты с кем-то еще… сразу же… получишь… по морде… не дам ее обидеть…
— Ты чего вообще несешь? — вмешиваюсь я, пытаясь их разъединить, но Остин не обращает на меня никакого внимания, а лишь продолжает выдавать обрывками какие-то непонятные угрозы, доводя тем самым Эндрюза до крайней точки, когда он не выдерживает и огрызается:
— Слушай, ты задолбал меня, Рид! После суток бойни в тюряге и нескольких часов борьбы с твоим пьяным буяном, мне меньше всего хочется еще слушать о том, как ты печешься о своей ненаглядной сестрице, поэтому, клянусь, если ты сейчас не заткнешься и не успокоишься, я тебе вмажу!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Это я тебе вмажу, если ты ее обидишь!
— Да с хрена мне ее обижать, дебил?! Что ты заладил? Да и хватит уже за нее так переживать! Она спокойно может попросить помощи у другого крутого защитника, чтобы он поквитался со всеми ее обидчиками.
— Марк, замолчи! — охваченная страхом встреваю я, впиваясь пальцами в его предплечье. Еще несколько секунд парни смотрят друг другу в глаза настолько пристально, насколько позволяет их нетрезвая кондиция, а затем Остин переводит свой взгляд на мою руку, прицепившеюся к Марку, и, коротко усмехнувшись, наконец отпускает его.