На поводу у сердца (СИ) - Майрон Тори

— Я не могу позволить вам ночью одной возвращаться домой. Достаточно? — сообщает человек Харта так буднично, будто все это время являлся вовсе не моим преследователем, а телохранителем.

— Недостаточно! И я не верю ни одному твоему слову. Не знаю, что приказал тебе Харт, да и меня это совершенно не волнует! Просто выпусти меня из машины! Я, как всегда, на метро доберусь или пешком по ночным улицам пойду, если потребуется, но никуда не поеду с наемником Адама, — мой голос продолжает предательски дрожать, что не ускользает от внимания мужчины.

— Вы — моя работа, а не заказная цель, поэтому меня вам точно бояться не надо, — и вновь ноль эмоций на лице у долбанного терминатора, отчего вместо успокоения его слова омывают меня новой волной страха.

— А я все равно боюсь, поэтому выпусти меня! Я хочу выйти!

— Нет!

— Сейчас же!

— Только возле дома.

— Это похищение!

— Скорее ваше личное такси.

— Не нужно мне такси! Мне нужно, чтобы и ты и Харт от меня отстали! Останови машину и выпусти меня.

— Нет, не выпущу, и еще раз повторяю: либо вы успокаиваетесь сами, либо я вам помогу, — впервые слышу раздражение в его угрожающем тоне, который мигом заставляет меня сдаться и полностью откинуться на спинку сидения, недовольно скрестив руки на груди.

— Это полный бред! — но отменять возмущенное роптание себе под нос я не собираюсь. — Не понимаю! С каких это пор мистеру Харту есть дело до моей безопасности?

— Всегда.

— Чего? — бросаю косой взгляд на непроницаемый профиль шпиона.

— Всегда было дело, — поясняет он, неотрывно глядя вперед на дорогу.

— Бред! — гневно повторяю я. — Он хочет выбросить меня из дома на самые опасные улицы города, а час назад по его же приказу одна девка чуть голову мне не пробила, а теперь ты говоришь, что его заботит моя безопасность по пути до Энглвуда? Смешно просто, — правда смеяться мне ни капли не хочется, а только бить, крушить и кричать, потому что лживые слова шпиона злят меня, мать его, до алых бликов под веками.

— Я не обсуждаю приказы босса, а выполняю их, — без энтузиазма сообщает мужчина, всем своим видом показывая, что продолжать разговор не намерен. Я же отворачиваюсь к окну, прикрываю усталые веки и весь путь до дома варюсь в своей злости и размышлениях.

Вот этого Адам от всех и желает? Беспрекословного и четкого выполнения его приказов? Молчаливого принятия каждого его решения? Отсутствия пререканий и возражений? Именно это он и требует от своих подчиненных, работников, партнеров и женщин? От всех и везде без исключений?

Если это так, то что это за жизнь такая черствая и как будто запрограммированная, в которой люди, словно машины, должны существовать исключительно по его правилам? Подобная схема, возможно, и имеет место быть на работе для достижения успехов в бизнесе, но она ни в коем случае не может работать в постели, и уж тем более в жизни.

Нельзя только требовать, приказывать и ждать преклонения, при этом не отдавая взамен ничего, кроме щедрого чека с жирненькой суммой денег. И пусть большинству и этого более чем достаточно, чтобы играть по правилам Харта, но, черт возьми, мне непонятно, как ему самому этого может быть достаточно — знать, что женщины готовы пойти ради тебя на все не потому, что искренне любят за все твои сильные черты характера и вопреки целому террариуму, кишащему в твоих мозгах, а всего лишь из-за денег и мистической силы доставлять им сверхъестественное удовольствие?

Только и всего. Ничего больше. Сплошная взаимовыгода, никаких реальных чувств и эмоций.

И если Адаму действительно этого хватает, чтобы быть по-настоящему счастливым, то мне в самом деле становится жаль его. Мысль о такой пустой, ни к чему не ведущей жизни вызывает во мне щемящее сочувствие и одновременно подливает керосина в мою и так бурную ненависть к нему за то, что он так отчаянно желает затянуть меня на несколько месяцев в свою жизнь-пустышку, которая претит каждой клеточке моего существования.

А ведь Адам мог запросто получить меня совсем другим путем — я в самом деле была готова отдать ему всю себя и сделать все, чего он только пожелает, если бы он не предложил мне свой идиотский контракт и сказал, что вся влюбленность, которую я ощущала между нами, — правда, а не простой эффект его «очарования».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но он этого не сделал, потому что я ему нахрен сдалась со своими капризами, истериками, драками, чувствами и желаниями. Я ничего не выдумываю, лишь дословно цитирую его слова, за которые постоянно цепляюсь, чтобы отгонять от себя прочь это агонизирующее, глупое и навсегда потерявшие свою актуальность откровение.

Минут через сорок убаюкивающей езды в комфортабельном салоне автомобиля я уже практически пребываю в полудреме, но стоило только роботу остановить машину рядом с моим подъездом, я тут же пробуждаюсь и совершаю новую попытку выбраться наружу, вновь нарываясь на облом.

— Ты уже справился со своей задачей на отлично, поэтому выпусти меня, — устало требую я, потому как физических сил на новые возмущения уже просто не осталось. Шпион же в который раз пропускает мое требование мимо ушей и, вместо того чтобы разблокировать двери, вытаскивает из внутреннего кармана пиджака смартфон.

— Это на замену Вашему разбитому телефону, чтобы Вы смогли связаться с мистером Хартом, — он кладет мне на колени абсолютно новый айфон последней модели.

— Ты же понимаешь, что я его выкину в первое же мусорное ведро, поэтому возьми сейчас же обратно, — твердо заявляю я, возвращая «подарок» шпиону небрежным броском, мгновенно ощущая резкое похолодание в его глазах бесстрастных.

— Не возьмете — не выйдете из машины, — а от голоса его… Брр… аж мороз по коже. И где только Адам таких, с жутью хладнокровных убийц во взгляде, находит? Уже жалею, что просто не промолчала и не избавилась от телефона на улице, и моя тень словно считывает об этом по выражению моего лица и добавляет: — Выбросите этот — завтра же с утра получите новый. Выкинете второй — получите третий… и так будет продолжаться до бесконечности, пока вам не надоест избавляться от техники.

— А как ты уз…

— Узнаю, — предугадывая мой вопрос, уверенно отвечает он, но добавлять объяснений, как именно ему станет известно об избавлении от телефона, не собирается, заставляя мой мозг взрываться догадками о встроенном маячке слежения или прослушивания в телефоне.

В моем старом тоже, что ли, без моего ведома было установлено нечто подобное? Вероятнее всего, так оно и было, потому что по-другому я не представляю, как Адаму могли докладывать в деталях практически обо всем, что происходит в моей жизни.

Тотальный беспредел и полное нарушение всех личных границ человека — вот что творит со мной Адам Харт из-за своего одержимого желания «просто трахать».

— Ненавижу, — едва слышно цежу я и, сжимая челюсти до зубного скрипа, грубо выхватываю из руки шпиона долбаный айфон, зарабатывая этим жестом долгожданный выход из клетки на волю.

Выхожу, мощно хлопаю дверьми автомобиля, но этого оказывается до боли мало, чтобы выпустить из себя весь гнев на Харта, поэтому, стоит внедорожнику отъехать немного в сторону и занять парковочное место для продолжения своего наблюдения за моим домом, я изо всей силы запускаю в него «яблоком», попадая прямо в заднее окно, которое, к превеликому сожалению, даже не трескается, но хотя бы звуком ломающегося, ни в чем не повинного смартфона мне насладиться удается.

— Теперь ты будешь знать наверняка, что я от него избавилась! И можешь передать своему начальнику, что я буду швырять их в тебя до бесконечности! Так что жду-не дождусь тебя завтра с новым! — ору во всю улицу, обращаясь к водителю автомобиля, который даже голову в мою сторону не поворачивает и выглядит ничуть не удивленным, а скорее даже удовлетворенным, будто все мои действия идут по заранее заготовленному им плану, что мгновенно доводит меня до белой горячки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Разъяренная, врываюсь в подъезд с агрессивными намерениями сбросить на крышу его новой крутой тачки все самое тяжелое, что сумею найти в квартире, но мой воинственный запал мигом утихает, когда, поднимаясь по лестничным ступенькам, я начинаю улавливать мужские голоса, звучащие откуда-то сверху. И чем ближе я к ним подбираюсь, тем четче слышу, что они не говорят, а напевают какую-то лирическую балладу.