Алхимик в Пустыне - Лана Туулли

В обеденном зале уже не обедали. Адепты Мегантира Степенного стояли, повернувшись к забравшейся на стол Далии, которая, размахивая вареным яйцом, громко скандировала:

— Посей сейчас, чтобы выросло позже! Даешь труды на ниве общественного образования! Пожни плоды Разума в макроэргическом пространстве реальности! Даешь преодоление трудностей и открытие тайн множественной Вселенной!

— Ее ведь когда-нибудь побьют, — печально вздохнул рыцарь дальней дороги. Однако по странному стечению обстоятельств желание причинить «акиманке» физический ущерб изъявлял лишь бывший старшина крестьян-мегантирцев. После каждого озвученного звонким голосом ученой барышни лозунга он задумчиво душил деревянную ложку.

А остальные посетители "Пятой подковы" слушали с большим одобрением. В том числе и Николь, и…

— Свободу работникам кухни! — вдруг закричала, забираясь на другой стол, кухарка.

Далия хотела возмутиться, что ее перебивают, но протолкавшийся через ряды агитируемых слушателей кучер решительно сгреб ее в охапку и понес к выходу. Напа, суетливо извиняясь, пробралась следом.

— Позор дар-ррмоедам! — взывала кухарка. Ее речь сопровождалась бурными аплодисментами.

Появление в обеденной зале избитого Курта и перепуганного, подпрыгивающего конюха имело очень странные последствия: Николь вдруг поняла, что, пока она в поте лица старается усыпить и обобрать путешественниц, ненаглядный супруг квасит на пару с корешем. Хозяйка "Пятой подковы" прилюдно закатила Курту затрещину, конюху пообещала семь казней пентийских(12), и, полная чувства духовного родства с последователями Мегантира Степенного, принялась потчевать дорогих гостей пирогами и разносолами…

Правда, ни Далия, ни Напа, ни их верный спутник этого торжества внезапно просветлившихся душ не застали. Черная карета, запряженная черными… хмм… по количеству ног, форме туловища и функциональному назначению — все-таки лошадьми, спешила в Луаз.

5-й день месяца Барса, ближе к вечеру

Луаз

Город, возведенный в центре каменистой равнины, у быстрой маленькой речушки, поражал своим великолепием. Старая часть города, крепость, возведенная в давние времена и сохранившаяся благодаря могущественному волшебству, возвышалась на небольшом пригорке; по кругу от нее располагался Новый Город — жилища именитых дворян, зажиточных купцов, городская ратуша и прочая привилегированная недвижимость. Стену, когда-то защищавшую Новый Город, снесли после того, как Луаз был завоеван Лорадом Восьмым — разобрать остатки оказалось дешевле, чем пытаться отремонтировать. Поэтому граница между собственно городом и предместьями, заселенными ремесленниками и горожанами попроще, была неявной, затертой. А роль городских укреплений сейчас выполнял насыпной вал, украшенный то здесь, то там табличками: "Здесь будет крепостная стена. Внеси посильный вклад в ее возведение!" Судя по тому, насколько выгорела надпись, или жители Луаза задумали строительство стены высотой и протяженностью в Шан-Тяйский Хребет, или все-таки решили обойтись без оборонительных сооружений…

Правда, ворота были. Величественная каменная арка возвышалась среди новых домишек, а торговцы цветами использовали ее в качестве опоры для своего товара.

Заплатив небольшую пошлину и предъявив подорожную грамоту, подозрительно не похожую на ту, что демонстрировалась на выезде из Талерина, путешественницы въехали в столицу восточной провинции Кавладора.

После краткого знакомства с историей войн последнего царствования у Напы Леоне сформировалось твердое убеждение, что жители мятежного города, попытавшегося объявить о своей независимости и выйти из-под власти династии Каваладо, должны испытывать стыд, или хотя бы неловкость за свой самоуправный поступок. Да, позиция горожан понятна, Ранну Четвертому Сонному не следовало злоупотреблять своим королевским статусом и проигрывать провинцию Луаз пелаверинскому герцогу Роберто Третьему(13) в карты. Но короли Кавладора — думала Напа, — так извинялись! Ведь можно было их простить!

Вместо этого спор о том, кому принадлежит Луаз и ближайшие земли, Пелаверино или Кавладору, дошел до логического абсурда; а уже с абсурдом справился Лорад Восьмой, решительно завоевавший Луаз — фактически у себя самого, и положивший конец всяким там попыткам сепаратизма.

В свое время Напа слышала рассказы о Луазской Кампании и от родственников, которые продавали оружие и доспехи обеим враждующим армиям, и от непосредственных участников событий — в частности, ветеранов партизанских отрядов гномов провинции Триверн; да и Фиона, помнившая прошедшую войну по рассказам отца, много подробностей поведала… Маленькая гномка внутренне была готова к тому, что в Луазе ей придется проявлять чуткость, тактичность и сдержанность, чтобы лишним словом или намеком не напомнить горожанам о гражданском конфликте тридцатилетней давности.

Вместо этого, к откровенному ужасу юной Кордсдейл, буквально на каждом шагу попадались свидетельства прошедшей войны.

"Здесь стояла правая нога короля Лорада VIII, когда он командовал штурмом Луаза," — прочитала гномка на бронзовой табличке, утопленной в мостовой. "На этом месте располагалась батарея бомбард, залп которой едва не оторвал королю Лораду VIII голову", — памятная доска у основания дома. "Купите на память о визите в наш замечательный город стрелу, которая чуть не изменила исход Осады Луаза!" — зазывал уличный торговец. Аргумент, что "это не кузнец выпил лишнего, а предыдущий владелец выщербил меч, воюя за Луаз", был самым частым в оружейных рядах. "Персонал одобрен *ским полком", — прочитала Напа на двери какого-то заведения, но Далия почему-то напрочь отказалась объяснять, услуги какого рода привели в восторг бравых вояк.

А в остальном город Напе понравился. Конечно, не родной Орбурн, где на каждом углу стучит кузнечный молот, но тоже неплохо. Улицы, опять же, широкие, — заметила гномка. Чтоб проехать по этим улицам, карету не приходится разбирать на половинки…

Оставив лошадей и экипаж на попечение их молчаливого надежного спутника, Далия вместе с Напой отправились "разведывать что-нибудь относительно Симона Пункера", как выразилась мэтресса. Правда, госпожа алхимик не стала ни искать родственников старика Пункера, ни объяснять им, что тот первую половину жизни был дипломированным историком, виднейшим специалистом по Империи Гиджа-Пент.

Вместо этого Далия и Напа прогулялись по кварталу, в котором продавали золото, серебро и антиквариат, перекусили в трактире, хозяин которого, по слухам, играл с покойным мэтром Симоном в "Короля и Звездочета" каждую субботу в течение тридцати лет. Наслаждаясь мороженым с миндальной крошкой и прохладной тенью, дарованной диким виноградом, Напа с любопытством рассматривала жителей Луаза.