Дервиш света - Михаил Иванович Шевердин

спокойствия зависит от дастархана. А теперь скажем: «О-омин обло!» — и займемся делами. Господин бек, проводите нас в соответствующее помещение, где можно без помех обсудить важное и неважное, серьезное и несерьезное.

Запахнув полы богатого своего халата, он прошествовал — иначе не скажешь — в летнюю мехмонхану гиссарского бека.

XIII

На лезвии его меча — грань серьезного и игры.

Абу Таммам

Парадная мехмонхана гиссарского бека была обставлена как полагается к приему важного сановника государства.

Пол посреди комнаты устилал очень дорогой кашмирский ковер, который называется миона. Вдоль боковых стен простирались два боковых ковра, не менее ценных — канорэ, а напротив почетное место украшал совершенно поразительной выделки ковер сарандоз.

Вот сюда-то и направился Сахиб Джелял, ведя под руку доктора и приглашая усесться на шелковых ханатласных курпачах.

— Богато живете, господин бек, — проговорил он, обводя взглядом алебастровые резные стены и хрустальную люстру, свисавшую с расписных болоров потолка. — Доходы, господин бек, от вас в казну эмира, — да благословит его аллах, — поступают исправно? Однако нам известно, что к высокому престолу вы ежегодно не доставляете и половины причитающихся налоговых сумм с Гиссарского вилайета. Пишете их высочеству эмиру разные там кляузные отговорки…

— Да, наши земли оскудели. Райя — черный люд — нагло отказывается платить налоги.

Бек не удостоился приглашения визиря и стоял на коленях на боковом ковре-канорэ в выжидательной позе.

Лицо Кагарбека налилось кровью и покрылось потом. Уже то, что визирь не пригласил его с собой на сарандоз, плохой признак. А тут еще в мехмонхану ввалился, гремя оружием, в белом одеянии начальник личного конвоя Сахиба Джеляла, состоявшего из десятка белуджей.

Не дожидаясь ответа, визирь распорядился:

— Пригласите старейшин Каратага! И свое блюдо с угощением пусть возьмут с собой.

Бородачей каратагцев Джелял усадил на шелковые курпачи, в ряд с собой и приказал:

— Хозяин, как же без дастархана, а?

Казалось, сейчас из пофиолетовевших щек и шеи бека Абдукагара брызнет кровь. Сопя, он неловко разостлал дастархан.

— Подать каратагское угощение!

Есаул Недоносок исчез и тут же, кривляясь и хихикая, появился, неся на вытянутых руках блюдо с копытами.

— А теперь, почтенные, угощайте вашего хозяина! А ты, бек, кушай!

— К… как можно?! — завопил Кагарбек.

— Плохо угощаете! — обратился к каратагцам визирь. — Кушай, бек!

Абдукагар трепыхался всей тушей, сидя по-турецки перед блюдом. Он уже не смотрел на визиря, а боролся с чернобородыми, которые вдруг рассвирепели и, вцепившись в плечи бека, совали ему в рот, в лицо, в бороду протухшие коровьи копыта.

Бека тошнило. В глотке его бурлило и клокотало.

Толпившиеся у порога люди, в том числе и бекские нукеры, растерянно молчали.

Джелял твердил:

— Плохо угощаете! Плохо!

Кто-то подобострастно воскликнул:

— От груза сопит бык, а хозяину смешно!

Потерянно Сергей Карлович то вынимал носовой платок из кармана, то лихорадочно засовывал обратно.

— Эй, есаул, — приказал визирь Сахиб Джелял, — поддержи-ка беку руки. Очень он размахался. Да скрути их веревкой, быстро! Покрепче! А ты, бек, ешь! Не отказывайся, Нельзя отказываться.

Кагарбек повалился вперед и зарылся лицом в дастархан. Он брыкался, но железнорукие горцы приподнимали его и совали лицом в блюдо.

— Слушайте со всем вниманием, почтенные аксакалы города Каратага, испытавшего гнев аллаха! — наконец объявил визирь Джелял. — Ваши жалобы дерзки и непочтительны. Ибо все от бога, но несчастья, постигшие по воле аллаха Каратаг, усугублены этим неразумным беком по имени Абдукагар. Истинно!

«Положи на серебряный поднос голову пса, и все равно она скатится на землю».

Да знают это все, незаконно завладевшие властью! Мудрый эмир Сеид Алимхан недоволен положением дел в Гиссарском вилайете и послал нас, дабы мог он рассмотреть нашими глазами — очами своего визиря, — где причины и бедствия всех бед, постигших город Каратаг. Самовольство и спесь бека Гиссарского — другая причина. А посему слушайте наше решение.

Он поднялся во весь рост и с высоты своего величия провозгласил:

— Аксакалов каратагских схватить, связать, отвезти в Каратаг и казнить.

Что-то вроде рыдания послышалось в мехмонхане. Присутствующие — каждый по-своему — реагировали на слова визиря. Возмущенный до глубины души доктор воскликнул:

— Нелепица!

— Остановитесь, Джелял!

Голос, раздавшийся со стороны дверей, заставил всех повернуться. Все изумленно смотрели на Геолога, стоявшего в своем живописном одеянии каландара на пороге и воздевшего высоко к притолоке свой посох.

Невольно доктор поднял руку, словно этим жестом он мог остановить столь неосторожно вмешавшегося в разговор Геолога.

А он, весь возмущение и негодование, с силой опустил посох на квадратный кирпич пола так, что искры посыпались и звон пошел по мехмонхане.

Он воскликнул:

— Где твоя справедливость, Джелял? Как ты можешь!?

— Кто ты?! — спросил Мерлин. Он таращил глаза на дервиша.

Трудно допустить и на мгновение, что он узнал в дервише политкаторжанина Геолога, своего старого врага, разыскиваемого многие годы полицией, хотя бы потому, что присутствие его в далеком Припамирском бекстве было просто невероятно, немыслимо. Но уже сам взбудораженный тон протеста — и кого, какого-то нищего — взбесил полицейского. И он по привычке, почти инстинктивно рявкнул:

— Молчать!

Он даже попытался подняться с курпачи, но сидевший рядом визирь Сахиб Джелял опустил ему на погон руку и взглянул на доктора.

— Да пребывает мир во славу вседержителя в покое! Да не войдет гнев в наши сердца, ибо слово сказал почтенный, святой…

Он еще говорил медленно, важно, снисходительно, а доктор, вскочивший с места, стремительно, по-молодому, уже шел по коврам через всю мехмонхану.

— Да это же наш рабочий, санитар. Мой работник. Что с тобой, уважаемый? У тебя жар? Приступ малярии. Пойдем же. Тебе, дорогой, надо в лазарет. Тебе надо лежать. Нельзя же с температурой… — Бережно, даже ласково доктор взял под руку Георгия Ивановича и потянул к выходу. — Минуточку. Нельзя же так горячо! Прошу. Эй! Алаярбек, проводите беднягу. Да быстро доставьте больного в лагерь. Уложите на койку. Я сейчас тоже поеду. Только вот закончим беседу с господином визирем.

Он вернулся на свое место, а Сергею Карловичу, все еще таращившему глаза, сказал спокойно:

— Тут, в Гиссаре, такая лихорадка. Больные впадают просто в бешенство. Конвульсии, вопли.

— Откуда он у вас, Иван Петрович? Где-то я его видел? Как его зовут?

— Дервиша этого?

— Да. А он дервиш?

— Он из ордена накшбендия. А монахи этого ордена дают обет милосердия, ну вот он… Его зовут… кажется, не помню. Он помогает нам ходить за ранеными… Да вот заболел…

Ничуть не интересуясь, что там говорят доктор и Сергей Карлович, бек гиссарский, с торжеством задрал бороду, выпрямился, выпятил живот так, что заблестели на малиновом бархате бекского пояса драгоценные камни в