Второй сын - Эми Хармон

– Ты никому не расскажешь? – спросила она, хотя и понимала, что он будет молчать.

Он помотал головой.

– Хорошо. Мастер Айво может решить, что я должна стать хранителем… но мне хочется сохранить волосы.

Он рассмеялся.

– Он боится тебя. Король… боится тебя, – сказала она.

Она не стала говорить, откуда узнала об этом, но Байр кивнул, словно и раньше об этом знал, и нырнул в туннель. Стена со скрипом повернулась у него за спиной.

* * *

Он тебя не тронул?

Поведав Хёду о том, как ночью пела для короля, она услышала в его голосе отчетливый страх.

– Нет. Он меня не тронул. Он ударил Байра. Но Байр не оставил меня с ним.

Когда Байр покинул святилище, она не вернулась в спальню. До рассвета оставалось совсем недолго. Петух уже пропел. Она прошла через сад и вышла за ворота в дальнем его конце, ободренная внезапно обретенной свободой и рассветным небом цвета лаванды.

Хёд уже не спал, она в этом почти не сомневалась. Коснувшись пальцем колючки на кусте терновника, она смотрела, как на коже набухает капелька крови. А потом она принялась обводить руну и звать его, напевая колыбельную, с которой началась эта ночь.

Почему Байр ему не ответил? Он убивал людей голыми руками. Он мог бы себя защитить.

Хёд говорил так, словно сам хотел убить Банрууда. Но он сам слишком хорошо знал ответ на этот вопрос.

– Он король, – сказала Гисла. – А Байр не хочет себя защищать.

Он хочет защищать всех остальных.

– Да. – Почувствовав, что вот-вот заплачет, она сморгнула слезы. Слезы не помогут ей снова стать целой, не исправят всех бед Сейлока. – Разве есть что‐то более могущественное, Хёд?

Более могущественное, чем что, Гисла?

– Чем страдания? Они одолели даже короля… а ведь он причинил столько боли.

Что ты видела, пока пела ему?

– Я видела Дездемону.

Дездемону?

– Мать Байра.

Покажи ее мне, прошу.

Она принялась тихо напевать колыбельную, только мелодию, без слов, так же, как для короля, и сосредоточилась на мерцавшем образе, который увидела у него в голове. На черноволосой красавице с мечом в руке, в утробе которой рос ребенок. Но потом выпустила образ на волю и вся отдалась во власть старой песни Сонгров и рассветного неба над головой. Она слишком устала от демонов, мучивших короля.

Я вижу самое прекрасное небо, прошептал Хёд.

– Ты видишь мое небо?

Да, выдохнул он. Какого оно цвета?

– Здесь много цветов.

Это радуга?

– Нет. Я вижу синий, и черный, и лиловый, и фиолетовый, а там, внизу, над холмами…

Золотой.

– Да. Там встает солнце.

Она продолжала напевать свою песню, показывая ему все, что видела сама.

Гисла, твоя сила растет.

Она усмехнулась, сухо и резко.

– Странно, правда?

Что странно?

– Я слышу мысли короля, могу усыпить его своим пением. И все же я его пленница.

Да. Я думаю… все мы… его пленники. Гисла?

– Да?

Пообещай, что не сдашься.

– Обещаю, что не сдамся сегодня.

* * *

Разговор с Гислой растревожил Хёда. Поднимаясь от пляжа вверх, к пещере, он почувствовал, что совсем не хочет встречаться с Арвином. Хёд еще не ложился. Он редко спал, пока спал Арвин.

– Скоро мы с тобой отправимся в Адьяр, – объявил Арвин.

– Я не хочу в Адьяр.

– Но я нашел тебе нового учителя. Он научит тебя ловко обращаться с посохом. Использовать его вместо оружия.

Значит, Арвин подыскал еще одного воина, который будет пытаться убить Хёда. А Хёду нужно будет во что бы то ни стало остаться в живых. Он вернется обратно в пещеру весь израненный и избитый, но ни на волосок не приблизится к тому, чтобы понять, как применять свои умения в жизни.

– Однажды верховный хранитель призовет тебя, Хёд. Ты должен быть готов, – предупредил Арвин. Эти слова он говорил ему уже тысячу раз.

– Зачем ему призывать меня, мастер? – со вздохом спросил Хёд.

Арвин фыркнул, подметив мрачный тон Хёда.

– Я тебе говорил. Говорил много раз.

– Скажи еще раз.

– Твоя мать привела тебя в храм. Она была больна. Ею двигало отчаяние. И она попросила мастера Айво тебя исцелить. Но верховный хранитель тебя узнал.

– Узнал меня? – Хёд чуть не расхохотался.

Всякий раз, когда Арвин рассказывал эту историю, она обрастала новыми, все более яркими и впечатляющими подробностями.

– Да! Он знал, что тебя послали боги. Тебя послал сам Один.

– И тогда он отправил меня сюда, к тебе, чтобы я здесь ждал, пока понадоблюсь Сейлоку, – заученно повторил Хёд.

Он устал. Сейлоку нужны были дочери, а не слепец, способный ловко крутить посохом и чертить руны.

Но Арвин уже разъярился:

– Не смейся надо мной, Хёд.

– Я не над тобой смеюсь, Арвин. Я смеюсь лишь над самим собой.

– Подожди, – прикрикнул на него Арвин. – Однажды ты все поймешь. И будешь благодарить меня за то, что я в тебя верил, а свою мать – за жертву, которую она принесла.

– За жертву, которую принесла моя мать, – прошептал Хёд.

Он уже давно не думал о Бронвин из Берна. Он не мог представить себе, какой была его мать. Арвин рассказывал, что она была молодой, красивой и одинокой, но сам Хёд почти ничего не помнил. Она привела своего маленького слепого сына к хранителю пещеры и почти сразу умерла. Арвин похоронил ее на поляне близ пещеры и поставил на ее могиле валун.

Хёд попытался собрать воедино воспоминания о матери. Вместо этого в голове у него возник образ, но не его матери, а Дездемоны. Гисла показала ему все, что сама увидела в мыслях короля. Дездемона. Дева со щитом. Мать Байра. Она тоже умерла. И тоже принесла себя в жертву сыну, Хёд в этом не сомневался. Быть может, как раз это роднило его с мальчиком из храма.

– Хорошо, мы пойдем в Адьяр, – уступил он. На какое‐то время путешествие его отвлечет.

– Вот и славно, – отвечал Арвин, мгновенно смягчаясь. – Верь мне, Хёд. Верь мне, и, когда придет время, ты будешь готов.

11 туннелей

Начался королевский турнир, и склон Храмовой горы запестрел радужным разноцветьем красок. Гисла мысленно показала все это Хёду: шатры, шумные толпы, людей из всех кланов Сейлока, теснившихся, чтобы поглазеть на храмовых дочерей и получить благословение от хранителей.

– Сейчас паломничество совершают почти одни только мужчины. Бесконечные ряды мужчин, – рассказывала Гисла. – Они хотят коснуться наших рук, бросают к нашим ногам цветы. Один мужчина накинулся на Элейн и повалил ее на землю. Стражи храма оттащили его и заковали в колодки