Возвращение «Викинга» - Петер Жолдош

— Сыновья Большой Небесной Рыбы все колдуны? — вдруг спрашивает Ного, глядя мне в глаза.

— Почему ты так думаешь?

— Они много умеют. Много знают. Дерево несет их по реке. Дерево будет убивать антилопу…

— О, сыновья Большой Рыбы еще не то тебе покажут. Ты только внимательно смотри и запоминай…

Так проходят день за днем. В честолюбивом замысле цивилизовать дикаря я обретаю смысл жизни, в то время как сам я, безусловно, регрессирую: вот сейчас изготавливаю, например кремневые наконечники большого размера…

Я так погрузился в эту работу, что забыл о рыбалке. Ного звал меня обедать и, поскольку я не торопился, один умял все, что оставалось от ужина, а оставалось достаточно. Мне казалось, что хватит на весь день. Теперь он с унылым выражением топчется передо мной и напоминает, что надо наловить рыбы.

— Стань подальше, — нетерпеливо ответил я, — не видишь — осколки летят в лицо.

— Нужно поймать рыбу, — упорствует Ного.

Я рассердился. Дело в том, что делать наконечники из кремня — это адская работа. Я когда-то вычитал, что люди каменного века владели секретом отдавливания осколков. Не знаю, как это у них получалось. Приноравливаюсь по-всякому. Безуспешно. Бью камнем по камню, стараюсь отбивать мелкие кусочки. На левой руке кровоточат все пальцы. Иногда, заканчивая наконечник, решаю, что вот этот бугорок надо бы снять. Бью по нему — и с таким трудом почти завершенное изделие разламывается пополам. Тут я начинаю в голос поминать всех чертей и их родителей. Ного смотрит на меня с разинутым ртом. Он принимает мою ругань за шаманское заклинание. Я осматриваю обломки и соображаю, нельзя ли из них сделать два наконечника для стрел. А Ного опять о своей рыбе.

— И чего ты ко мне привязался! — ору на него, теряя терпение, Хочешь рыбы — лови ее сам!

— Ного не умеет, — говорит он обидчиво.

— Почему не умеет? Ного видел, как Грегор ловит рыбу? Пусть делает так же… Вот тебе шнур с крючком, вот кусочки мяса. Иди и лови!

— Ного не умеет колдовать!

— Здесь не надо колдовать. Надо все делать, как делает Грегор, — и рыба сама на крючок полезет.

Ного насаживает на крючок ломтик подванивающего мяса и забрасывает в реку без всякой надежды на успех, будто поймать рыбу для него не главное. Главное — исполнить требование Грегора. Через четверть часа торжествующий крик туземца распугал всех птиц в окрестностях:

— Ного поймал рыбу!

Ну вот, еще один шажок Ного по неторной тропинке цивилизации. Маленький шажок, но как он меня обрадовал! Того, что Ного научился делать рядом со мной, уже достаточно, чтобы стать на голову выше и вождя, и шамана, а то и обоих, взятых вместе. Мой современник, читая это, снисходительно ухмыльнется: подумаешь, сенсационное достижение! И действительно, что здесь особенного? Леска, крючок, наживка… Забрасывай, жди, тащи… А я жалею, что, учась в университете, не удосужился позаниматься предысторией человека. Я сейчас смог бы точно сказать, сколько понадобилось человеку тысячелетий, чтобы изобрести крючок для ловли рыбы.

Похоже, туземцу понравилось удить рыбу… А для меня это обернулось осложнениями. Наблюдая жизнь плоскоголовых, я был вначале поражен их непрактичностью: когда они добывали вдоволь пищи, ничего не оставляли про запас, даже на следующее утро ничего не оставалось. Пожирали все подряд. Знали только две крайности: обжорство и голод. Середины не было. А в промежутке между крайностями — случайные гусеницы, малосъедобные корешки, яйца пресмыкающихся… Мясо доставалось не бог весть как часто — серьезная дичь быстронога. С камнями и дубинками за нею не угонишься. Племя постоянно голодало.

С тех пор, как мы вышли к Большой Реке, у нас не было проблем с питанием. Рыбы в Реке — видимо-невидимо. Я и ловил ее ровно столько, сколько нам было нужно для еды. Теперь положение изменилось — Ного почти все время сидит с леской над водой. Он оказался на редкость удачливым рыбаком. Весь плот завален рыбой, — а я ведь с такой любовью следил за чистотой! Запах рыбы, как свежей, так и портящейся, преследует меня повсюду; рыбьим запахом пропиталось все вокруг — от Ного до последнего прутика в крыше нашего шалаша. Дошло до того, что ночью не могу уснуть — выхожу на песок и подставляю лицо свежему ветру. Если у меня дойдет до отвращения к рыбе, я пропал. Разве что лук выручит — буду питаться мясом…

Этот запах, должно быть, и привлекает рыбу. Ного за каких-нибудь десяток минут добывает полдюжины рыб, и все крупные.

Однажды я не выдержал и сбросил всю рыбу назад, в реку. Ного смотрел на меня так, словно я и его хочу сбросить вслед за его добычей.

— Ного, надо ловить столько рыбы, сколько мы съедим.

— Завтра рыбы не будет.

— В Большой Реке рыба будет всегда. В Большой Реке рыба не кончается. А ты ловишь больше, чем надо. Она портится, гниет. У нас был чистенький плот, а теперь смотри, какая вонь. И сам ты — сплошная вонь.

Ного усиленно шевелит ноздрями:

— Где вонь?

Допускаю, что у нас различные представления о том, что такое вонь. Но запах гниющей рыбы — из всех воней вонь. Один туземец Ного этого не понимает. Что ж, придется мне опять обратиться к запрещенным приемам:

— Ного, ты хочешь рассердить Большую Небесную Рыбу?

Ного решительно замотал головой, отрицая даже возможность такого желания.

— Так вот, дух Большой Небесной Рыбы и дух Большой Реки всегда будут давать нам рыбу, чтобы мы были сыты. Но ты ловишь больше, чем мы съедаем. Рыба воняет. Большая Рыба и Большая Река сердятся… Сколько ты должен съесть рыбы, чтобы насытиться?

Ного выбрасывает руку с растопыренными пальцами:

— Вот столько!

— Ну и аппетит! — я выражаю неискреннее удивление. — А мне нужно вот столько, — показываю один палец. — Вот столько и лови!

Предобеденный урок плавания пропал. Ного лежит, охая, в шалаше и жалуется на боль в животе, а живот — как бочка. Еще бы, съесть столько рыбы! Если бы я не знал, на что способны желудки туземцев, я подумал бы, что моему товарищу конец.

Когда я выбрасывал в реку разлагающуюся рыбу, то увидел, что вода забурлила, как в кипящем котле. Вся окрестная рыба собралась на пир. На это обратили внимание и птицы-рыболовы. Они кружились над плотом, шугали в воду. Некоторые ухитрялись перехватить выбрасываемую добычу в воздухе. Мне пришло в голову, что моим стрелам, чтобы выдерживать точность в полете, не хватает оперения. И тогда я сложил оставшуюся рыбу кучкой на краю плота, а сам, взяв готовый лук и несколько стрел, спрятался за шалашом. С четырех метров, думаю, не промахнусь, а заодно испытаю оружие.

Птицы довольно долго не могли преодолеть страха перед нами, с криками летали над плотом и не решались полакомиться нашей рыбой. Может быть, их отпугивали стоны Ного?