На дальних подступах - Сергей Кабанов

В течение суток 21 июня истребители четвертой эскадрильи капитана Л. Г. Белоусова барражировали над базой, охраняя ее с воздуха.

Наконец, в 23 часа 53 минуты командующий флотом ввел оперативную готовность номер один.

В военно-морской базе Ханко готовность номер один фактически уже была введена.

Вот что рассказывает об этих днях один из командиров ханковского ОВРа Иван Андреевич Сафонов, в то время лейтенант, помощник командира катера МО-312 (этим катером командовал Иван Васильевич Ефимов):

«Со вторника последней недели перед войной до субботы 21 июня почти весь офицерский состав ОВРа, исключая дежурную службу, занимался изучением шхерного района плавания в акватории базы, так как описания фарватеров нам не дали, откорректированных карт не было, местное навигационное ограничение и оборудование финны нарушили. Изучали район так: утром во вторник все офицеры на моторном катере со шлюпкой на бакштове, взяв запас продуктов, вышли в поход; с катера, а в опасных местах из шлюпки, футштоком промеряли глубины, определяли места подхода к островам, возможных укрытий и якорных стоянок, и все это наносили на карту; ночевали на островах, на кострах готовили пищу. Так обошли все шхеры к северу и северо-востоку от Ханко. Эта работа пригодилась нам потом, во время войны, когда катера МО несли дозоры, высаживали и прикрывали огнем десанты, сами укрывались от артогня противника. Из похода вернулись под вечер в субботу. Весь личный состав, кроме дежурных, был уволен в город. Пошли в Дом Флота. Около полуночи нас срочно собрали в штабе ОВРа, куда мы пришли в выходной форме. Нам объявили о фактической оперативной готовности № 1. Мы переоделись в повседневную форму, надели через плечо сумки с противогазами, получили боевые документы, дополнительный боезапас, горючее, привели катера в боевую готовность № 1. Один из катеров был тотчас выслан в боевой дозор. А утром в 8.00 мы узнали, что началась война с Германией».

В эту же ночь начальник штаба базы подписал нашу первую разведсводку на имя начальника штаба КБФ. Гангут доносил: посты СНИС ВМБ Ханко около часа ночи 22 июня наблюдали три неизвестных больших корабля, идущих курсом от острова Даго на норд-вест в шхеры; предположительно — крейсер и два эсминца.

Эта разведсводка была послана в Таллин вне всякой очереди. Но штаб флота не репетовал ее по флоту, что, возможно, и вызвало тяжелые последствия.

На следующую ночь крейсер «Максим Горький» и два эсминца под командованием начальника штаба ОЛС (Отряда легких сил) КБФ капитана 2 ранга Ивана Георгиевича Святова вышли из Рижского залива к устью Финского залива с задачей: прикрыть корабли, вышедшие из Таллина для постановки минных заграждений. Утром 23 июня на подходах к Хийумаа крейсер «Максим Горький» подорвался на вражеской мине и надолго вышел из строя. Потом на другой мине подорвался эсминец «Гневный» и затонул. Надо полагать, что наши корабли попали на минное заграждение, выставленное несколькими часами раньше теми тремя неопознанными кораблями, которых обнаружили наши посты СНИС. Мне трудно судить, по чьей вине так произошло, но наше донесение не вызвало соответствующей обязательной реакции штаба флота.

Иван Георгиевич Святов уже после войны рассказал начальнику штаба нашей базы П. Г. Максимову, что никакого предупреждения о неизвестных кораблях, побывавших в ночь на 22 июня возле Хийумаа, он не получал.

Недавно, читая перевод книги Ю. Мейстера «Война на море в восточноевропейских водах 1941–1945 гг.», изданной в 1957 году в Мюнхене, я понял, что эта ночная минная постановка была противником заранее спланирована и его минными заградителями быстро осуществлена.

В 4 часа 50 минут 22 июня Военный совет КБФ объявил по флоту: «Германия начала нападение на наши базы и порты. Силой оружия отражать всякую попытку нападения противника».

В шесть часов утра 22 июня с Ханко ушли три последние подводные лодки. Зачем они понадобились в Палдиски, мы не знали. Ведь на подходах к шхерному фарватеру, ведущему к Турку, мы все время обнаруживали корабли под германским флагом.

Началась война. Казалось бы, место лодок как раз на Ханко, чтобы действовать в районе Або-Аландских шхер. Надо было, как нам казалось, их усилить, но штаб флота принял иное решение.

Охрана водного района (ОВР), которой командовал Капитан 2 ранга М. Д. Полегаев, с 3 часов 30 минут начала нести дозорную службу. В дозор западнее острова Руссарэ был выслан катер МО-313.

ОВР базы был маленьким, в его составе было всего три катера МО-311, 312 и 313. Между тем в базе находился целый пограничный дивизион таких же МО-236, 237, 238 и 239. Ими командовал старший лейтенант Григорий Иванович Лежепеков, подчиненный морпогранохране.

Поскольку началась война и Указ Президиума Верховного Совета ввел в стране военное положение, я своим приказом немедленно объявил: все находящиеся на полуострове Ханко воинские части, независимо от принадлежности к разным ведомствам, в целях создания единства командования, необходимого для выполнения боевых задач, стоящих перед базой, подчинены мне. В соответствии с мобилизационным планом дивизион пограничных катеров старшего лейтенанта Г. И. Лежепекова я подчинил командиру ОВРа капитану 2 ранга М. Д. Полегаеву, а погранотряд майора А. Д. Губина — командиру 8-й отдельной стрелковой бригады полковнику Н. П. Симоняку.

Ночью я получил приказание командующего флотом вывезти с Ханко турбоэлектроходом возможно большее количество семей военнослужащих и все гражданское население, не связанное с работой в базе и гарнизоне.

Рано утром 22 июня я созвал командиров соединений и частей, прибыли и заместители по политчасти. Все уже знали, что гитлеровцы бомбили Либаву, Виндаву, Ригу и многие города Советского Союза. Началась война с фашистской Германией. Гитлеровцы напали внезапно. Командиры были неразговорчивы и угрюмы. Всех заботила дальнейшая судьба семей. Заботило это и меня.

Я поставил на обсуждение один вопрос: как лучше и скорей выполнить приказ командующего флотом о вывозе семей военнослужащих и гражданского населения. Наступило общее молчание. Единственный вопрос задал мне полковник Симоняк:

— А когда, товарищ генерал, вы отправите свою семью?

Вопрос, конечно, задан неспроста. Я посмотрел на Симоняка и увидел его хитрый прищуренный глаз. Надо подать пример — на это Симоняк, очевидно, и рассчитывал. Я ответил:

— Моя семья первой войдет на корабль.

Симоняк удовлетворенно кивнул головой.

Начальник штаба Максимов быстро доложил собравшимся, сколько мест предназначено на каждое соединение.

Эвакуация членов семей с Ханко началась. Потом мы убедились, что все наши меры были своевременными.