Ловчий в волчьей шкуре - Владимир Свержин

Всякому известно – тем, кто отринул мирскую суету, следует гнать мирские услады и сторониться лести. Но человеку приятно знать, что его старания замечены и оценены по достоинству. А далее, чтобы не ответить добром на доброе слово, надо быть либо уж совсем глухим, либо достойным венца святости. Фра Анжело, вне всякого сомнения, был человеком добрейшего нрава и в высшей степени почтенным, однако даже смиренной мыслью не возносился к сияющим высотам благочестия, о которых я упомянул. И потому он расплылся в улыбке и радостно закивал, соглашаясь благословить оружие и самого божьего воина.

За тем, ясное дело, последовал неспешный досужий разговор, заменяющий людям ритуал обнюхивания, принятый среди моих родичей из волчьего мира. Не переставая растирать в ступке какие-то душистые корешки, святой отец интересовался успехами охоты на демонов вообще и прогнозами на предстоящую ловитву. Алекс, в свою очередь, восхищался учеными познаниями фра Анжело и тонкостью его научных суждений. Когда же тот решил наповал сразить профана сообщением, что весь мир, точно дом из кирпичиков, состоит из одних и тех же частиц, именуемых атомами…

Да-да мои друзья, вы, конечно, знаете и помните, что учение, именуемое «атомизм», возникло еще в V веке до н. э., а придумано оно было греческим ученым Левкиппом и его последователем Демокритом Абдерским. Куда уж мне до ваших познаний?! Я в ту пору, о которой веду рассказ, этого не знал, даже и не подозревал, что такое вообще может быть. Но, заверяю вас, учиться не поздно никогда, а что может быть радостнее познания мира, в котором живешь?

Так вот, когда Фра Анжело завел речь о столь высоких материях, тут-то маркиз, как он сам потом рассказывал, и решил зайти с козыря. Едва дождавшись паузы, его сиятельство объявил, что хотя весь мир и впрямь сотворен из атомов, но это вовсе не мельчайшая неделимая частица, как полагают многие ученые мужи. Так же, как и любой кирпич состоит из глины, атом есть соединение мельчайших песчинок, именуемых протоны и электроны! И все они либо, подобно Луне, ходят по своим орбитам, либо составляют некое вовсе незримое простым глазом отражение Земли – внутреннюю твердь.

Оказывается, у вас это учат в школе, и многие лоботрясы, увы, лишенные благотворного влияния свежевымоченной розги, не желают постигать истину, ради которой в наше время одни рисковали жизнью, а другие платили золотом за каждую крупицу священного знания. Уму непостижимо!

Да, так вот, услышав слова Командора, фра Анжело пришел в неописуемый восторг. И если прежде разговаривал с гостем, как с обычным, хотя и любознательным рыцарем, то сейчас все изменилось, и вместо профана он узрел в Алексе собрата по тайным наукам, в чем-то даже превзошедшего его самого.

В запасе у маркиза имелись еще кое-какие познания из школьного курса химии и биологии, но ими блистать не пришлось, разговор сам собой как-то свернул в подходящем направлении.

– Так вы, почтеннейший коллега, утверждаете, что внутри каждого из этих атомов заключена огромная мощь, способная высвободиться по велению человека и по его желанию сокрушить или же наполнить силой его деяния? Вот оно, вот оно то, что я искал столь долго и безуспешно! Вот где кроется мощь Господнего промысла, приводящая в движение светила и дарующая жизнь всему, что дышит и расцветает, всему, что произрастает в свете благодатных солнечных лучей! Вот тот самый универсум, что отделяет живое от мертвого!

Казалось, фра Анжело так счастлив, что прямо сейчас, задрав подол сутаны, пустится отплясывать тарантеллу.

– Но позвольте! – маркиз сделал недоуменное лицо. – Проведя совсем недолгое время здесь, я пришел к выводу, что вы уже постигли исконную тайну жизни и смерти. Разве все те, кто ныне охраняет эти стены, не стояли уже одной ногой в могиле?

– Это так, друг мой, это так, – закивал фра Анжело. – Но все же не совсем. Мои исследования, хотя и опираются на труды древних корифеев высокого знания, все же, как это говорится, довольно эмпиричны. Я многое умею, однако не всегда знаю, каковы процессы, дающие столь великолепные результаты. Вот если бы постичь, каким образом неживая материя обращается в живую, – Капеллан мечтательно закатил глаза, – тогда можно обращать время вспять и возвращать к жизни людей, не только сделавших первый шаг за смертную черту, но и вовсе покинувших этот мир. Это воистину залог вечной жизни!

– Вряд ли такое возможно, – печально вздохнул Алекс.

– О нет, я разговаривал с одним африканским невольником, – переходя на шепот, пустился в объяснения святой отец. – Он говорит, их колдуны умеют поднимать мертвецов из могилы.

– Но это же злокозненные колдуны и происки врага рода человеческого! – возмутился Командор.

– Все так, все так. И те, кого они возрождают к жизни, – не более чем безвольные орудия, марионетки в руках злобных некромантов, – точно походя отметая его возражения, быстро и слегка небрежно заверил наш духовник. – Но ведь известно же, что тот, чье имя мы не станем здесь вспоминать, а уж тем более ночной порой, не способен создавать что-либо. Он может лишь извращать прежде созданное. Отсюда следует логичный вывод: есть изначальный и предвечный способ, тот самый, которым Спаситель вывел Лазаря из смертного чертога. Здесь-то, уж точно, некромантия ни при чем!

Знание, которое запятнал и гнусно извратил падший ангел, не может оставаться его тайной! Конечно, он ропщет и не желает сдаваться, но меня не пугает его ропот! Он коварен и лют. Именно его усилиями нынче многие истинные познания объявлены несуществующими и даже сама мысль о них – запретной. Но это не может остановить взыскующего истины! А потому я и спрашиваю вас, почтенный коллега, не благое ли дело развеять происки непримиримого врага божия, тем посрамить его и восславить Господа нашего?!

В первые же мгновения этой пылкой речи Алекс понял, что если совершенно не плавает в теологии, то лишь потому, что камнем идет на дно. Мысль «Куда я попал?» раз за разом билась изнутри о лобовую часть черепной коробки, заставляя кивать в такт словам одухотворенного собеседника. Наконец, уловив чуть заметную паузу, Командор вклинился с вопросом, терзавшим его все время, с самого начала беседы с шателеном:

– Полагаю, такое знание помогло бы вам оживить многих безвременно ушедших людей. Вот, скажем, молодой граф Ожье…

Капеллан оглянулся, словно проверяя, не притаился ли кто чужой под лабораторным столом или на книжной полке.

– Вы смотрите в самый корень, друг мой. – Фра Анжело подмигнул заговорщицки. Доброму капеллану, несомненно, хотелось блеснуть достижениями перед человеком понимающим, способным оценить глубину и величие научного открытия.

– Граф вовсе не пожелал смириться с безвременной кончиной любимого брата! Но, тс-с-с, не говорите никому! Ибо сами знаете, невежды, коим в аду уготовано пребывать в одном круге с отъявленными душегубами, ибо происки их убивают сильнее, чем нож или кистень, алчут принести в жертву все, чего не понимают.

Мессир Констан, немало раздосадованный тем, что я не успел вовремя прибыть к месту гибели любимого брата, велел мне усовершенствовать известный вам уже «Корень саламандры», а до той поры перенести тело брата из фамильного склепа в ледник замка, где оно пребывает и поныне, избегнув тления и ожидая урочного часа. И скажу вам, почтеннейший коллега, этот час близок, очень близок!

Фра Анжело с гордостью поглядел на Алекса, а тот лишь придал восторженное выражение лицу и пожалел, что База до сих пор не удосужилась закупить средства закрытой связи, вроде тех, которыми снабжает оперативников Институт Экспериментальной Истории.

Так порой в научном споре рождается истина: нет-нет, да и выболтаешь что-то совершенно секретное.

Признаться, расскажи мне в тот момент Алекс о странном намерении мессира Констана, я бы пришел в недоумение еще большее, чем он сам, да попросту не знал бы, что и думать. Ведь по сути, это сводило на нет большую часть доводов против моего господина. Чего доброго, я б еще приперся в замок и бухнулся ему в ноги, спеша повиниться в коварном заговоре против благодетеля. И все бы труды последних дней рухнули в один момент. Вот так-то, друзья мои, полузнание бывает куда опаснее незнания!

Однако ничего такого мне даже и в голову не приходило, и я мотался по ночному лесу, размечая места для загонщиков и людей отца Кристобаля с кадилами и флягами святой воды. Ну а заодно, как и обещал, разыскивал графскую лошадь. Грех оставлять столь благородное животное на прокорм волчьей стаи.

А в это время в замке разворачивались события, о которых также следует упомянуть, ибо, забудь я о них рассказать, – рисковал бы нажить себе врага в лице прелестной Алины Сафиной. А согласитесь, куда приятнее видеть ее личико дружелюбно улыбающимся, нежели враждебно оскаленным. Как вы, несомненно, помните, я принялся рассказывать о подвигах Алекса, оставив ее в частично расшнурованном платье и с алебардой в руках.