Северная война - Андрей Бондаренко

– Алексашка, сучий потрох, исчадие ада! Как же я соскучился без тебя, засранца! Эй, кто-нибудь… Быстро собрать на стол – всего самого лучшего!

Пока накрывали походный стол, Егор шепотом спросил у царя:

– Ну, как оно, мин херц, с Мартой-Екатериной-то? Срослось что-нибудь?

– Срослось, – чуть покраснев, так же тихо ответил Петр. – Все – срослось, до самого конца… Спасибо тебе, охранитель, за эту милую особу. Век не забуду! Правда, побыть довелось вместе – всего-то четыре дня… И моему сыну Алешке она, Катенька – то есть, очень приглянулась: смотрит на нее мальчонка – и улыбается…

Сели за раскладной стол: Петр, Егор, Шереметьев и Василий Волков.

Егор коротко рассказал обо всех обстоятельствах пленения шведской эскадры.

– А Лешерт-то каков! – уважительно покачал головой Волков. – Не захотел сдаваться в плен, предпочел тому смерть лютую…

– Жалко-то как – Никиту Апраксина! – искренне огорчился Петр. – Неплохой воевода получался из мальца, дельный… Все корабли плененные, охранитель, ты направил в Псков? Оно и правильно, если надо будет, то они помогут отогнать шведов от города.

По предложению генерала Шереметьева выпили по первой чарке, помянув славных воинов, погибших в озерной баталии, помолчали, закусили.

– Слышь, Данилыч, а куда ты услал Бровкина Алешку? – с аппетитом обгладывая жирное гусиное бедро, спросил царь. – А потом и про герцогиню эту поведай – как да что… Не, мне твоя Александра Ивановна вкратце обрисовала – общую картинку, только я так до конца и не понял: в чем высший смысл этой истории? Я же тебя очень даже хорошо знаю! Не иначе что-то задумал хитрое да высокоумное?

– Начну по порядку! – весело похрустев маринованной редькой, приступил к ответам Егор, прекрасно понимая, что местами придется нагло врать. – Маркиз поехал на восток, поближе к Сибири-матушке, повез прятать в дальний острог подлого шпиона турецкого. Понимаешь, мин херц, приехал ко мне в Псков один басурман – с письмом от Медзоморт-паши. Мол, надо данного турка отправить на Урал, чтобы он там все внимательно осмотрел – на предмет будущих торговых дел. Я так подумал: с одной стороны, нам в горах Уральских чужие глаза совсем и не нужны, а с другой, надо и Медзоморт-пашу уважить. Человек он хороший, почему не помочь? Вот пусть этот коварный шпион и сидит – в уральской темнице, а в Константинополь так отпишем мол: «Уехал ваш посланец на восход солнца, да и пропал совершенно бесследно. Россия – она же бескрайняя, в ней затеряться случайно – раз плюнуть…» А что такого? Как наш дьяк Прокофий Возницын в Константинополе исчез без следа – так и ничего? Вот и турецкий посланец – сгинул…

– Дурью все маешься! – недовольно скривился Петр. – Не, про Урал да «чужие глаза» я полностью согласен с тобой. Пошли все эти любопытные иноземные морды – куда подальше! Но зачем же вокруг этого – городить такой непростой огород? Свернули бы тонкую шею этому шпиону прямо в Пскове, закопали бы в ближайшем глубоком овраге, а Медзоморту отписали бы, что, мол, успешно отбыл ваш человечек – в сторону далекой Сибири… Делов-то! Впрочем, Данилыч, это твои погремушки, не буду встревать…

«Эге, будь настороже, братец! – тоненьким и бодрым комариком заныло чувство опасности. – Глаза-то у нашего Петра Алексеевича блеснули как-то очень уж недоверчиво. Запомнит он явно об Аль-Кашаре, а это очень плохо. Эх, надо было, действительно, пристукнуть этого араба по-тихому, как сам царь советует! Что теперь делать? Надо при первой же возможности, как подвернется подходящий серьезный повод, тебе лично выезжать в уральские края. Как это – зачем? Чтобы надежно исправить собственную же оплошность…»

– Ладно, давай сказывай про курляндскую герцогиню! – велел Петр. – Но сперва еще пропустим по одной чарке. Предлагаю выпить: за прекрасных и нежных девиц, что скучают по нам, непутевым, где-то…

Пропустили.

– У герцогини Луизы и маркиза Алешки амур приключился! – аккуратно промокнув губы рукавом своего камзола, поведал Егор. – Вот я и подумал, что это можно здорово использовать в наших делах прибалтийских…

– Ага-ага! – недоверчиво и смешливо покачал головой царь. – Заливаешь, наверное! Просто захотел помочь другу-приятелю увести у курляндского герцога законную супругу, а теперь вот выискиваешь серьезные причины. Ну сказывай, где в этом амуре государственная выгода?

– А вот сам подумай, мин херц, только не спеши. Алешка же этого Фридриха-Вильгельма честно вызвал на дуэль, а тот не явился, то бишь – струсил. Из-за этого наша рыженькая Луиза официально и объявила: что больше не считает герцога своим супругом и разрывает с ним всякие отношения…

– Что из того? Подумаешь! – лениво зевнул царь.

– Ничего и не подумаешь! – не сдавался Егор. – Трус – значит, не рыцарь! Следовательно, не заслуживает права носить герцогскую корону! Вот ты, государь, и пишешь письмо тамошнему рыцарству, а в этом своем послании подробно излагаешь все обстоятельства дела и строго требуешь – данного герцога незамедлительно сместить (убить, отправить в ссылку, выгнать за пределы Митавы), а на его место назначить (выбрать, определить на рыцарском турнире, метнуть жребий) нового и достойного.

– Какой в этом прок? Ну изберут митавские худосочные дворяне вместо одного худосочного придурка и слюнтяя – другого… Что из того?

– В том-то все и дело, что тамошние лентяи вообще ничего не будут делать! Так этот позорный Фридрих-Вильгельм и останется Великим герцогом Курляндским до самой своей смерти. Понимаешь теперь, мин херц?

– Не-а! – честно признался Петр, уже начиная гневно посверкивать глазами.

– Потом, когда уже возьмем Нарву, – мечтательно прищурился Егор, – можно будет и все земли прибалтийские перевести под руку русскую. Под твою, то есть Петр Алексеевич, руку. А вот и веский повод – Курляндию захватить! Мол, вас же, козлов драных, жирных да ленивых, просили добром – сменить вашего занюханного герцога? Просили! Вы не послушались, оставили старого? Теперь уж не обижайтесь, родимые: мы его сами сменим! А чтобы дальше не возникало всяких ненужных казусов, на герцогский трон мы посадим своего человека… К примеру, кто из русских дворян возьмет на свою шпагу Митаву-город, тому и быть – Великим герцогом Курляндским! А, мин херц, чем это плохо? Будет сидеть на Митаве верный тебе человек, проверенный и надежный. Не просто испуганный и дрожащий вассал, которого привели под присягу силой русского оружия, а по-настоящему – свой в доску. Русский – по своей природе! – лукаво подмигнул Волкову: – Вот ты, Василий, готов стать курляндским герцогом? Что смущаешься – как кисейная барышня? Отвечай, когда начальство спрашивает!

– Дык я то что? – смущенно и несвязно забормотал Василий, сразу поняв, куда и к чему клонит Егор. – Как Петр Алексеевич прикажет, так и исполню! Хоть завтра…

На царя, как и ожидалось, напал нешуточный приступ необузданного хохота, по окончании которого Петр пообещал:

– Ладно, как будет подходящее настроение, в смысле – ехидное да глумливое, так сразу и начертаю писульку курляндским толстопузам… Может, и выгорит дело! А пока, – обернулся к Шереметьеву, – расскажи-ка, Борис Петрович, друг любезный, господину генерал-майору о наших делах воинских.

Шереметьев, сыто рыгнув, с видимым неудовольствием отложил на тарелку свиную лопатку, обглоданную только наполовину. После чего тщательно обтер руки о бархатные голенища собственных сапог, из обычного посеребренного ведерка, стоящего на краю стола, зачерпнул емким ковшиком – на длинной ручке – пенного хорошо настоявшегося кваса, вволю напился – прямо из ковшика, рыгнув еще раз, принялся излагать, изредка внимательно посматривая на Егора своими выпуклыми и умными глазами:

– Правый берег, русский еще совсем недавно, мы, Александр Данилович, разорять не стали, пожалели. Да и по Иван-городу из пушек постреляли без всякого прилежания: древняя российская вотчина как-никак. И многие жители в этом городе – люди русские… По временным мостам и бродам – в двух-трех верстах выше по течению Наровы от крепости – наши войска перешли на левый берег. Здесь уже оторвались от всей российской души: пожгли мызы и деревеньки ливонские, вот, – кивнул головой на свою тарелку, – разжились отличной, в меру жирной свининой… Но крестьян и прочих работных людишек убивать и брать в полон не стали. А зачем, собственно? Не сегодня, так завтра эти края станут нашими, надо же будет кому-то пахать да сеять. Так только, разогнали всех по разным сторонам. Я солдатикам своим даже девок тамошних не велел трогать… Ага, значит, подступили к Нарве. Тут-то и выяснилось, что не все гладко придумано тобой, господин генерал-майор! Как бы это объяснить тебе – попроще? Состав горючий, коим метательные гранаты начинены, он и неплох совсем: жарок – при взрыве, пламя поднимается высоко. Только вот…

– Оказалось, что вести дельный пушечный огонь по Нарвской крепости можно только по ночам! – нетерпеливо прервал царь медлительного Шереметьева. – И то если ночь пасмурная да темная…