Ночной позор - GO-блин

Девушка почему-то обиделась и попыталась отодвинуться. Это с ее стороны было явной ошибкой, потому что какие-то тетки, ждавшие этой возможности еще со вчерашнего вечера, тут же принялись ругаться.

— Молодая, а толкается! — гневно вскричал пенсионер с галстуком.

— Развелось! — басом добавил кто-то с сиденья.

— Контролеры безбилетника поймали! — с наслаждением сказали в другом конце троллейбуса.

При упоминании о контролерах Утка улыбнулся, а я немного грустно вздохнул. Поскольку ТТУ было нашей крышей, все сотрудники Контроля имели негласное право на бесплатный проезд. Я, как изгнанный из рядов, был теперь его лишен.

— Запомнил? Сегодня вечером, в девять, у вокзала,— еще раз повторил Утка на прощанье.

Мы отправились каждый по своим делам.

Утка, видимо, применил-таки какое-то волшебное средство, или терапия горячей и холодной водой помогла, но синяки мои почти сошли, так что даже не слишком бросались в глаза.

Крошка Лили, впрочем, все равно заметила и всплеснула руками.

— А,— я сделал рукой неопределенный жест и добавил самым героическим своим тоном,— их было трое.

Только природная скромность и отвращение ко всякого рода украшательству помешали мне в полной мере проявить свой талант рассказчика.

Крошка Лили восхищенно слушала, подпиливая ногти. Жалко, Гони сегодня нету, я бы и ему о своих необычайных приключениях рассказал.

Хотя нет. Он принялся бы завидовать моей славе и попытался бы сжить меня со свету.

Утка ждал меня в условленном месте, на площади Великих Свершений, под аркадами. Оперативник был одет во все темное, чтобы легче было слиться в случае чего с покрывавшей город тьмой. В связи с прорехами в городском бюджете тьма эта покрывала улицы с заходом солнца: на фонари денег не было. Если бы не редкие машины и магазинчики, широкие окна которых светили чистым белым светом, можно было бы подумать, что город умер.

— Только гляди, никому ни слова! — строгим голосом сказал оперативник.— Если спросят, скажи, ничего не видел, ни в чем таком не замешан, жил честно-благородно.

Мы прошли сквозь пустынный рынок, железные ряды гудели на сквозняке, мимо дравшихся бомжей и стаек бездомных собак, терзавших окровавленные кульки, в которые недавно заворачивали мясо. Горе городу, где псы собираются в стаи… Кто помнит, откуда цитата?

Потом мы пересекли еще одну площадь, вкруговую обнесенную трамвайной колеей, и ступили под широкие своды построенного еще в пятидесятые годы вокзала.

На вокзале нами заинтересовалась милиция.

— Сержнт Прдрпрдр,— невнятно представился пузатый сержант. Он и его свита обступили нас с Уткой плотным кольцом.— Документы ваши можно, молодые люди?

Мы повынимали паспорта.

— А в чем дело, капитан? Мы с товарищем ждем пригородный поезд до Ухрупинки. Едем проведывать безвременно ушедшего от нас в запой друга.

Сержант недоверчиво покачал головой. Видимо, история про безвременно ушедшего в запой друга показалась ему подозрительной.

— А ну, дыхни,— попросил он Утку. Я напрягся. Мало ли, уже должно вроде за столько времени выветриться, но кто его знает…

Меня проверка сержантского пытливого носа, по счастью, миновала, потому что на другом конце зала, у касс, раздались вдруг какие-то вопли. Милиционеры, придерживая фуражки, поспешили туда.

— Ты че так напрягся? — Утка дружески хлопнул меня по плечу. Синяк, наверное, останется.— Мы пустые, милиции бояться нечего! Я тебе, когда бояться надо будет, отдельно скажу.

Утешил, блин.

— Ни о чем пока не спрашивай, после все расскажу,— сказал Утка.— Сперва постоишь, затем, как время придет, я тебе свистну, поможешь. Понял?

Понял, что ж тут не понять. Только стремно все это, ох как стремно!

Мы выбрались на перрон. Утка спрыгнул прямо на рельсы и в несколько прыжков преодолел расстояние, отделявшее нас от следующей платформы. Мне оставалось только последовать за ним, несмотря на то, что я все время боялся преследовавшего меня во сне поезда.

Ах, я об этом вам еще ничего не рассказывал? Слушайте: часто снится, замучило уже. Иду я, значит, вроде как по шпалам. Слева тянутся горные вершины, а слева низвергается водопад. А посреди всего этого великолепия…

— Ты что, совсем идиот? Тебя чему в детском саду учили! — орал на меня Утка. Его крепкая рука едва ли не в последний момент вытянула меня прямо из-под колес отчаянно гудевшего паровоза.— По сторонам смотреть, когда дорогу переходишь!

— Прости, замечтался,— сказал я.

— Смотри мне. А то потом придется еще в больницу тебя волочь с отрезанной ногой.

За этим веселым разговором мы и не заметили, как дошли до самых дальних запасных путей.

— А че делать-то надо будет? — вопрос я задал как нельзя более кстати, что вообще мне очень свойственно.

— Ничего страшного,— махнул рукой Утка.— Пойдем на небольшую сделку с врагом.

Я поперхнулся.

— Что? С каким еще врагом? Ты это, как хочешь, а я, пожалуй, того… Туда… Пойду, что ли…

— Не пойдешь,— убежденно сказал Утка.— Иначе я Закидону расскажу, как ты девкам хвастался, что он твой внебрачный папа.

Внутри у меня все похолодело. Об этой моей шалости, как я думал, никто не знает.

— Откуда? Как? Кто?

— Нашлись источники,— самодовольно надулся оперативник.— С этой дурой весь отдел спит.

Я с размаху хлопнул себя по лбу. Тоже мне, герой-любовник. От злости хотелось биться головой о шпалы. И я еще на эту… На нее! Потратил столько…

— Хватило бы трех бокалов пива,— словно прочитав мои мысли, заявил Утка. И, решив очевидно добить меня, добавил.— Хотя я обошелся пачкой стикеров.

— Что еще за стикеры?

— Потом покажу. Удивительная штука, а, главное…

Утка вдруг ухватил меня уже привычным движением за шиворот и мы залегли.

— Вот они, проклятые враги,— жарко прошептал оперативник мне в самое ухо.— Разворовывают народное достояние.

Я осторожно приподнял голову и разглядел каких-то волшебников, со страшными ругательствами перегружавших невнятного вида мешки из вагона в грузовую машину.

— Бандиты,— с отвращением проговорил Утка.— Все волшебники как волшебники. А эти не желают признавать над собой юрисдикции Контроля, требуют самоопределения и полной самоорганизации, будь они прокляты. Спрашивают, кому на Руси жить, а кому хорошо? Почему не нам? Почему кому-то?

— И что тут такого? — удивился я.— Я тоже время от времени…

— Не понимаешь ты еще всей глубины вопроса. Все дело в том, что они — плохие.

У-у-у…

— Так значит…