Ружемант 4 (СИ) - Евгений Лисицин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ириска верхом на «Топтыгине» рванула вслед за его собратьями. Ничуть в ней не сомневался, велел обложить великана ружеклятьями с ног до головы. Она так и сделала.
— Потапов, слышала, у тебя помимо надзора еще всякое есть. Использовать не хочешь?
Самое время было испробовать тот самый чарострел! Благо, что девчата состояли в списке, спешно затолкал в него Бейкино имя. Ну, посмотрим!
Сработало хорошо. Снаряд из противотанкового орудия ухнул рядом с вражеской машиной. Следуя своему имени, тот выставил чародейский щит. А вот вырвавшееся следом из болванки пламя прошло сквозь магический экран. Бронированный ящер вспыхнул, словно от Молотова.
Из леса разом три выстрела. Подкативший слишком близко «Варан» получил от Васятки на орехи и тут же остановился, полыхающим остовом устремился в кювет. Все дроны под управлением Наты попали под мой надзор. В самом деле удобная штука!
Пятерка выживших «Топтыгиных», коими правила инфо-фея, рванули в сторону. В отличие от моего, эти были снаряжены, и я увидел их в действии.
Рой ракет сорвался с их хрупких корпусов, обратив «Варан» в останки. «Панголин», все еще ползущий на нас, вдруг встал: пламя достигло нутра. Бейка выдохнула, утирая пот. Ириска искала новые жертвы, но они не спешили.
Кажется, эту атаку мы пережили…
* * *
Молчали. Сейрас нашлась, как и все остальные. Жива, здорова, чумаза, как дьявол. Фелиции хорошо досталось: снайпер сумела обезвредить четыре снайперских автомобиля, но один из них ее достал перед тем, как кануть в небытие.
— До свадьбы заживет, — строго и по-военному сказал ей, когда навестил в санчасти. Медсестра вытолкала прочь — больным требовался покой.
Раненых было не меньше убитых. Переживший атаку лагерь обратился в скорбное зрелище, хоть присылай сюда «Шмелей» собирать скорбные начала…
— Здесь так каждую ночь почти что.
Белка смотрела в пустоту перед собой. Айка сидела рядом с ней, держала за руку. Ириска без спросу подсказала: передает ей часть маны. Трансформирует ее волнение, восполняет ей запас. Через час-другой будет в норме.
Мицугу нашел среди похоронных команд. Вот уж где-где, а там никак не ожидал ее увидеть. Изменилась с нашей последней встречи. Помнил ее девчонкой-подростком — давно ли исполнилось восемнадцать? Смелая, отчаянная, дерзкая.
Сейчас выходец из Синьилая, бывший рушинник была совершенно другой.
Ее отрешенностью можно было заполнить небо: будто все происходит где-то очень далеко отсюда и не с ней.
Она мне так и сказала: чувствует себя героиней какого-то драматического сериала, ждет, когда вот-вот пойдут титры и можно будет вернуться домой, свернуться калачиком, уснуть в кроватке.
С добротой вспоминала Инну. Кошкодевочка поделилась с ней не только вещами, но и безделушками. В маленькой ладошке держала девчачий медальон. С жестяных краев облупился яркий, блестящий хром. Не сразу распознал в нем обычную подкову. Буквы бежали по изгибу — обещали обладателю удачу.
Вместе с ней до самого утра таскали тела.
— Что с ними делают?
Вместо ответа девчонка кивнула на походную морозильную камеру — десяток грузовиков. Как их только умудрились не потерять в этом кавардаке?
— Завтра увезут, если путь расчистим.
— И что? Дадут уехать?
— Кто станет тратить боеприпасы на мертвецов?
Кивнул, а девочка молодец, растет. За ту пару месяцев, что мы не виделись, научилась думать как настоящий военный.
— Ты слышала, что тебя записали в ударную группу? Ты не против?
Выдохнула, кивнула, тихо проговорила в ответ:
— А что, если против? Что-то изменится?
В самом деле, зачем спрашивал? Или настолько привыкла выполнять приказы? Она лишь улыбнулась, покачала головой.
— Знаешь… там, у рушинников мне казалось, что обречена. Никогда не смогу сбежать. А у меня получилось. Сейчас у меня такое же чувство относительно этого места, но… другое.
— Другое?
— Не хочу отсюда бежать. Здесь люди, здесь я приношу им пользу. Всем все равно, кто я такая на самом деле, какое у меня прошлое. Позавчера помогала сестричкам менять перевязки. Столько стонущих, умирающих от боли никогда в своей жизни не видела. И знаешь, что они просят? Они просят вылечить их скорее, дать им анальгину или чего-то в таком духе. Я думала, просто унять боль…
— Разве не так? — всегда обращался к анальгетикам лишь с этой целью. Она стала угрюмой.
— Нет… точнее да, но… в другом плане. Они не просто хотят унять боль, они хотят как можно скорее назад, к станковым пулеметам, орудиям. Рвутся в бой. Поначалу не понимала почему…
— А теперь?
— Они сражаются за тех, кто за их спиной. Кого-то набрали из самых низов, как меня, кто-то призвался сам. Рабы, куклы, игрушки… Они верят, что Царенат видит их именно такими. Их, их родных, детей, братьев, сестер… Знаешь, я оговорилась. Они не верят, они знают.
Девчонка набрала побольше воздуха в грудь, зажмурилась. Откинулась к полотняной стенке шатра — усталость сегодняшнего дня давала о себе знать.
— А недавно видела воочию. Поняла, о чем говорят, — услышав это, кивнул, велел продолжать. Любопытно, что произвело на нее впечатление? — Когда была еще в Синьилае, слышала, что Царенат рассматривает нас лишь как рабов. Кто-то говорил, что правда, кто-то с пеной у рта доказывал, что все пропаганда и закоренелые враки…
Видимо, свои Вербицкие есть повсюду… Мицугу выдохнула.
— А потом сюда привезли людей. Одинаково худые, одинаково одетые, одинаково не понимающие, что происходит. На каждом бирка с номером — они тут были не узниками, нет. Инвентарем…
Кивнул. Шавы, серво… Успел насмотреться.
— И только люди. Ни одного орка, эльфа, феи… — девчонка покачала головой. — А потом привезли царенатцев. Гражданских, что спасали из их собственных домов. Они… представь, почти все из них не могли признать своего положения.
— Дрались до последнего? Не сдавались?
По ее лицу проскочила улыбка.
— А ты шутник… Если бы сопротивлялись, все как раз наоборот: истерили. Приказывали, велели, требовали. Словно, едва заслышав их голос, все должны были побросать ружья. Они не понимали, почему им не подчиняются, ведь всегда так было.
— Дай угадаю, как только вы не отреагировали на истерики, они разозлились? — мозг почему-то представлял вместо разрозненной толпы скандальную, крикливую бабищу. — А когда и это не произвело впечатления, начали угрожать?
Она повернулась ко мне, уставилась.
— У тебя здесь шпионские жучки, нет? Где еще поставил? В душевой, спальне, раздевалке?
Не сразу понял, что шутит. Вернул улыбку в ответ. Мицугу сжала колени вместе, зябко поежившись, обняла саму себя. Попытался положить ей руку на плечо, но она осторожно скинула, объяснилась.
— Не надо. Я весь день крутилась среди мертвяков. От меня плохо пахнет.
Настаивать не стал. Уверен, от меня самого разит не лучше.