Измена. За что ты так со мной (СИ) - Дали Мила

— Я тоже скучала, — шепчу, когда он меня отпускает.

И лишь сейчас, получив возможность еще раз посмотреть на его лицо, я замечаю, что что-то в нем изменилось. Тоска или грусть не прошла.

— Все нормально, Давид?

— Полный порядок. Разве может быть иначе? Ты здесь. Со мной, — он отворачивается и жмет на педаль газа.

Нет, все же что-то не так. Меня тревожит нехорошее предчувствие. Или я снова выдумываю проблемы на ровном месте?

— Куда поедем? — спрашивает. — Может, в ресторан?

— Лучше домой, — вздыхаю я. — Если честно, сил ни на что не осталось.

Прямо в салоне снимаю туфли, ощущая долгожданное облегчение. Это не обувь из коллекции Кирияновой, а настоящие атрибуты для пыток. Узкие до невозможности. Еще и кожу натерли.

— Катёна, а ты бы меня дождалась, если бы, в теории, меня посадили на несколько лет?

Этот вопрос огорошивает. Я даже забываю, куда мы едем.

— В смысле? У тебя какие-то проблемы?

— Нет, это просто любопытство.

На такие темы я даже не размышляла…

— Смотря за что тебя посадили бы… И был ли ты виноват…

— Ясно, — прибавляет скорость. — Не бери в голову. У меня просто под конец рабочего дня вместо мозгов мешанина. Сегодня с парнями в фирме обсуждали эту тему, вот я и тебя решил поинтересоваться.

Облегченно выдыхаю.

— А давай-ка я лучше тебе кое-что другое покажу! Чтобы ты не думал о всякой ерунде? — тянусь к заднему сиденью и достаю из пакета свеженький документ о расторжении брака с Демидовым. — Как тебе? — показываю его Давиду.

— Чудесный лист, Кать, — улыбается он. — Смотрел бы на него и смотрел.

Мы въезжаем на закрытую территорию комплекса, где живет Давид. Пробую обратно втиснуть ноги в туфли, но стопы к вечеру отекли, а натертая кожа горит.

Давид выходит из машины и отрывает для меня дверь.

— Я пойду босяком, — заявляю. — Не могу обуться. Больно.

Давид опускает взгляд на мои ноги.

— Зачем себя так мучить? Неужели нельзя носить удобную обувь?

— К превеликому сожалению, нет.

Давид оглядывается на высотку.

— Далеко идти придется. Ноги наколешь.

— Все лучше, чем на каблуках, — отмахиваюсь я.

Он о чем-то задумывается.

Забирает мои пакеты, пока я осторожно выхожу из авто, ставит внедорожник на сигнализацию, подходит ко мне и внезапно закидывает меня на плечо. Я взвизгиваю, а Давид шагает через двор к дому. Болтаюсь на нем растерянно. Еще и двор теплым вечером оказался людным.

— Тебе перед соседями не стыдно так нести девушку? — тихонько шикаю, вися вниз головой и придерживаясь за его спину. — Я же не ковер.

— Мнение соседей меня интересует в последнюю очередь. Ты в кровь стерла мизинцы, я не хочу, чтобы в ранки попала грязь. Не было бы пакетов, взял бы тебя на руки.

— Но я ведь тяжелая!

— Да, я уже надорвался, — смеется Давид и держит свою большую ладонь на моей попе, чтобы не задрался подол. — Как тебе там? Не жмет, не давит?

— У тебя достаточно вместительное и комфортабельное плечо бизнес-класса!

Отпускает меня Расулов, лишь когда заходит в квартиру.

Во владениях Давида я уже успела освоиться, изучила каждый уголок.

На первом этаже у него гостиная, спальня, два санузла, кладовая, кухня и столовая. На втором ярусе гостевая комната, еще санузел, кабинет и большая зона отдыха с бильярдом.

Я иду в спальню Давида. Там открываю платяной шкаф, полностью занимающий одну из стен. Шкаф практически пустой. Вещей Давида мало для стольких полок, очевидно, что он подбирал этот шкаф не только для себя.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Наверное, раньше здесь была женщина, любившая кучу нарядов. Я не думаю, что такой заманчивый мужчина, доживший до тридцати пяти лет, ни с кем ни разу не съезжался. Но мне спрашивать о его прошлых отношениях совсем не хочется.

Зачем лишний раз напоминать Давиду о бывшей женщине? Есть же я.

Достаю из пакета футболку, удобные шорты, трусики и носочки.

Я все чаще остаюсь у Давида на ночь, а расхаживать по дому в брюках или Кирияновском платье не очень удобно. Но перебираться к Расулову окончательно я тоже не хочу. Меня сейчас устраивает, как происходит между нами.

— Я в душ, — на пороге спальни появляется Давид. — Доставку должны привезти. Заберешь, если я не успею?

— Хорошо, — киваю.

Давид уходит.

Я снимаю черное платье, надеваю футболку и шорты.

Платье нужно закинуть в стиралку.

Прохожусь по квартире в поисках вещей Давида, которые можно постирать за компанию, но они снова оказываются в стиральной машинке.

Эта мелочь кажется удивительной. Расулов не разбрасывает одежду. Даже носки. Я ни разу не видела, чтобы они валялись на полу.

Сколько себя помню, сначала я ходила и собирала носки за отцом, потом за Тимофеем, а за Давидом это делать не нужно. Он сам справляется.

Через десять минут звонит домофон. Встречаю курьера и забираю заказ.

Из душа Давид еще не вышел.

Я раскладываю ужин по тарелкам и накрываю на стол.

— Кать принеси полотенце! — громко просит Давид.

— Сейчас!

Срываюсь из кухни в спальню. Достаю из шкафа большое темно-синее полотенце и направляюсь к ванной. Стучу в дверь.

Через несколько секунд Давид открывает.

— Спасибо, — берет он за край полотенца и пытается забрать.

Но у меня пальцы сжались на махровой ткани мертвой хваткой. Я стою, как пригвожденная к полу, залипая взглядом на обнаженного мужчину, окутанного влажной дымкой. Смотрю, как капельки воды стекают по его груди к рельефному прессу, минуя пупок, и скатываются еще ниже.

Давид прекрасен… везде…

Я уже несколько раз оставалась с Расуловым ночью, мы даже спали в одной постели, но Давид не склонял меня к близости против моего желания. Не пытался шантажировать сексом. Он даже спал в футболке, чтобы мне было спокойнее…

Какой вообще секс? О чем я думаю?

Давид снова тянет полотенце, а я снова не отпускаю. Тогда он, будто прочитав мои мысли, второй рукой обхватывает мое запястье и резко затягивает к себе в ванную. Здесь очень тепло и влажно.

У меня учащается дыхание, сердцебиение зашкаливает, пульс барабанит в висках.

Давид подхватывает меня под колени и отрывает от пола. Сажает на каменный выступ возле раковины. Наклоняется к моему лицу, целует в губы. Поцелуй мокрый из-за воды, скользящий, невероятно приятный. Легкие касания губ чередуются с нажимом языка, то усиливаясь, то снова становясь нежными.

— Я как будто только тебя всю жизнь хотел… — шепчет Давид мне в губы.

Зарываюсь пальцами в его волосы на затылке, другой рукой обхватываю шею. От Давида пахнет гелем для душа с нотками свежести и горького шоколада. Космический аромат.

Он подцепляет края моей намокшей футболки и тянет ее вверх. Я поднимаю руки, и Давид, снимая с меня футболку, расстегивает лифчик.

С моих губ срывается тихий стон, когда Давид спускается поцелуями от моей шеи к груди, слегка прихватывая зубами кожу и оставляя на ней метки собственника. Это так волнует… возбуждает, пускает кругами мурашки от места легкого укуса.

Давид как будто хочет меня съесть, но лишь смакует, как единственный раз в жизни данное попробовать ему лакомство.

— Ты такая сладкая…

Я кусаю губы и запрокидываю голову, захлебываюсь невыразимыми новыми для меня эмоциями. Я будто превращаюсь в сгусток нервных окончаний, каждое прикосновение мужчины чувствую стократ сильнее, чем когда-либо, задыхаюсь от собственных ощущений и хочу еще, еще, еще больше…

Я даже не сразу слышу, что стону и тихо ахаю, крепче вцепляясь в волосы Давида. Что подаюсь навстречу его губам и дрожу крупной дрожью от предвкушения того большего, которого так нестерпимо хочу.

Давид целует мой живот, стягивает ниже край шортов и запускает под них руку.

— Пойдем в душевую… — слышу хриплый голос мужчины и с трудом фокусирую на его лице взгляд.

Не уверена, что смогу стоять на ногах — они дрожат и ослабли.