Есть ли жизнь после отбора? - Наталья Самсонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 8
Глава 8
Затворив за собой дверь кузни, я хотела было зажечь магический огонь, но мрак рассеяли лунные бабочки.
Они разлетелись по всей мастерской, залив ее своим призрачным лунным светом. При этом они старались держаться подальше от все еще раскаленных пластин.
– А ведь сейчас я могу их остудить, – я улыбнулась танцующим лунным бабочкам, – я это чувствую!
Моя ядовитая сила откликалась на мои желания так, будто не было этих жутких, пугающих дней разлада.
Небольшое усилие, короткое заклятие, и вот жар покидает пластины.
В ту же секунду бабочки рванули к заготовкам!
– Стоять! Висеть! Замерли! – все это я прокричала громким, срывающимся голосом. – Это же не окраин…
Одна из бабочек все же пролетела сквозь пластинку и теперь, вяло-вяло трепыхая крылышками, пыталась устроиться в том углу, где у мастера висели пучки трав.
«А ведь он был против украшения изделия, – вспомнила я. – Но при этом в его мастерской постоянно были цветы, хоть и не в вазах, а в пучках».
– Сейчас, подожди!
Я вылетела из кузни и заметалась по саду. Ночью, впотьмах, так трудно собирать цветы! Удивительно ли, что я надергала всяких сорняков? Но у них были соцветия, а значит… Значит, должны подойти.
И действительно, изрядно потускневшая бабочка устроилась на принесенных мною цветах.
– Нам с вами надо как-то найти общий язык, – выдохнула я.
А бабочки продолжали висеть в воздухе.
– Вы, эм, можете летать. Просто эти пластины… Это заготовки для совсем других вещей, понимаете?
Вероятно, всему виной мое нетерпение. Моя радость от полноценного слияния с собственной силой. Потому-то лунные малыши и спутали пластины со слитками окраинной стали.
Все бабочки в итоге устроились вокруг моего небольшого и очень, очень странного букета. При этом они старались прикоснуться к своей поблекшей товарке хотя бы кончиком крылышка!
– Сейчас я буду колдовать, а вы – не лезьте, – строго сказала я.
И, вскидывая ладони, постаралась отогнать от себя видения малышей-бассетов на разоренной дворцовой кухне. Это же бабочки, какой от них может быть вред?
Зачаровав пластины, я сложила их в шкатулку. Хотелось бы спрятать ее в Безвременье, привязанное к клинку, но… Это сейчас мое слияние с силой идеально. А что, если завтра что-то пойдет не так? Нет уж, донесу в ручках.
Бросив прощальный взгляд на бабочек, я вышла из кузни. И всю дорогу до спальни меня терзал один вопрос: я помню лунное сияние, охватившее все мое тело. Но почему я не помню бабочек? Они могут изменять себя? Или я должна изменить их? Или у каждого мастера свои собственные, особые отношения с ними?
«А что, если один мастер может лишь один раз позвать с собой лунных бабочек? И тогда, в детстве, я уничтожила друзей мастера Дейтора?» От этой догадки меня пронзило ужасом. И я вдруг вспомнила про письмо, закинутое куда-то на полку.
«Нет-нет, мастер не стал относиться ко мне хуже! – попыталась я себя успокоить. – Не может быть, чтобы я убила его бабочек. Я всего-то не удержала в руках большой кувшин!»
Но мысль, единожды придя, уходить отказывалась. Я прокрутилась на простынях до самого утра и, разбитая, встала готовить завтрак.
Бассеты же, выползшие на запах молочной каши, были такими умильно-счастливыми, что и у меня поднялось настроение. А потому сразу после завтрака мы направились к Митару.
– Там тоже покормят, – довольно проурчал Гамильтон. – Если только ничего не случилось.
– А что могло случиться? – удивилась Ауэтари. – Я проверяю закрома Тарии. Не ради яда, а ради ее спокойствия.
– Да что-то шумновато, как будто кричит кто-то, – зевнул Гамильтон и чуть ускорил шаг.
Еще несколько минут, и крик услышала и я.
– Клянусь, это была стая кошмарных серых мотыльков! Они высадили стекло и уперли мешок сахара! Да не пил я, не пил! Митар, ты уж поговори с баронессой, пусть уж она разберется!
– Ты что от меня хочешь, старый дуралей? – с неиссякаемым терпением вопрошал Митар. – Чтобы я озадачил баронессу поиском сахара твоего? Который ты пускаешь на брагу, коей и заливаешься до… До мотыльков! А ну, иди отсюда!
Мотыльков? Серых?
«Нет-нет, мои лунные бабочки тут абсолютно ни при чем», – сказала я себе.
– Так по следу же можно пойти, – не унимался смутно знакомый старик. – С них серебро-то так и сыпалось! Я-то, прежде чем сообразил, цельный мешочек намел!
«Серебро?!»
– Ну, так считай, что они тебе заплатили, – хохотнул Митар. – Иди и пей поменьше, а то не до мотыльков серебряных допьешься, а до чего похуже!
В общем, чтобы не встречаться со старым Боулом, которого я все-таки узнала по голосу, мне пришлось спрятаться в кустах. Ну а со мной, конечно же, спрятались и бассеты.
– Я так понимаю, мотыльки – наши? – с интересом спросил Гамильтон.
– Там такая история занимательная, – неловко улыбнулась я.
– Она как-то связана с тем, что ты пахнешь Кристофом? – поинтересовалась Ауэтари.
– Да. Но я же мылась!
– Это не тот запах, который в прямом смысле запах, – очень понятно и очень в унисон объяснили бассеты.
После чего, проводив взглядом фигуру Боула, мы выползли из кустов. Шкатулка с пластинами оттягивала мне руки, а нечистая совесть… Нечистая совесть давила на душу. Я, повинуясь сиюминутной прихоти, притащила домой иную форму жизни.
«Хорошо хоть, сахар уперли. Если б унесли брагу, была бы катастрофа», – пронеслось у меня в голове.
Интересно, бабочек можно научить писать?
Войдя на двор, я приветливо кивнула бойцам, что скучали в ожидании «торжественного выхода», а после зашла в дом, где Митар, посмеиваясь, рассказывал Тарии про Боула.
– Утречка, леди Мина, – кивнул Митар, – думал, ты позже придешь.
– Не спалось. – Я пожала плечами и нервно дотронулась до шеи.
Чары сокрытия еще держались. Хотя нельзя сказать, что те несколько крохотных темных пятнышек были так сильно видны, но… Но мне казалось, что если чары спадут, то все-все увидят и все-все догадаются, что мы
