У каждого свои недостатки. Часть 1 (СИ) - Гусина Дарья

В песке явно что-то было. Игрушка?

— Что там у вас? — не выдержала я.

На меня подняли глаза мальчик и девочка, явные двойняшки. Сейчас много двойняшек, для многих пар ЭКО — настоящее спасение, дорогое и трудоемкое спасение, которое спасает далеко не всех. Две пары голубых глаз посмотрели на меня оценивающе.

— Не что, а кто, — ответила на англе девочка, светленькая и кудрявая.

— Мы поспорили, сколько он там просидит, без воздуха, — с серьезным лицом сообщил мальчик. — Уже одиннадцать минут! Класс!

— Кто?

— Алекс.

— Какой Алекс? — с подозрением переспросила я.

— Алеша Калугин, — уточнила девочка.

Охнув, я запрыгнула в песочницу, но Алеша выбрался из песка сам. Он хрипло дышал, из ноздрей вылетели две симметричные струйки песка. Все дети, сидящие вокруг песочницы, громко выдохнули и начали разбегаться, потеряв интерес к происходящему. Я заметила, как гости потекли к бассейну — вот-вот начнется концерт. Со стороны гор подул прохладный ветерок. Многие дамы надели шали поверх открытых вечерних туалетов. Это смягчило блеск драгоценностей, обстановка тут же стала более домашней.

Я перевела взгляд на Алешу. Невероятные синие глаза сфокусировались на мне, мальчик моргнул… не мальчик, маленький циклон. У него было слишком правильное, умное, неживое лицо. Он не жестикулировал, не отплевывался, как делал бы обычный ребенок, не выглядел испуганным или довольным своей победой. Программа имитации личности может быть хоть сколько угодно удачной, но привить условно¬живому человеческие эмоции пока никому не под силу. Кроме Кирилла Демидова и профессора Мацумото, если мои предположения верны.

— Испугались? — лукаво спросила девочка. — Думали, он живой?

— Это ай-каб, четыреста-шесть, — с важностью сообщил ее брат. — Нашей троюродной тети сын. В нем программа гармоничного развития.

— Это как? — пробормотала я, скрывая, что испугалась.

— Все, как у обычного ребенка… типа… не лезь — обожжёшься, не ходи туда — упадешь, не ешь всякую гадость — живот болеть будет.

— Ясно, — вздохнула я. — Не закапывайся в песок — задохнешься. Вы, я вижу, тоже способствуете… накоплению опыта.

— Ага, — охотно согласилась девочка. — Ему скоро тело поменяют. Ему уже восемь.

На вид циклону было лет пять, насколько я знаю, родители «условно-живого» ребенка меняют ему тело раз в два-три года, в зависимости от материального достатка. Мне страшно подумать, что будет, когда ай-каб превратится в подростка, а затем во взрослого человека, когда его роль игрушки будет… исчерпана.

— Что это? — вдруг спросил Алеша приятным, мелодичным голоском.

Циклончик указывал на мои колокольчики.

— Это гунгру, — объяснила я. — Они для танца. Вот, послушай.

Я вскочила на скамейку и несколько раз топнула ногой.

— Диапазон в герцах от… — начал ай-каб.

— Эй! — сердито отозвался мальчик. — Леша, тебе мама что велела?

— Ах, да, — поправился циклон. Подумал и добавил: — Красивый звук.

— Так-то лучше, — одобрительно сказала девочка.

Все трое выскочили из песочницы и побежали к дому, переговариваясь на русском. Я, наконец, увидела Ольгу. А Глеб увидел меня. Несколько секунд мы стояли с ним по обе сторону от песочницы. Демидов-второй шагнул и прошелся по песку, провалился ногой в яму, выкопанную Алешей.

Я рассмеялась:

— Под ноги нужно смотреть.

— Не могу, — сказал Глеб, тряся ступней, — ты слишком хорошенькая. Кирюша тебя уже видел?

— А какая разница? — огрызнулась я.

— Для тебя, может, и никакой.

Клоуна сменил учтивый официант:

— Напитки? Тартинки? Печенье с сыром?

Глеб отмахнулся от парня, как от назойливого насекомого.

— Ты обдумала мое предложение?

— Глеб, ну сколько…

— Послушай, Саманта, я не знаю, что происходит, но все это не имеет ко мне ни малейшего отношения. Хотя вру — теперь имеет, мне нужно отмыть от грязи свое честное имя. Когда все устаканится, я жду твоего звонка. У Кира есть мои данные в комфоне. Я не собираюсь скрываться, прятаться… глупо. А ты… Кир слишком эгоистичен и холоден. Тебе нужен такой парень, как я. Слышишь, я жду твоего звонка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он требовательно ткнул в меня пальцем и пошел прочь. Почему-то не к дому, а к площадке для турболетов. Ко мне подбежала Ольга.

— О боже, Сэм! Это невероятно! Если бы Глеб с тобой не заговорил, никогда бы тебя не узнала! Подумала: кого это Глебушка обхаживает?! Кстати, где он? Идем, скоро твой номер. Значит, ты будешь танцевать?! Потрясающе! Теперь у меня есть повод вычеркнуть из списка леди Аглаю! У нее ужасный голос, но на каждом семейном празднике тетя Аглая непременно забирается на сцену! Но самое главное, теперь все поймут, что Кирюша никакой не гей! Волнуешься?

Я кивнула, проверяя, не завяли ли лепестки роз, спрятанные в поясе.

… Вздрогнули таблы, хрустальным речитативом рассыпался сантур. Глаза гостей, сидящих за столиками, устремлены на меня. Взгляды разные: одобрительные, удивленные, откровенно любопытные. Кое-кто переговаривается, понизив голос. Перед выступлением Ольга во всеуслышание объявила, что я особая гостья «нашеговсемилюбимого, замечательного родственника Кирюши Демидова», актриса, играющая «особую роль» в его жизнь.

Сначала танцую немного заученно, отмечая все, что происходит вокруг сцены. У бассейна стоит Олег под руку с высокой пожилой дамой, что-то говорит ей на ухо, дама кивает, поджав губы. Видимо, это она и есть, Анастасия Егоровна, вдова великого Олега Демидова, поспешествовавшего освоению и заселению Северной Пальмиры сто лет назад, того самого, в честь которого назван кузен Кира. Но где сам Кир?

Постепенно музыка приникает в самую глубину тела, ритм сливается со стуком сердца. Мои руки играют, у них свой рассказ — они птицы, листья на ветру. Звенят браслеты. Движения подчиняются ритму, они то стремительные, то плавные. Каждый жест, каждое движение что-то означает, но сегодня все просто: не претендуя на то, чтобы донести до пресыщенных зрелищами гостей особый, возвышенный смысл танца — не так уж я в нем искусна — я просто описываю и «озвучиваю» ударами стоп красоту мира: звон ручья, удар грома, крик птицы. Во время особо стремительных пируэтов в воздух взлетают лепестки роз. Даже весьма упрощенная версия древнего танца постепенно завораживает зрителей — прекращаются разговоры, я вижу отклик на лицах гостей. Я также вижу Кира. Он стоит у бассейна рядом с Ольгой, которая смотрит на меня, прижав руки к груди. Я не могу разглядеть лица Кирилла, пока он не шагает в квадрат света от окна. Встретившись с ним взглядом, я забываюсь, выпускаю все лепестки разом. Но Ольга шагает вперед вместе с ним, у нее что-то в руках. Она отдает ему листок бумаги, указывает в мою сторону… Кир что-то ей говорит, что-то, от чего у нее вытягивается лицо, и вдруг исчезает в тени. Я почти сбиваюсь, не понимая, что означает выражение в глазах Кира, отворачиваюсь и заканчиваю танец. Зрители реагируют очень сдержанно. Они никогда не покажут, что довольны, не тот случай.

… Оказывается, я сильно устала. И какое-то время непонимающе смотрела на бордовый пион в детской руке.

— Берите, — весело сказала на ориенте молодая женщина лет двадцати восьми. — Леша иногда дарит дамам цветы, но только тем, кто ему очень нравится. Вы ему очень понравились.

— Это было красиво, — начал ай-каб, серьезно глядя на меня снизу вверх, — но технически…

— Эй, — я нарочито грозно сдвинула брови.

Мальчик… засмеялся. Не знаю, на сколько герц тянул его смех, но он был милым.

— Леша всегда помогает тете Оле в организации праздника, — с гордостью сообщает мама циклона. — Вот в прошлый раз, когда мы ставили «Двенадцатую ночь», был карнавал, и все переодевались…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Алеша тогда многим помог… — сказал Кир над ухом. — Напугал? Извини. Привет, Катя. Где твой благоверный? С бабулей говорила уже?

— Нет, — улыбка на лице Кати сменилась растерянной гримаской, — как ты думаешь, если мы в этот раз не…

— Подойди, — мягко проговорил Кир, — не съест же она тебя.