Отомщенный любовник - Дж. Уорд

– Патрулирование? Невозможно. Королю не дозволено сражаться.

«Но Роф так не считает. И Фьюри тоже возвращается».

– Какого черта? Праймэйлу не полагается... – Тор нахмурился. – Что-нибудь изменилось в войне? Что-то происходит?

«Я не знаю», Джон пожал плечами и сел обратно на стул, скрестив ноги в коленях. Еще одна привычка Дариуса.

Сейчас парень казался таким же зрелым, каким когда-то был его отец, и дело не в том, как Джон расположил свои ноги, а в изнуренности, что сквозила в его голубых глазах.

– Все это незаконно, – сказал Тор.

«Теперь законно. Роф встречался с Девой-Летописецей».

Вопросы так и роились у Тора в голове, его мозг едва не кипел от столь непривычной нагрузки. Было сложно рассуждать логически, среди этого беспорядочного водоворота мыслей, все равно, что пытаться удержать в руках сотню теннисных мячиков: как бы сильно ты не старался, один обязательно упадет и, прыгая туда-сюда, создаст неразбериху.

Тор бросил бесплодные попытки привести мысли в порядок.

– Да уж, вот это перемены... желаю им успеха.

Тяжелый вздох Джона отлично отражал его отношение к безнадежному положению Тора, который отключившись от мира, продолжил жевать. Покончив с едой, он аккуратно сложил салфетку и допил воду в стакане.

Потом Тор включил телевизор на канале Си-эн-эн[84], думать ему все равно не хотелось, а тишина была невыносима. Джон просидел с ним еще около получаса, и, в конце концов, не выдержав бездействия, встал и потянулся.

«Увидимся ближе к рассвету».

Ага, значит все-таки день.

– Я буду здесь.

Джон подхватил поднос и без промедлений и колебаний вышел. Поначалу был избыток и того, и другого, ведь каждый раз, закрывая дверь, он надеялся, что Тор остановит его и скажет: «Я готов вернуться к жизни. Я не стану сдаваться. Я достаточно оправился, чтобы заботиться о тебе».

Но надежда не может длиться вечно.

Когда дверь за Джоном закрылась, Тор откинул простыню со своих тощих ног и свесил их с кровати.

Хорошо, он был готов столкнуться с чем угодно, но только не с убогостью своего существования. Постанывая и шатаясь, он проковылял в ванную, подошел к туалету и поднял крышку. Согнувшись над унитазом, он приказал желудку вернуть еду без возражений.

По началу, Тору приходилось запихивать два пальца в рот, но уже нет. Он просто напряг диафрагму и вуаля – все выскочило, подобно убегающим из переполненной канализации крысам.

– Ты должен завязать с этой хренью.

Голос Лэсситера гармонировал со звуком смыва унитаза. До чего удачное сочетание.

– Господи, можешь хоть иногда стучаться?

– Я же Лэсситер. Л-Э-С-С-И-Т-Е-Р. Как такое возможно, что ты до сих пор путаешь меня с кем-то другим? Мне что, обзавестись бейджиком?

– О, да, только давай повесим его на твой рот. – Тор осел на мраморный пол и уронил голову в ладони. – Между прочим, тебя здесь никто не держит. Можешь уйти в любой момент.

– Приводи свою тощую задницу в порядок. И тогда я свалю.

– У меня появилась цель в жизни.

Вдруг раздалось негромкое звяканье, и значит, случилась трагедия из трагедий – ангел только что ударился об раковину.

– Итак, чем займемся ночью? Погоди, дай угадаю – посидим в глухой тишине. Или,  нет... еще прибавим к этому глубокомысленные раздумья? Блин, ты такой испорченный мальчишка. Бууу. Уууу. А потом что, пойдешь на разогрев к Слипнот[85]?

Проклиная все на свете, Тор поднялся и включил воду в душе, надеясь, что если просто игнорировать болтливого павлина, то ему очень скоро здесь наскучит, и ангел свалит поганить день кому-нибудь другому.

– У меня вопрос, – не затыкался ангел. – Когда мы укоротим эти заросли на твоей башке? Скоро это дерьмо отрастет еще сильнее, и придется косить его, как сено.

Сняв футболку и боксеры, Тор наслаждался единственным утешением в мучительном обществе Лэсситера, которое у него было: издеваться над этим ублюдком.

– Блин, до чего ж ты плоскозадый, – пробормотал Лэссетер. – У тебя там сзади, словно пара сдувшихся мячиков. Даже не знаю... О, придумал! Бьюсь об заклад, у Фритца есть велосипедный насос. Что скажешь?

– Разочарован видом? Где дверь, ты знаешь,. Это такая штука, в которую ты никогда не стучишься.

Тор не дал воде нагреться, а просто шагнул под струи, и стал мыться без всякой на то нужды – у него не осталось ни капли гордости, поэтому ему было наплевать, что остальные думают о его чистоплотности.

На рвоту была причина. А душ? Наверное, просто привычка.

Закрыв глаза, Тор поднял лицо и приоткрыл рот. Вода смыла привкус желчи, и как только язык перестало жечь, в его мозгу вспыхнула мысль:

«Роф сражается. В одиночку».

– Эй, Тор.

Тор нахмурился. Ангел никогда не обращался к нему по имени.

– Чего тебе?

– Сегодня особая ночь.

– Ага, только если ты оставишь меня в покое или повесишься в ванной. Здесь шесть душевых головок – выбирай любую.

Тор взял кусок мыла и принялся натирать им тело, неприятно перебирая выступающие ребра.

«Роф на улицах. Один».

Намылить шампунь. Смыть шампунь. Повернуться спиной к душу. Отрыть рот.

«На улицах. Один».

Когда Тор закончил мыться, ангел уже поджидал его, стоя с полотенцем в руках, весь такой услужливый.

– Сегодня особая ночь, – тихо произнес Лэсситер.

Тор посмотрел на парня так, будто впервые видел его, хоть они и провели вместе уже четыре месяца. Светло-черные волосы ангела были такими же длинными, как и у Рофа и, невзирая на эти космы а-ля Шер у него за спиной, все же он не напоминал трансвестита. Ангел по жизни одевался во все армейское и военно-морское, черные футболки и камуфляжные штаны, военные ботинки на шнуровке, но не все в нем было солдатское. Козел был обтыкан пирсингом, как подушечка для булавок, а цацек на нем – как на витрине в ювелирном магазине, золотые колечки и цепочки свисали из проколотых ушей, бровей, болтались на запястьях. Можно биться об заклад, что его грудь была оснащена не меньше, а уж ниже талии... об этом Тор даже думать отказывался. Спасибо великодушное, но второй раз тошнота ему ни к чему.

Полотенце перешло из рук в руки, и ангел серьезно сказал:

– Пора просыпаться, Золушка.

Тор собрался было поправить, что, вообще-то, Спящая Красавица, но тут из глубин его сознания выскочило воспоминание. О той ночи, 1958 года, когда он спас Рофу жизнь. Видения охватили его с четкостью непосредственного свидетеля…