Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том II - Аркадий Казанский

«А что же там Маттео?» – поинтересовался папа: – «С ним-то что случилось? Последнее время от него приходила какая-то странная информация, ничего не было понятно. Создалось впечатление, что он отпал от христианства».

«Да, падре» – подтвердил кардинал с сокрушенным видом: – «Мы давно хотели его оттуда отозвать, либо физически устранить, но наши попытки неизменно заканчивались провалом, а теперь это стало совершенно невозможно. К нашему глубокому сожалению, архиепископ Риччи проявил себя, как ярый янсенист. Он возомнил себя новым пророком, новым богом, создателем новой религии. Став евнухом, он обрёл безграничное влияние на императора, именно ему мы обязаны тем процессам, которые там происходят».

«Новым богом, пророком?» – с сомнением пробормотал папа: – «И как же его там называют?».

«Его называют богом часов – Ли Ма-Доу» – с виноватым видом сообщил кардинал: – «Сам он называет себя Ван Фуджи. Он объявил священной книгой то самое Четверокнижие, которое Вы написали, переводя Священное Писание, он приписал ему глубокую древность, объявив, что оно написано неким древним Конфуцием. Созданную Вами письменность он умело использует для управления империей; Вы сами знаете, как быстро там распространяются указы и другие письменные материалы. Он создал карту Поднебесной империи, присвоив ряду выдающихся объектов своё имя. Обретя перевод Энциклопедии всеобщих знаний, Риччи посчитал, что для развития страны этого достаточно, более того, легко добывая новые сведения об имеющихся научных открытиях во всём мире, он обладает поистине уникальным инструментом для их перевода и распространения – письменностью, единой для всех. Мы же у себя в Европе, как после Вавилонского столпотворения говоря на разных языках, имея каждый свою письменность, не можем так быстро продвигать Слово Божие и знание. Сосед соседа порой у нас не понимает».

«Да, язык наш – враг наш» – согласился папа: – «Где уж нам Китай с Японией удержать, или Америку. Мы и сейчас находимся в своём Авиньоне, во вражеском окружении: сколько наших братьев полегло во Франции – этой злой волчице, конца этому не видно. Вот там уже Робеспьер, казнив короля Людовика и многих других истинных христиан, объявил себя Верховным Существом, как новый Мессия, вот где истинное зло».

«Что-же, анафемствовать их, падре?» – почтительно спросил кардинал.

«Ни в коем случае, Человек предполагает, один Господь располагает» – спокойно и торжественно произнёс папа: – «Смотри, сын мой, Китай из неграмотной, идолопоклоннической страны превратился в грамотную, почитающую Единого Бога. То, что это пока не Христос, думаю, было угодно Создателю. А как кончит Робеспьер, я и без Христа прекрасно вижу: гильотина работает безостановочно, доберётся и до него. Поэтому, сын мой, Риччи нужно не анафемствовать, а возвеличить, объявив его заслуги, как миссионера, заслугой нашей Церкви: немалое дело – взять в руки мирным путём целую огромную империю. Нам нужно сделать только одно: отодвинуть Конфуция с его учением, вытекшим из христианского, в эпоху до Христа, а самого Маттео Риччи вместе с Микеле Руджери на несколько веков назад, оторвав их от времени и дел их. Робеспьер же не заслуживает внимания Церкви вообще; как и всякий язычник, он должен быть забыт во имя Господне. Маятник истории качнётся после него в обратную сторону, приведя народы Франции к Христу».

«Ждать ли нам откуда помощи, падре?» – спросил кардинал. Кто сейчас сможет усмирить революционную гидру, терзающую Францию?»

«К великому сожалению никто, сын мой» – устало ответил папа: – «Священная Римская империя германской нации, наш главный оплот, раздроблена, да и занята больше борьбой с Османской империей. Российская империя также увязла в войнах с неверными. Если они объединятся и обратят свои усилия против Франции, Османская империя, как союзник Франции, окончательно сокрушит и Римскую империю и Российскую. Мы ещё не передохнули от борьбы с Пугачёвым; если бы он победил, тогда христианской Европе пришёл бы конец. Бог велик, думаю, с течением времени Он, с помощью самой же Франции разрешит сложившуюся ситуацию. Наши все усилия следует сосредоточить сегодня на том, чтобы стравить Францию и Султана; чем больше они ослабят друг-друга, тем лучше будет для нашего дела».

«Что мы можем сделать, падре?» – спросил кардинал.

«Искать все средства расколоть Французскую революцию» – сказал папа: – «Всё, что возможно, стравливая различные течения революционеров друг-с-другом, ослабить Францию, породить в ней хаос, тогда народ призовёт сильную руку, чтобы срубить головы этой многоголовой гидре. Сразу скажу, что любая сильная рука нашим союзником не станет, скорее наоборот. Нам останется подталкивать её на завоевание мирового господства; вот уж на чём сломали шею все, претендующие на него. Я предвижу великие жертвы, сын мой, молю Создателя об одном: да будут они очистительными. Помолись и ты об этом, сын мой»

«Молю Создателя, падре» – кротко произнёс кардинал, целуя руку папе.

А. XXIV. 1 Портрет миссионера Маттео Риччи в последний год жизни в Китае.

Обожествлён в Китае, как Бог Часов – Ли Ма-Доу, назывался там Ван Фучжи.

Слева – музыкальный инструмент – фисгармония, изобретенная в Европе в 10-х годах XIX века, получившая широкое распространение до 1820 года, когда попала и в Китай к Маттео Риччи, который играл на ней перед императором Китая. Такой вид фисгармония обрела к 1820 году или несколько позже; художник изобразил её максимально реалистично, как и всё на портрете.

INFERNO – Canto XXV. АД – Песня XXV

Круг восьмой – Седьмой ров (окончание)

Al fine de le sue parole il ladrole mani alzò con amendue le fiche,gridando: «Togli, Dio, ch'a te le squadro!» [3]

Da indi in qua mi fuor le serpi amiche,perch'una li s'avvolse allora al collo,come dicesse «Non vo» che più diche»; [6]

e un'altra a le braccia, e rilegollo,ribadendo sé stessa sì dinanzi,che non potea con esse dare un crollo. [9]

Ahi Pistoia, Pistoia, ché non stanzid'incenerarti sì che più non duri,poi che «n mal fare il seme tuo avanzi? [12]

Per tutt'i cerchi de lo «nferno scurinon vidi spirto in Dio tanto superbo,non quel che cadde a Tebe giù da» muri. [15]

El si fuggì che non parlò più verbo;e io vidi un centauro pien di rabbiavenir chiamando: «Ov» è, ov» è l'acerbo?» [18]

По окончаньи речи, вскинув рукиИ выпятив два кукиша, злодейВоскликнул так: «На, боже, обе штуки!» [3]

С тех самых пор и стал я другом змей:Одна из них ему гортань обвила,Как будто говоря: «Молчи, не смей!», [6]

Другая – руки, и кругом скрутила,Так туго затянув клубок узла,Что всякая из них исчезла сила. [9]

Сгори, Пистойя, истребись дотла!Такой, как ты, существовать не надо!Ты свой же корень в скверне превзошла! [12]

Мне ни в одном из темных кругов АдаСтроптивей богу дух не представал,Ни тот, кто в Фивах пал с вершины града. [15]

Он, не сказав ни слова, побежал;И видел я, как следом осерчалоСкакал кентавр, крича: «Где, где бахвал?» [18]

Выговорив всё, Ванни Фуччи показывает Богу два кукиша, в знак того, что он-таки перехитрил его. Данте, увидев, что гортань Ванни Фуччи обвивает змея, становится другом змей. На деле, ствол пушки, либо мушкета, приковывают обручами – змеями к станку, предназначая её сгорать как Феникс, при каждом выстреле.

Существовало предание, что Пистойя основана в I веке до н. э., остатками разбитого войска Катилины, людьми «свирепыми и жестокими друг-с-другом и с другими» (Дж. Виллани, «Хроника», I, 32).

Тот, кто в Фивах пал с вершины града – Капаней, один из семи царей, воевавших против Фив. Уверенный в своей силе, Капаней насмехался над Зевсом – Громовержцем, который за это поразил его перуном, после чего Капаней упал с вершины стены Фив, которую штурмовал.

Вскинув руки и выпятив два кукиша – ствол пушки прямой, только по бокам торчат два выпяченных кукиша, за которые её и приковывают к станине. Снаряженная пушка быстро покатилась, влекомая конной упряжкой, следом скакал всадник. На Звёздном Небе это – созвездие Центавр [Рис. А. XII. 3], которого считают кентавром Хироном, но иногда называют и по другому: Фолом, Каком, и многими другими именами.

Maremma non cred'io che tante n'abbia,quante bisce elli avea su per la groppainfin ove comincia nostra labbia. [21]

Sovra le spalle, dietro da la coppa,con l'ali aperte li giacea un draco;e quello affuoca qualunque s'intoppa. [24]

Lo mio maestro disse: «Questi è Caco,che sotto «l sasso di monte Aventino,di sangue fece spesse volte laco. [27]

Non va co» suoi fratei per un cammino,per lo furto che frodolente fecedel grande armento ch'elli ebbe a vicino; [30]

onde cessar le sue opere biecesotto la mazza d'Ercule, che forsegliene diè cento, e non sentì le diece». [33]

Так много змей в Маремме не бывало,Сколькими круп его был оплетенДотуда, где наш облик брал начало. [21]

А над затылком нависал дракон,Ему налегший на плечи, крылатый,Которым каждый встречный опален. [24]

«Ты видишь Кака, – мне сказал вожатый. —Немало крови от него лилось,Где Авентин вознес крутые скаты. [27]

Он с братьями теперь шагает врозьЗа то, что обобрал не без оглядкиБольшое стадо, что вблизи паслось. [30]

Но не дал Геркулес ему повадкиИ палицей отстукал до ста раз,Хоть тот был мертв на первом же десятке». [33]

Маремма – болотистое и нездоровое прибрежье Тирренского моря, разделяющееся на Тосканскую и Римскую Маремму, на котором обитает много змей.