Начало - Николай Грошев

— Ну и нахер? — Поинтересовался Шкет, когда Штык с сияющим лицом взял жвачку с полки.

— В пасть и жевать, а не нахер. — Штык указал пальцем на прилавок рядом с кассой. На разноцветную пачку с надписью «condoms». — Нахер вот это, а это жёва басявая.

В общем, купили всё, после чего Шкет попросил сахар, кофе, лапшу и пакет макарон.

— Пожрать что бы. — Пояснил он товарищу.

— Рано ещё. — Понизив голос, сообщил Штык. — Не знаю что за хрень, но есть хочется реже, чем раньше. Не замечал? Вот ты сейчас есть хочешь?

— Нет. — Несколько ошеломлённо ответил Шкет. — Замедленный или более эффективный обмен веществ…, ох ты бля. — Выпучив глаза, вдруг произнёс Шкет. — Я со школы этой хрени не помнил.

— И я. — Штык почесал затылок, задумчиво весьма. — Ты вот сейчас сказал и столько всякой разной научной хрени вспоминается…, о! — Он счастливо улыбнулся. — Светка! Рубцова! Кореш, не поверишь, уже в 7-ом классе у неё вот такая жопа была! А титьки! Уууу! Конфетка!

Шкет весьма печально выдохнул и пошёл на кассу, расплачиваться.

— Алкаши проклятые. — Снова сказала им в след продавщица. Причём это была уже не тётя Клава.

— Шкет, надо что-то с глазами придумать. — Заявил Штык, когда они отошли от магазина метров на десять. — Палимся не по-детски.

— Очки тёмные надо…, здесь не продают, в городе только.

Штык глянул на разбитую дорогу, уходящую вверх, между густых зарослей кустарника и деревьев. Один дом стоит на пересечении улицы и этой дороги. Второй тоже стоит, с другой стороны, но не весь. Одна стена осталась. Кирпичная она вот и осталась. Остальное местные на дрова давно растащили. Странно, что стену всё-таки оставили. Кирпич ведь тоже на дороге не валяется, в хозяйстве пригодится. Ну, к следующему лету, сто процентов и эту стену разберут. Такова судьба многих частных домов Ленска. Увы, жестокая реальность бытия — люди спиваются, умирают или уезжают. А домики потом растаскивают по кусочкам добрые заботливые соседи. Не, ну правильно — зачем дому просто так стоять? Верно же? Вот, а так в дело значит. Владельцу, может не понравится, а может ему всё равно будет. А пока он там узнает разтележется — дом сгниёт. Вот, что бы такого ужаса пустопорожнего расточительства не случилось, добрые соседи спешат на помощь — всё растащат, что плохо лежит, приберут заботливыми руками. Эх, Русь-матушка! Не иссекаемый океан энтузиазма, добросердечия и человеколюбия!

Кстати, о людях. Вампиры шли обратно медленнее, чем к магазину и снова ни кого не повстречали. Штыку даже жутковато как-то стало. Район-призрак. Дома стоят, деревья с ветра гнутся — и нет никого…, тут, поди, в полную луну ещё и оборотни шляются, и мертвецы и…

— Шкет, смотрел «Живая Мертвечина»?

— Чё? — Шкет запнулся и чуть сумку не уронил. — Это что, кино такое?

— Ага, классика. — Штык оживился, о чём только что размышлял, позабыл и с заметным интересом стал пересказывать содержание фильма. С акцентом на ту замечательную старушку, игравшую главного отрицательного персонажа. Смотрел он под солидной дозой героина, так что хорошо запомнил только самые интересные моменты, которые, не скупясь, дополнил деталями из других подобных фильмов. Минуты через три Шкета начало мутить, лицо слегка побелело.

— Что за маньяк такое говно снимал? — Выдохнул Шкет, не выдержав детального рассказа о том, как старушка накидала в суп гостям собственную гнилую плоть, отвалившуюся с весьма интересного местечка, которое приличные люди в общественных местах не показывают.

— Не знаю. — Штык пожал плечами и стал прорываться сквозь бурьян, устилавший приусадебный участок Шкета. — Кореш, чего у тебя тут такая жесть? Нафига сорняки выращиваешь?

— Сами растут. — Буркнул Шкет, двигаясь за спиной вампира.

— А, понял. — Понимающее кивнул Штык, притаптывая ногой очередной толстый высушенный стебель. Вдруг остановился, воровато огляделся, взял сумки под мышки и оттолкнулся ногами от земли. Тело вампира подлетело высоко вверх, он громко сказал «Йехххааанах!!!» и приземлился возле полуразрушенной веранды.

— Чёткий прыжок. — Невольно кривя губы, проворчал Шкет и продолжил пробиваться сквозь заросли. Возникла мысль тоже так прыгнуть. Всё-таки сухой кустарник это не трава полевая — неосторожно повернёшься и штаны в лоскуты порвёт. Сумка в руках тоненько звякнула. Шкет вздохнул и отказался от этой затеи. Нет, рисковать содержимым сумки — да хуже поступка просто быть не может! Там десять бутылок водки. А если пакет порвётся или не дай бог ручки оторвутся, и он вообще весь упадёт? Все ж бутылки побьются! А штаны фигня — штаны можно новые купить. Всё же в жизни любого человека есть вещи святые и непорочные, хула на которые хуже смерти. А что может более Свято, нежели водка? Квинтэссенция того, что содержится в вине, о котором в церкви говорят — Кровь Христова. Так что водка это фактически эссенция, можно даже сказать плазма, потому как в ней концентрат основного составного элемента любого вина. Шкет не стал рисковать.

Дом, хоть и стоял уже второй день с настежь распахнутыми окнами и дверьми, всё ещё вонял. Не так как вчера, но запах оставался. Вполне вероятно, он уже и не выветрится. Впрочем, беспокоило это только Штыка. Шкету даже нравилось, такой лёгкий тухловатый душок постоянно в тонусе держит, но в ту пучину безумия, в коей Шкет жил считай неделю, не сбрасывает.

В этот раз всё прошло ещё лучше. Посидели, пару песен спели, пообщались. Вспомнили прошлое, про армию поговорили — Шкет тоже служил, как оказалось. Два года как дембельнулся. Тут, правда, вышел лёгкий конфуз. Шкет с большой гордостью рассказал, как с дедами находил общий язык, как переломал не одну челюсть, получил массу травм, пока, наконец, не стал уважаем дедами, что выразилось в некоторых послаблениях по режиму службы. Его перестали бить по утрам в живот пряжкой ремня, не напрягали с мытьём полов и уборкой. Ночью, раз в неделю, деды поднимали роту и около часа всех гоняли, слегка били — в общем, нормальный режим службы Российской Армии. Так вот Шкета в такие ночи трогать перестали. Если он случайно поднимался, спросони не сообразив, что к чему, деды его обратно спать отправляли. И Шкет решил продемонстрировать шрам на боку, ближе к спине. В одном из столкновений с дедами, ему так переломало рёбра, что одно порвало кожу и вышло наружу. Остался шрам. И вот он показывает его Штыку — а там чистая гладкая кожа.

— Гы, пиздабол. — Не увидев шрама, изрёк вампир. Шкет покраснел, возмутился матерно, глянул и со стула упал — шрам пропал! И только сейчас он-то заметил. В общем, шок был стабильный и Шкет даже не кинулся с кулаками, там когтями, а сначала хотел — оскорбился сильно.

Всё обошлось, драки не случилось, сабантуйчик продолжился и Штык поведал, что у него тоже несколько шрамов пропало в неизвестном направлении. Как это всё объяснить он не знал — в фильмах старые шрамы у вампиров не рассасывались, а тут вон как. Потом долго обменивались впечатлениями, вели умные разговоры всякие, про политику поговорили, о женщинах немного, о культурном упадке Российской молодёжи, о живописи и искусстве…, ну, по идеи, должны были поговорить обо всём этом. И, наверняка, поговорили. Просто на утро вспомнилось, только как домой пришли и первую бутылку выпили. А так как проснулись ближе к ночи — сидели, значит, весь прошлый день и часть ночи. Иначе не проспали бы так долго. Ну а воспитание у обоих нормальное, интеллект недюжинный — значит, просто не могли не обсудить все эти важные животрепещущие проблемы современной России! Вот так-то вот.

— Шкет, ты что такой убитый? — Зевая, поинтересовался Штык, когда они уселись за стол, похмеляться остатками спиртного. А его осталось, в общем-то, довольно много.

— Башка болит. — Проворчал Шкет, опрокидывая рюмку и закусывая кусочком колбаски. — Уф. — Выдохнул вампир. — Полегчало вроде. Ща ещё накатим и нормально будет.

— Так ты это, с похмелья болеешь что ли?

— Ну. — Не понял Шкет удивления товарища.

— Не, братан, херня это. Ты ж вампир блин. Смори. — Штык закрыл глаза и глубоко вдохнул, сделал руками жест непонятный и снова глаза открыл. — Во!

— И что это было?

— Ну как, я же тебе уже вроде говорил за тему…, сосредоточился, команду дал и организм опять по полной восстановился. И всё. Нафиг нам похмелье брат? Потом просто опять сосредоточься, что бы хмель до чайнику снова шёл. Делов-то.

Шкет попытался сделать, как ему советовал товарищ. Раза с третьего получилось. Внутри всё начало гореть, сердце забилось чаще, сильнее и за пару мгновений исчезли головная боль, высокое давление, головокружение и тот хмель, что наступает, как говорится, на старые дрожжи.

А вот обратно заставить организм игнорировать алкогольное отравление оказалось сложнее. Впрочем, он справился. Не быстро, но главное принцип понял и в будущем сможет управлять восстановительными способностями тела более эффективно. Штык к тому моменту осушил целую бутылку — пришлось спешно догонять.