Дочь снегов. Сила сильных - Джек Лондон

— Нет, что-то не хочется. Я зарабатываю по три доллара на паре мокасин, которые скупил в свое время, не говоря уже о том, что мне сулят в близком будущем сапоги. Послушайте, Уэлз, насколько я помню, вы не так давно подвели меня с сахаром, верно?

Джекоб Уэлз улыбнулся.

— И клянусь тысячью чертей, я отыгрался. Скажите-ка, есть ли у вас непромокаемые сапоги?

— Нет, мы распродали их в самом начале зимы.

Дэв тихонько ухмыльнулся.

— И скупил их не кто иной, как я.

— Не может быть! Я дал специальное распоряжение приказчикам, чтобы их не продавали партиями.

— Совершенно верно. По паре на человека, и по человеку на пару, а в результате несколько сот пар. Да ведь все эти покупатели бросали на весы мой песок! Что, выкушали? Пожалуйста, на здоровье! Ну-ка, раскошеливайтесь теперь. Так и быть, сделаю вам скидку. В путь? Нет, уж в этом году не собираюсь. Расчета нет.

В середине апреля на Ручье Гендерсон началась забастовка, обещавшая разрастись в нечто значительное, и Сэн Винсент отправился на реку Стюарт. Немного позднее Джекоб Уэлз, имевший дела в Логе Галлагара и заинтересованный в медных рудниках на реке Белой, поехал в ту же область, захватив с собой Фрону, ибо поездка эта носила скорее увеселительный, чем деловой характер. Тем временем Корлис и Бишоп, которые были уже около месяца в пути и странствовали по Майо и области Мак Квесчен, свернули по левому притоку Гендерсона, чтобы осмотреть там ряд заявок.

Однако к маю весна настолько подвинулась, что передвижение по ручьям сделалось не безопасным, и золотоискатели по последнему тающему льду стали спускаться к группе островов, расположенных у устья реки Стюарт. Там они разбивали временные лагери или просили гостеприимства у местных жителей. Корлис и Бишоп поселились на Расстанном острове (его прозвали так оттого, что прибывавшие с берега партии обычно разбивались здесь и направлялись в различные стороны), у Тома Макферсона, который жил там с известным комфортом. Несколько дней спустя туда же с реки Белой случайно приехали Уэлзы и разбили палатку на возвышенной верхней части острова. Несколько измученных чечако, первые ласточки весеннего прилета, явились перед самым вскрытием реки. Некоторых золотоискателей таяние льда заставило высадиться на берег, чтобы дождаться там вскрытия реки и соорудить плоты или приобрести у местных жителей лодки. В числе последних был Курбертэн.

— Ах! Изумительно! Великолепно! Не правда ли?

Так приветствовал он Фрону, встретившись с ней на следующий день после приезда.

— Что именно? — спросила она, протягивая ему руку.

— Вы! Вы! — он снял шляпу. — Я в восторге!

— Право… — начала Фрона.

— Нет, нет! — перебил ее француз, с жаром потрясая своей вьющейся шевелюрой. — Нет, не вы. Посмотрите. — Он указал ей на пирогу, за которую Макферсон только что содрал с него тройную цену. — Челнок! Разве это не находка?

— Ax, челнок, — протянула с оттенком разочарования Фрона.

— Нет, нет, простите! — Он сердито топнул ногой. — Не то я говорю. Дело не в вас и не в лодке. Дело в… ах, вот оно, наконец! Ваше обещание. Однажды, помните, у мадам Шовилль мы заговорили о челноках и о моем невежестве в этой области. И вы обещали мне…

— Что я дам вам первый урок?

— Ну разве это не восхитительно? Слышите? Журчание! Журчание где-то там, в глубине. Скоро вода вырвется на свободу. Вот челнок! Наша встреча! Первый урок! Восхитительно! Восхитительно!..

Следующим островом, ниже по течению, был остров Рубо, отделенный от Расстанного лишь узким проливчиком. Сюда вскоре прибыл Сэн Винсент, последний путешественник, отважившийся пуститься по зимнему пути. Тропа, проходившая по льду, успела уже к тому времени скрыться под водой, и собакам приходилось местами пускаться вплавь. Он направился к срубу Джона Борга, молчаливого, угрюмого субъекта, открыто предпочитавшего уединение обществу своих ближних. Злой рок заставил Сэн Винсента выбрать из всех жилищ на острове кровлю Джона Борга, чтобы дождаться там вскрытия реки.

— Ладно, — ответил хозяин на просьбу корреспондента. — Кладите ваши одеяла в угол. Белла уберет хлам со свободной койки.

До самого вечера он не произнес больше ни слова. Тут он сказал:

— Вы слишком значительны, чтобы стряпать себе сами. Когда женщина управится с печкой, можете снова развести огонь.

Белла была миловидная молодая индианка. Сэн Винсенту никогда еще не приходилось встречать среди ее соплеменниц такого красивого создания. Вместо обычной грязноватой смуглоты, свойственной ее расе, кожа у Беллы была чистая, с легким золотистым оттенком, а черты — более мягкие и изящнее выточены, чем у других женщин ее крови.

После ужина Борг облокотился о стол и опустил подбородок на свои огромные нескладные руки. Он курил вонючий сивашский табак и смотрел прямо перед собой. Можно было бы подумать, что он о чем-то размышляет, если бы не этот жесткий неподвижный взгляд, взгляд человека, погруженного в транс.

— Вы давно уже живете в этих местах? — спросил Сэн Винсент, пытаясь завязать разговор.

Борг перевел на него свои мрачные черные глаза, которые, казалось, проникли в самое нутро журналиста, просверлили его насквозь и уставились на что-то позади него, забыв о нем самом. Казалось, он мысленно взвешивает в этот момент что-то очень тяжелое и значительное, не иначе как свои грехи, нервно подумал корреспондент, скручивая папиросу. Когда желтое облако дыма рассеялось, распространив приятный аромат, и Сэн Винсент принялся за вторую, Борг вдруг заговорил.

— Пятнадцать лет, — сказал он и снова погрузился в свое насыщенное безмолвие.

После этого Сэн Винсент добрых полчаса беспрепятственно изучал его непроницаемую внешность. Начать с того, что голова у Борга была массивная, неправильной формы, расширяющаяся кверху, и держалась она на могучей бычьей шее. Природа щедро вылепила эту голову, и каждая черточка в ней носила отпечаток этой широты стихийного размаха и грубой асимметрии первобытных сил. Густые, длинные, спутанные волосы кое-где были покрыты сединой, и тут же рядом, как бы издеваясь над возрастом, завивались матово-черные кудри, кудри необычайной густоты, толщиной со скрюченный палец, тяжелые и плотные. Щетинистые усы и борода, местами совсем редкие, местами густые, точно поросли травы, пестрели обильной проседью. Они чудовищной волной пробегали по его лицу, не скрывая, однако, глубоких впадин щек и искривленного рта. Тонкие губы, жестокий рот, причем какая-то бесстрастная жестокость. Лоб казался на этом лице аномалией, которая еще сильнее подчеркивала неправильность остальных черт, ибо лоб этот был прекрасен, широкий и выпуклый, с необычайной мощью устремлявшийся вверх. Такой лоб мог быть твердыней, оплотом великого разума. За ним так и чудилось всеобъемлющее знание.

За спиной Борга Белла перемывала тарелки и ставила их на полку. Вдруг она уронила тяжелую чашку. В тишине резкий стук прозвучал совершенно неожиданно. В тот же миг Борг с диким ревом вскочил на ноги, опрокинув стул; глаза его сверкали, и все лицо судорожно подергивалось. Белла издала нечленораздельный животный крик ужаса и скорчилась у его ног. Сэн Винсент почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове и неприятный озноб, точно струя холодного воздуха, пробежал вверх и вниз по его спине. Затем Борг поднял стул, снова уселся в той же позе и, положив подбородок на руки, погрузился в раздумье. Никто не произнес ни слова, и Белла опять как ни в чем не бывало занялась мытьем посуды, в то время как Сэн Винсент, скручивая дрожащими пальцами папироску, спрашивал себя, уж не приснилась ли ему вся эта сцена.

Джекоб Уэлз расхохотался, когда журналист рассказал ему об этом инциденте.

— Узнаю парня, — сказал он, — его поступки не менее оригинальны, чем его внешность. Борг не принадлежит к породе общественных животных. Он прожил в стране больше лет, чем может насчитать знакомых. По правде говоря, я не думаю, чтобы у него нашелся хотя бы один друг во всей Аляске, даже среди индейцев, несмотря на то что он порядком терся среди них. Они прозвали его Джонни Болиголова, но Борга с таким же успехом можно было окрестить Джонни Проломиголову, потому что он очень вспыльчив и тяжел на руку. Вспыльчив! Как-то между ним и агентом Полярного города возникло какое-то маленькое недоразумение. Джонни был прав, агент ошибся, но он с места в карьер объявил бойкот Компании и целый год питался черт знает как. Я случайно столкнулся с ним на станции Танана, и он только после долгих объяснений согласился снова покупать у нас.

— Девушку он вывез с верховьев реки Белой, — рассказал Сэн Винсенту Билль Браун. — Уэлз воображает, что он первый побывал в тех местах, но Борг мог бы дать ему немало очков вперед по этой части и посадить в калошу. Он еще много лет назад забирался туда. Да, странный человек! Не хотел бы я жить с ним под одной кровлей.