Дочь снегов. Сила сильных - Джек Лондон

Вэнс с видом полного бессилия прислонился к двери. Все происходящее представлялось ему какой-то немыслимой, невозможной нелепостью. Он почувствовал вдруг безумное желание расхохотаться и притворно закашлялся. Но Фрона, беспокоясь за свои ноги, которые немели все больше и больше, поспешила напомнить о себе.

— Эй, Дэл! — окликнула она.

Веселье замерло на лице Бишопа при звуке этого знакомого голоса, и он медленно, как бы нехотя, повернул голову в ее сторону. Она успела откинуть капюшон своей парки, и на фоне темного меха ее розовое от холода, ясное лицо напоминало луч солнца, заглянувший в мрачный, грязный хлев. Все они знали ее. Да и как было не знать дочь Джекоба Уэлза? Дева с испуганным возгласом выронила ложку от горчицы, а Корнелл растерянно провел рукою по желтым пятнам и, размазав их по всей физиономии, в полном смущении свалился на ближайший стул. Одна только Карибу Бланш сохраняла присутствие духа и тихонько посмеивалась.

Бишоп попробовал выдавить из себя: — Здравствуйте! — но ему не удалось разбить молчание, которое снова воцарилось в комнате.

Фрона подождала минуту и сказала:

— Добрый вечер, господа!

— Сюда, пожалуйста, — сказал Вэнс, успевший за это время немного освоиться с положением. Он усадил Фрону у печки против Бланш. — Снимите поскорее обувь и не слишком злоупотребляйте огнем. Я посмотрю, что бы добыть для вас.

— Холодной воды, пожалуйста, — попросила она. — Это сразу вызовет реакцию. Дэл принесет.

— Надеюсь, что это не серьезно?

— Нет. — Она покачала головой и улыбнулась ему, торопливо стаскивая свои обледеневшие мокасины. — Я не успела сильно отморозить их. В худшем случае, пожалуй, сойдет кожа.

В хижине снова воцарилось натянутое молчание, нарушаемое только Бишопом, который хлопотал с водой и тазом, и Корлисом, искавшим свои самые маленькие и нарядные домашние мокасины и самые теплые носки.

Фрона, энергично растиравшая себе ноги, вдруг остановилась.

— Я вовсе не хочу замораживать вашего веселья оттого, что продрогла сама, — сказала она смеясь. — Пожалуйста, продолжайте.

Джек Корнелл выпрямился и старательно прочистил горло, а Дева приняла чрезвычайно независимый вид, но Бланш подошла к Фроне и взяла из ее рук полотенце.

— Я промочила ноги там же, где и вы, — сказала она и, опустившись на колени, принялась с силой растирать замерзшие ноги.

— Полагаю, что с этими вы как-нибудь обойдетесь. Вот, — сказал Вэнс, перебрасывая им пару домашних мокасин и шерстяные обмотки, которые обе женщины, посмеиваясь и обмениваясь тихими замечаниями, принялись натягивать на ноги.

— Но скажите ради Бога, как вы очутились одна на тропе в это время? — спросил Вэнс. В душе он восхищался той простотой и тактом, с которыми она относилась ко всему происходящему.

— Я знаю, что вы побраните меня, — ответила она, помогая Бланш расставить перед огнем мокрую обувь. — Я была у миссис Стэнтон. Прежде всего нужно сказать вам, что мы с мисс Мортимер уже неделю гостим у Пентли. Но возвращаюсь к рассказу. Я собиралась уйти от миссис Стэнтон еще засветло, но ее ребенок напился керосина, а муж был в Даусоне, и наша тревога за малыша улеглась каких-нибудь полчаса назад. Миссис Стэнтон и слышать не хотела о том, чтобы отпустить меня одну, но я ее убедила, что бояться нечего. Я просто представить себе не могла, что лед может подтаять в этакий мороз.

— Как вы откачали мальца? — опросил Дэл, горя желанием поддержать завязавшийся разговор.

— Заставили его жевать табак. — И когда взрыв смеха затих, она продолжала: — Горчицы не было ни крошки, и я не могла придумать ничего лучшего. Кроме того, Мэт Маккарти спас мне однажды таким образом жизнь в Дайе, когда у меня был круп. Но вы пели, когда я вошла, пожалуйста, продолжайте.

Джек Корнелл с трудом изрек:

— Я уже спел свое.

— Ну, так вы, Дэл. Спойте «Летучее облако». Вы всегда пели его, спускаясь по реке.

— Ах, он уже пел его, — сказала Дева.

— Ну, так спойте вы. Я уверена, что вы поете.

Она улыбнулась Деве, и та исполнила замечательный романс с искусством, на которое она сама едва ли считала себя способной. Холодок, внесенный появлением Фроны, быстро рассеялся, и песни, тосты и шутки полились с новым жаром. Фрона не отказалась пригубить пунш и внесла свою лепту, спев «Анни Лаури» и «Бен Болт». При этом она украдкой наблюдала за тем, как вино постепенно одурманивало и без того насыщенные алкоголем головы Джека Корнелла и Девы. Это было новое впечатление, и она радовалась ему, хотя в то же время огорчалась за Корлиса, довольно кисло исполнявшего свои обязанности хозяина.

Однако он не особенно нуждался в сочувствии.

«Всякая другая женщина…» — повторял он мысленно в двадцатый раз, глядя на Фрону и стараясь представить себе на ее месте многочисленных женщин, которых он встречал когда-то за чайным столом своей матери. А что если бы они постучались в дверь и вошли, как сделала это Фрона? Не далее как вчера его покоробило бы от того, что Бланш растирает ей ноги, но теперь он восторгался Фроной, которая позволила ей сделать это, и даже сама Бланш стала теперь как-то ближе его сердцу. Быть может, в молодом человеке сказывалось возбуждение, вызванное вином, но только огрубелое лицо Бланш показалось ему вдруг очень симпатичным.

Надев свои просохшие мокасины, Фрона терпеливо дослушивала Джека Корнелла, который, икая, произносил последний запутанный тост.

— За… ик… человека, — голос его точно вырывался из бочки, — человека… ик… который создал… создал…

— Эту благословенную страну, — подсказала Дева.

— Верно, дорогая… ик… За человека, который создал эту благословенную страну. За… ик… за Джекоба Уэлза!

— И еще один! — воскликнула Бланш. — За дочь Джекоба Уэлза.

— Есть! Встать! Дном вверх!

— Она просто молодчага! — заявил Дэл, весь пылая от обильных возлияний.

— Я хотела бы пожать вам руку, — тихо сказала Бланш, пользуясь тем, что остальные продолжали галдеть.

Фрона сняла рукавицы, которые уже успела надеть, и они обменялись рукопожатием.

— Нет, — удержала она Корлиса, видя, что тот надевает шапку и завязывает наушники. — Бланш объяснила мне, что до жилища Пентли отсюда не больше полумили. Дорога прямая. Я не хочу, чтобы кто-нибудь провожал меня. Нет! — На этот раз голос прозвучал так властно, что Корлис швырнул шапку на свою койку. — Доброй ночи, господа! — крикнула она, обведя всех смеющимся взглядом.

Однако Корлис, проводив ее до дверей, вышел наружу. Она взглянула на него. Капюшон был не совсем надвинут на лоб, и лицо ее показалось ему особенно привлекательным при свете звезд.

— Я… Фрона… я хочу…

— Не беспокойтесь, — прошептала она. — Я никому не расскажу, Вэнс.

Он подметил в ее глазах насмешливый огонек, но попытался продолжить.

— Я хочу только объяснить вам, как…

— Не стоит, я понимаю. Но все-таки должна сказать, что не могу одобрить вашего вкуса.

— Фрона! — искренняя боль, прозвучавшая в этом возгласе, не укрылась от слуха девушки.

— О, какой вы глупый! — рассмеялась она. — Ведь я же знаю. Бланш рассказала мне, что она промочила ноги.

Корлис опустил голову.

— Право, Фрона, вы самая необыкновенная женщина, какую я когда-либо встречал, и еще я хочу сказать вам, — тут он выпрямился и продолжал твердым, уверенным голосом: — Что это не конец.

Она попробовала остановить его, но он продолжал:

— Я чувствую, я знаю, что все обернется по-иному. Пользуясь вашими же словами, говорю вам, что вы не приняли во внимание всех фактов. Что касается Сэн Винсента… Я все равно добьюсь вас. И теперь будет не слишком рано!

Он протянул к ней руки, но она, угадав это движение, опередила его, со смехом увернулась и побежала по тропе.

— Вернитесь, Фрона! Вернитесь! — крикнул он. — Я очень огорчен.

— Нет, нет. Вы не должны огорчаться, — отозвалась она, — иначе я сама огорчусь. Спокойной ночи!

Он проследил за ней, пока она не скрылась из виду, и вернулся в хижину. Вэнс совершенно забыл о том, что происходило там, и на миг остановился в полном недоумении. Карибу Бланш тихо плакала. Ее влажные глаза блестели, а по щеке, когда он взглянул на нее, ползла одинокая слеза. У Бишопа было очень серьезное лицо.

Голова и плечи Девы лежали на столе среди перевернутых кружек и медленно стекавших осадков, а Корнелл что-то лепетал над ней, то и дело икая и бессмысленно повторяя:

— Все прекрасно, дорогая, все прекрасно.

Но Дева была безутешна.

— О Господи! Как подумаю, чем я была и чем стала… А кто виноват?.. Не я… нет, не я, говорю вам! — крикнула она с внезапным ожесточением. — Как я родилась, я вас спрашиваю? Кто был мой отец? Старый пьяница, алкоголик. А моя мать? Из Уайтчэпеля, скажете? Кто дал хоть сент на меня или на мое воспитание? Кто позаботился обо мне хоть на грош, спрашиваю вас? Кто?