Арктический экзамен - Н. Денисов

Всякий раз, когда близко проходит тяжелое судно, стремительно буровя быструю воду, разбегающаяся волна хлещет о борт «Северянки», и она переваливается с борта на борт на своем плоском днище, как откормленная гусыня на просторном осеннем подворье…

— Итак, — произнес начальник, — с первым вопросом решено — горючее выбито, с часу на час подойдут танкеры, и надо строго соблюдать противопожарную безопасность.

— Козе понятно! — кивнул Пятница.

— А лучше б махнули бы вы, товарищи, в город! Меньше мороки… Кому на почту, кому пивишка попить! перед отплытием, а? Я разрешаю! — продолжал Борисов. — Думаю, что на закачке топлива останется Пятница с Глушаковым, а мы — махнем. Справитесь вдвоем?

— Какой разговор! — поерошил чубчик Ваня.

— Добро!.. А теперь обсудим поведение Милована. Я не потерплю рукоприкладства в коллективе, понимаешь… Ну, кто будет первым выступать?

Виктор смотрел на Вову Кранта: завидное самообладание! Ни тени смущения, ни беспокойства. Помаргивает припухшими веками, поглядывает искоса на Васю. А тот, кажется, с кротким смирением ожидает своей участи. Со стороны вроде и не попять: занимает ли его мнение парней? Что решат сейчас: быть ему на судне или не быть? В последние дни ходил Вася мрачноватым, замкнутым, разве что вечеринка с малярами взбодрила его, но ненадолго. А Виктор, пообещав парню «не поднимать пока шум» из-за этого порошка, с тревожным интересом ждал сегодняшнего собрания.

— Высказывайтесь, товарищи! — поторапливает Борисов.

Грузновато поднимается инженер Глушаков. Долго излагает он суть безобразного поведения Васи, нетерпимость его поступка во время столь знаменитого перегона, за которым следит даже пресса. И предлагает списать моториста на берег.

Борисов растерялся. Кажется, не ожидал он столь крутого предложения:

— Как это списать?

— А так, списать, как списывают на флоте!

— Это при проклятом царизме было! — явно надеясь на успех, картинно взвился Крант. — Может, сразу — зашить в брезент и к рыбам на дно? Пятница подходящую железяку подыщет, чтоб не всплыл…

— Не юродствуй, Вова! — заерзал на стуле Бузенков.

— Вася! Ну, что же ты? — не выдержал Виктор, ожидая, что вот встанет сейчас парень и все сам объяснит: как и почему получилось? Молчит Вася.

И опять распалился Глушаков, разнервничался, побагровел от Крантовой иронии:

— Здесь не малина, а здоровый советский коллектив, и с идиотскими замашками тут делать нечего… Да вон у него, глядите, кулаки как два пудовых молота! Еще кому-нибудь фингал навесит.

— Здесь вам — не тут! — отреагировал Вова.

Канцелярию качнуло от хохота. И когда успокоились, перегнулся над столом Пятница:

— В переводе на мягкую пахоту, как у нас в колхозе говорил председатель, Валентин Григорьевич рассудил, конечно, правильно… Но, знаете, я бы поручился за Васю. Как ты сам-то, герой?

— Не буду больше! — пробубнил Вася.

— Не буду… Детский лепет! От кого слышим? — поразился Валентин Григорьевич беззубости собрания. Разве на заводе так бы вот разговаривал с хулиганьем? Но ничего не попишешь, начальствует тут Борисов, а не он, Глушаков. Если поточней разобраться — даже не член команды, а представитель предприятия на время перегона: помочь освоить системы и механизмы — его обязанность, а уж принимать решения…

— Безобразий терпеть, конечно, я не намерен, — откидываясь на стуле, медленно заключает Борисов. — Но признаюсь сразу, я такой человек: буду требовать но всей строгости, и уж кто провинится, тому спуску не дам. А Василия Милована, думаю, накажем пока общественным порицанием. Простим…

— Надо простить! — закивал Крант.

— Можно мне сказать? — не выдержал Виктор.

— Да — да, конечно. Присутствующая пресса…

— Ребята, тут дело совсем не в драке… Впрочем, в драке, конечно, — Виктор покашлял, подавляя волнение. — Разрешать конфликты на кулаках — тут мы действительно далеко зайдем!.. Но я ждал, что Вася наберется храбрости, встанет и честно объяснит наконец, как и почему все произошло. Но у Милована свои понятия о чести и порядочности… К сожалению!.. — Иван, ты загружал трюм стиральным порошком для промывки систем. А давно заглядывал, как он хранится?

— Там — порядок! — неуверенно кивнул Пятница.

— Вот видишь, не заглядывал. Правильно: кому он нужен? Не конфеты, не изюм… А вот библиотекарь наш, Лапузин Володя, сообразил, что — дефицит! В магазинах-то нет порошка. Вот и начал поторговывать на берегу. Бабки, конечно, берут с большой охотой, с благодарностью… Верно я говорю, Лапузин?

Крант, ухмыляясь, смотрел в потолок. Угрюмо насупился Вася.

— Обоих гнать к чертовой матери! — сказал Глушаков.

— Эх! Воровать — так миллион, любить — так королеву! Ну, архаровцы! — угрюмо философски произнес Пятница и неожиданно повеселел. — Ну, Вася! Что же, выходит, ты отметелил Вову за порошок?

Промолчал Вася.

— Выходит, Иван! — кивнул Виктор. — Переводи на мягкую пахоту…

Загомонили вдруг все враз, шумно вздыхая, возмущаясь. Борисов колко посматривал то на Сапунова, то на своего адъютанта. Спросил напрямую:

— Брал?

— Ну, брал! — Некуда деться Вове, впрочем, он, кажется, не сильно переживал, предвидел исход разговора. — Там этого порошка хоть лопатой греби…

— Гнать их к чертовой матери…

— Подожди, Валентин Григорьевич. Выгнать никогда не поздно. А кто работать будет? Кто?.. Иван Антонович, — начальник посмотрел на Пятницу. — Сколько у вас этого порошка?

— Тонны полторы…

— Тонны! Вот видите, тонны!.. А без турбиниста я в море не выйду… Накажу, конечно…

— Спирта не дадите, правильно! — усмехнулся Мещеряков, хорошо понимая, что судьба Вовы и Васи в руках начальника, а он «не позволит»…

Борисов поднялся:

— В пути разберемся, кто чего стоит. Но обещаю, что спуску в дальнейшем никому не дам. Это я вам обещаю…

Виктор расслышал, как Бузенков мрачно произнес:

— Устроил спектакль!

Принаряженная — достали из чемоданов свежие рубашки, заботливо наглаженные еще дома, — команда спускается в шлюпку, и Пятница гребет к берегу. Течение бурлит, сопротивляется, норовя отнести на середину реки пластиковую скорлупку шлюпки, которую начальник именует по-своему — «ялом». Жалостливо поскрипывают уключины, но наконец река сдается, оставляя за кормой вертящиеся воронки от весел, и шлюпка мягко входит в береговой песок.

— До вечера, братва! — напутствует Пятница.

…Кой — какие моряцкие навыки приобрел Иван раньше — на такой же «Северянке», прошел по рекам до Диксона, а затем через льды пробился с караваном до порта Амбарчик, поднялся вверх по Колыме… Но история эта отдельная и особая, рассказывать о ней Иван не любит, поэтому о прошлых морских заслугах Пятницы на плавстанции знает лишь начальник, потому и назначил он Пятницу старшим на первом участке перегона до Тобольска.

Да, немало уж пролетело времени с того плавания, о котором еще больше шумели в газетах. Прошло года два или три!

Возвратясь на Большую землю, Иван совсем было осел в своей деревне, лазил в монтерских когтях на столбы, тянул электрические и телефонные провода, женился на своей деревенской, привыкал к супруге и теще, в доме которых жил примаком, и от напористого гнета тещи чувствовал себя словно на чемоданах. Да — а!

Но опять попалась в руки газета: новую электростанцию построили! «Более надежную — в морском исполнении!»

— Опять построили корабль! — сказал Иван.

И жена насторожилась. На работе, в бухгалтерии, смотрела она эту газету со статейкой и фотографиями: не усидит, смотается из дома муженек! Переживала — покладистый, работящий Иван! — с таким жить да жить. Но Иван имел свои причуды и фантазии. Вот и переживала…

— Добрую посудину изладили! — произнес тогда Иван решительное слово, потянулся, чтоб выключить грохочущий на полную мощность репродуктор:.вечно врубят, поговорить нельзя!

— Не шевели, не тобой включен! — упредила теща. — Не тобой включен… Вдруг чё передадут?

— Что передадут?

— Сообщение какое-нибудь… Нападут, и не услышим!

— Кто на вас собрался нападать? Кому нужны?

— Ты засобирался опять, Ваня? — осторожно спросила жена.

— Засобирался, конечно…

«Ладно уж городские не могут ужиться, — печалилась женщина, — а и в деревне спокою нет. Что надо — живи — поживай, так нет — трезвонят вечно то в газетах, то по радио, сманивают народ, а куда сманивают, и самим неизвестно. Женщина она молодая, неглупая, книжки и газеты читает… Да другая припечатала бы мужика к юбке, забыл бы думать, как оставлять одну. Решилась бы — и ребеночка завели совместного, к теплому морю летом поехали!»

— Тянет тебя, что ль, канатом на этот Север, Ваня?