Волчица советника - Елена Литвиненко

— Лира, ты заметила, что ты сначала делаешь что-то, а потом думаешь? — жестко спросил Тимар.

— Тим…

— Молчи! Ты могла подменить настойки, ты могла попросить меня о помощи — я бы придумал, как смазать рожу твоему Алану незаметно для остальных! Я хоть раз, хоть в чем-нибудь тебе отказывал?.. Но ты решила, что уже достаточно взрослая и можешь все сделать сама. И убила восьмерых невинных людей. Теперь живи с этим.

— Тим…

— Спокойной ночи.

Тимар задул свечу и отвернулся. Лира по-прежнему сидела у его кровати, уткнувшись лицом в простыни.

— Не гони меня… Пожалуйста, Тим… Тимар… Тими… — Девушка положила ладонь ему на плечо, осторожно потянула за кончик косы. — Прости… Накричи на меня, ударь, если хочешь! Только не разговаривай со мной, будто я чужая! У меня же никого, кроме тебя, нет…

Стряхнув ее руку, Тимар отодвинулся.

Тикали часы на каминной полке, потрескивал догорающий огонь, вздыхала пантера, не рискующая влезать в ссору между братом и сестрой. Со двора доносился лязг металла, перекличка часовых и визг точильного камня.

Лира все так же сидела у его постели.

— Брыг с тобой, ложись, — не выдержал Тим.

Девушка с готовностью забралась под одеяло, прижалась к нему нашкодившей кошкой, обняла, покрывая поцелуями щеку.

— Прости-прости-прости… Я дура, идиотка… Хочешь, я брошу алхимию? Сделаю все, что скажешь, только прости, не злись на меня…

Тим сжал ее плечи, останавливая.

— Не нужно ничего бросать. — Уложил рядом, укрыл, завернул в кокон одеял и только тогда позволил себе обнять ее. — Научись просчитывать последствия своих поступков, Лира. Или хотя бы просить о помощи. Я понимаю, что ты у меня гордая, самостоятельная и независимая, но все же… Обещай мне, что больше никогда не сотворишь ничего подобного.

— Обещаю. Я люблю тебя, Тим…

Сон так и не пришел. Вздохнув, Тимар осторожно переложил девушку с плеча на подушку, погладил ее по щеке, легко коснулся губами лба. Воротник рубашки съехал, и Тим поморщился, увидев на плече Лиры темное пятно.

…хоть на шее метить перестал.

Желание уничтожить, продать графа князю порой становилось неодолимым — сначала за синяки и слезы Лиры, потом за тихие стоны в библиотеке и пуговицы ее рубашки на полу, за собственные вывернутые руки.

— Ты же хочешь, чтобы твоя сестра была счастлива, Орейо? Значит, сделаешь все, чтобы она меня приняла. Как ты правильно сказал, я растил ее не для того, чтобы запереть в спальне. Оставим это, как последнее средство.

Одно-единственное письмо, один-единственный конверт! Но…

Дружба с корсарами, тайная разработка алмазов, вооруженные налеты и грабежи княжеских кораблей, двойная бухгалтерия и гостья, живущая в охотничьем домике на окраине леса, привели бы на плаху любого — кроме Йарры. Граф же просто исчезнет. А потом вернется — за ним и за Лирой, как однажды за Стефаном.

Жить хотелось. Трусость? Пусть так.

Тим наплевал бы на себя, продолжай Йарра относиться к Лире, как к дворовой девке, но с осени граф вел себя безукоризненно. Безукоризненно настолько, что по долине ползли слухи, будто Сиятельство влюблен, и, кажется, никто, кроме Тимара, не замечал расчетливого блеска холодных голубых глаз. Сама же Лира, успокоившись, не видела ничего странного ни в изматывающих тренировках — она и раньше жила ими, ни в моделировании сражений, прыгала от радости, когда граф построил ей лабораторию, с успехом взламывала замки, добираясь до запертых подарков, и все чаще улыбалась Йарре.

А если влюбится? А если Йарра снова причинит ей боль?

А как же он? Он сам?..

От всех этих мыслей во рту появлялся кислый привкус, как от дешевого пойла, подаваемого в деревенских трактирах.

Прогоняя хандру, Тим умывался обжигающе-холодной водой и составлял план на день. Разобраться с пойманными браконьерами. Проверить подготовленные для посева овса поля. Проверить, как идет ремонт амбаров — для семенного и пищевого зерна, которое в ближайшие дни начнут поставлять из Лизарии. Отправить госпожу Миару в госпиталь — пусть старушка ужаснется грязным жаровням и заставит служанок вычистить сажу, а с ней — остатки наркотика. Почта. Прошения. Межевой спор. Не забыть открыть счета на имена тех, кто осиротел милостью Лиры.

…надавать бы ей по заднице, как в детстве!

В обещание Лиры быть осмотрительнее он не поверил ни на гран; оставалось лишь надеяться, что девчонка сделает правильные выводы после устроенной им встряски и впредь будет лучше заметать следы — Тимару дурно становилось при мысли, что кто-то другой мог обнаружить дохлых мышей у жаровни и связать в одну цепочку алхимические изыскания Лиры, беспробудный сон, сваливший всех, кто был в госпитале, мертвых зверьков и смерти солдат.

15

К дверной ручке был привязан гибкий стебелек одуванчика. Совсем свежий, с едким белым соком на месте излома, он указывал ярко-желтой головкой налево.

Вы когда-нибудь держали на ладони новорожденного щенка? Еще слепого, жалобно скулящего и пытающегося посасывать ваш палец? Теплого, с влажной бархатистой шкуркой и черным живым носиком? Его хочется приласкать, защитить, спрятать от окружающего мира, чтобы он никогда-никогда не узнал, что такое боль, холод и голод.

Примерно так же я себя чувствовала, глядя на тот одуванчик. Я его даже снять не решалась — все гладила, гладила желтую головку, водила пальцем по липкому стеблю… Потом сообразила, что веду себя, по меньшей мере, странно — упаси Светлые, увидит кто-нибудь, как я глупо улыбаюсь дверной ручке, — и поспешно спрятала одуванчик в карман.

И пошла налево.

Невероятно двусмысленная фраза получилась…

Следующий одуванчик лежал на подоконнике. Третий — на карнизе стенной панели. Четвертый указывал на лестницу, а пятый нашелся через два этажа. Фиалка направила меня во внешнюю галерею, ландыши привели в северное крыло, а ярко-алая гербера — как он влез в оранжерею?! — указала на приоткрытую дверь пустующих покоев.

— Алан?

— Я здесь, — отделилась от стены темная фигура.

Сначала я смутилась, даже испугалась немного, таким огромным он показался — Лесной медведь, вставший на задние лапы, честное слово! — но потом тряхнула головой и решительно обняла его — это же Алан! Мой Алан! Самый лучший, самый земляничный друг на свете…

— Как я рада тебя видеть! — тихо сказала я. И сразу же обругала: — Ты зачем бинты снял? Рано еще!

— Надоели, — отмахнулся парень. — Боги, Лаура… — Алан уткнулся носом мне в макушку, тяжело вздохнул и вдруг стиснул — крепко, до боли. — Не могу поверить, что это ты… Как же мне тебя не хватало! Я чуть с ума не сошел! Все время думал — как ты, что с тобой!.. Я ведь люблю тебя! Очень, очень люблю!..