Волчица советника - Елена Литвиненко

Проводив наемника, я натянула на низ лица косынку, отгораживаясь от царивших в госпитале запахов, и вернулась к столу с ранеными, стараясь не замечать обожающих взглядов лекарей.

14

Гранулы, подброшенные Кайном в очаги, трещали и подпрыгивали, как перец на раскаленной сковороде, благо только мое ухо улавливало характерные хлопки, с которыми они лопались, а происхождение бледно-серого, чуть сладковатого, стелящегося по полу дымка мог бы распознать разве что Сорел — он ведь тоже читал на ассаши и тоже знал, что такое Грезы Валесси…

Время я рассчитала идеально, и к полуночи весь нижний этаж замка погрузился в крепкий наркотический сон. Спали солдаты, спали служанки, неуклюже прислонившись к стенам, похрапывали лекари. Даже мыши спали — я увидела двух зверьков, сомлевших над огрызком сухаря.

Хорошо помню, как пробиралась между спящими, стараясь не наступить на чью-нибудь руку или ногу, и очень надеялась, что никому из дозорных не придет в голову заглянуть в госпиталь, больше похожий сейчас на замок Спящей Принцессы.

Алана положили в углу, ближайшем к операционной, — чтобы был на глазах у Майура. Пожилой лекарь искренне переживал за каждого раненого, и особенно за юношей, так напоминавших ему о пропавшем без вести сыне.

— Может, Шорд оценит мое рвение, — говорил он, — и Тэйс отыщется. Ну не может он умереть — я бы почувствовал…

Алан же, несмотря на все усилия Майура, умирал: я приложила ухо к груди парня, но так ничего и не услышала, и даже пушинка из подушки, поднесенная к ноздрям, дрожала не от его дыхания, а от сквозняка.

— Только попробуй умереть! Честное слово, я найду некроманта, который тебя поднимет, и лично прибью!

Я протолкнула между губами Алана утиный клюв, с помощью которого служанки отпаивали тех, кто лежал без сознания, и начала медленно, по каплям вливать парню в рот укрепляющий эликсир из выросшего в магических аномалиях алоэ и медового отвара хиэра.

— Не смей умирать, дурень!.. Слышишь? Не смей! — шептала я, глотая слезы. А они все текли, текли, пятнали бинты на груди Алана…

Луна светила. Огромная, медно-красная, она нагло заглядывала в окно, и прозрачный эликсир в ее лучах приобретал цвет свежесцеженной крови.

Бинты с головы Алана я сняла с третьей или четвертой попытки. Сняла — и расплакалась еще горше.

— Господи… Светлые, ну за что?.. Его — за что?

Вся левая половина лица моего друга превратилась в гротескную маску — даже будучи сшитой, рана выглядела ужасно. Я все пыталась закрыть ее ладонью, но длины пальцев не хватало: прикрою подбородок — рубец торчит над бровью, закрою глаз — ползет вниз по щеке… А Алан ведь красивый… Был.

Лекарственную мазь, усиленную лепестками папоротника, я распределила тонким слоем по всему лицу парня, рану же смазывала трижды, просидев у постели друга всю ночь. Перебирала пальцы, удивляясь каменным мозолям на его ладонях, гладила коротко стриженную голову, молилась…

Когда я уходила, грудь Алана мерно поднималась в такт его дыханию.

Звон поминального колокола — гулкий, протяжный, осуждающий, выворачивающий душу — разносился над окрестностями. Каждый его удар отдавался тупой болью где-то в затылке, спазмом давил на темя, а на самой высокой ноте стягивал виски жгучим обручем мигрени.

— Бом-м… Бом-м… Бом-м…

От него не удавалось спрятаться ни под подушкой, ни под одеялом. Я затыкала уши, зажимала их ладонями, накрывалась одеялом с головой, но даже тогда вибрировала вместе с воздухом, с землей, с самим полотном мироздания.

— Бом-м… Бом-м…

Тошно было. И Стефан приснился — но не в обычном кошмаре, а вместе с тем наемником, которого я убила в «Доме Розы». Старший брат Йарры и воин из отряда Арза пили по очереди черное вино из одной бутылки и одобрительно мне улыбались.

И жутко было — а на что еще я способна?

Я ведь не жалела, понимаете?

Тогда я совсем ни о чем не жалела.

— Бом-м… Бом-м… Бом-м…

Сутки спустя на деревенском кладбище похоронили восьмерых солдат, так и не проснувшихся после Грез Валесси.

Я проснулась от пощечины — брат впервые ударил меня по лицу.

— Доигралась? — прошипел он. — Поднимайся!

Тим выдернул меня из постели — я спала не раздеваясь — и чуть ли не за шиворот оттащил в часовню.

— Леди Лаура изъявила желание помочь вам, служитель, — чуть поклонился он Мийсу, толкнув меня к длинному ряду укутанных в саваны тел.

Мигали и гасли от духоты свечи, чадили курильницы, голос Мийса гремел где-то под куполом, а я задыхалась от запаха тлена и страха.

Кто еще знает?.. Что теперь будет?..

И мыслишка — подленькая, жалкая: Тим ведь не скажет! Никому не скажет!

Светлые, я ведь не хотела! Клянусь, не хотела! Я всего лишь спасала Алана! Это ведь из-за меня! Все, что случилось с ним, — из-за меня… Не потащи я его в Эйльру…

Святая Книга тяжело оттягивала руки, а братская могила напоминала провал, что приведет меня прямо в подвалы Темных. Черные ленты змеями обвивали закутанные в саван тела и медленно опускали их на дно. Рыжая пыль покрывала туфли, руки, хрустела на зубах, но я боялась отвернуться от несущего ее ветра и наткнуться на пустой взгляд разом постаревшего Майура, на отчаянный, неверящий — госпожи Дорен, потерявшей мужа.

Поминки были. Во главе стола — выточенный из гранита серп, похожий на кхопеш графа — именно такими Корис пожинает смертельный урожай. Скатерть бордовая с белой каймой, а блюда — черные. Каждый съел ломтик хлеба, пластинку прессованного творога и ложку меда. Компот был несладким — сахар закончился еще зимой.

Тересса Дорен долго рыдала на моем плече, а ее притихшие дети, целый выводок девчонок-погодок от двух до восьми лет, сбились в тесный кружок и расширенными от страха глазами смотрели то на серп Кориса, то на бордовую скатерть, то на Сэли, не отходившего от меня ни на шаг.

Кайн и Дирк маячили неподалеку; старший из близнецов время от времени встряхивал головой и недоуменно оглядывался, не понимая, где находится и что случилось. Благо, к концу недели побочные эффекты зелья прошли.

А потом я говорила речь.

Тимар заставил, как до этого — помогать служителю Мийсу.

— Я не смогу! Тим, пожалуйста!

— Сможешь! — Я охнула от боли, когда он сжал под столом мою руку. — А потом я с тобой поговорю!..

Меня слушали, со мной соглашались, обещали отомстить лизарийцам, по чьей вине ушли лучшие из нас, и в конце я осела на лавку едва ли не в обмороке.

Помню залп восьми горящих стрел, прочертивших сумеречное небо, глаза пантеры, в которых отражалось пламя, и перепуганного лекаря, принесшего весть о пропаже Майура. Мы обыскали весь замок, весь двор, рощу, даже ров багром проверили, прежде чем я догадалась сунуть грязную рубашку Майура под нос Угольку.