Набоковская Европа - Алексей Филимонов

не стать его невольным подражателем, потому что в Праге он встретил Машеньку. Машенька, Машенька, тоненькая шейка, сзади на шейке – золотистый завиток, серебряный ангелочек – спереди…

Ему вспомнилось, как Машенька наколола палец острым краем трубы, которую держал серебряный ангелочек, подаренный ей Вадимом на Рождество, она вскрикнула и увидела капельку крови, выступившую на мизинце. Она-то через секунду рассмеялась незначительности травмы и слизнула капельку, чтобы зализать ранку. Вадиму же, оказавшемуся случайным свидетелем этой сценки, чего только не лезло в голову.

Вариант первый – невинный, литературный. Машенька, как принцесса Шиповничек, укололась веретеном, и теперь весь этот храм, все священники и богомольцы, случайные туристы, живые цветы в букетах возле алтаря, все-все-все должны замереть на месте до тех пор, пока ее не найдет и не поцелует прекрасный принц. Вадиму хотелось думать, что это он и есть, не случайно на него до сих пор все женщины заглядываются, да и киноактер, на которого в молодости походил Двинский, состарился гораздо сильнее его – не прошли даром годы, потраченные на выполнение заданий одного советского учреждения, – а у Вадима даже седины еще не было, ну, может, пара незаметных волосков на висках, но при его роскошной шевелюре этих первых признаков надвигающейся старости не было видно. Да и рисуемый им в воображении поцелуй будет не похабным, а сказачной киноверсией. Но все равно я знаю, что будет потом, додумывал сказочную версию Вадим: после поцелуя все забегают, засуетятся, родители постараются увести ее подальше от «насильника», священник проклянет и наложит епитимью, собратья по вере отвернуться от него с омерзением, хорошо еще, если не посадят за совершение развратных действий в отношении малолетней…

Вариант второй – откровенно порочный, криминальный. Подойти и быстро слизнуть эту капельку крови, ведь ему так не хватало живой, свежей крови. Если душа живет где-то в человеке, как же она разносится по телу, заставляя человека дышать и любить, танцевать от радости и ненавидеть, заниматься сексом и думать о Вечном? Понятно, что эту самую душу, которую ученые даже ухитрились взвесить, может доносить до каждой клеточки только самая подвижная физиологическая составляющая человека – кровь. Я почти уверен, лихорадочно соображал Вадим, что от рождения нездоров душевно, что бы этот псих под видом врача и ни пытался отрицать, у меня нарушены некоторые химические реакции в мозгу, это даже тот придурок подтверждал. Может, кровь моих предков несовместима друг с другом: евреи во мне ненавидят немцев, поляки – русских, а якутам «все по барабану»? Значит, нужно попытаться помочь моим кровяным тельцам, моей таблице Менделеева в мозгу, и либо сесть на колеса, либо придумать что-то еще. Почему-то он вспомнил рекламу одного медицинского офиса в Израиле, процитированную в памятке для отъезжающих на постоянное место жительство: «Если вы еврей, то, возможно, у вас болезнь Гоше». А если вы поляк, тогда, возможно, это какая болезнь у вас будет? Пляска святого Витта? Или это вроде у немцев? Ну, понятно, что у русских и якутов одна болезнь на двоих – похмельем называется. Вот и думай, чего во мне больше. Но ведь можно и другим путем пойти. Например, взять, да заменить всю мою дурную кровь с неправильной валентностью молекул, с возможной болезнью Гоше и другой чернухой на благородно-чистую жидкость, где химические реакции протекают правильно и полушария мозга рождают прекрасные, а не криминальные мысли. Мне, может, даже и не всю кровь надо заменить, может, мне для праведной жизни как раз только этой капельки, слизанной с Машенькина пальчика, недостает, чтобы жить без душевных мучений, которые разрывают меня изнутри. Врачи называют мои боли язвой желудка, путают, как всегда, причину со следствием. А может, это не язва, а скажем, ростки бертранизма? Как же хорошо я маньяков понимаю, типа сержанта Бертрана, французика известного, который получал сексуальное наслаждение только после вскрытия живота жертвы и копания в ее кишках, тоже, поди, пытался соединиться с душами любимых… Ой-ой-ой, куда меня гонит? Может, у меня просто болезнь Гоше?

Вадим ужаснулся тому, что пришло ему в голову:

– Все это ерунда, я не маньяк, не Чикатило какой, просто богатая фантазия. Предположим, когда я говорю жене, что убью ее, это ведь не значит, что я возмусь за топор, просто говорим так иногда по запальчивости, вот и все…

С этой женой была особая история. Она всегда очень быстро засыпала, но если надо было ускорить процесс, Вадим начинал ей читать вслух кого-нибудь из русских философов. Эмпирически было доказано, что быстрее всего она отключается от Бердяева, едва дотянув до конца предложения. Потом она спокойно спала до утра, но при этом очень тяжело дышала, страдала удушьем от щитовидки. Вадим завидовал ее способности спать всю ночь напролет, сам он мучился то вечерней, то утренней бессонницей. Однажды он представил себе, что если вот прямо сейчас надавит ей на лицо подушкой, то процесс окончательного засыпания пойдет достаточно быстро, возможно, даже без сопротивления, она и так дышит, как полузадушенная, потом все на щитовидку будет легко свалить. Для правдоподобия представленной картины он даже приподнял подушку и пытался ее тихонько, не надавливая, примерить спящей. Потом испугался накатившему на него дьявольскому идиотизму и впопыхах плюхнулся на свою половину кровати, пытаясь не думать о том, что сейчас с ним произошло.

На следующее утро они вместе позавтракали, что-то вспомнилось веселое про общих знакомых. Отсмеявшись, жена пристально посмотрела ему в глаза и спросила: «А ты уверен?» У Вадима нехорошо похолодело в желудке, он понял, что спрашивается не о том, о чем сейчас оба говорили и смеялись, а про то, ночное… «В чем? В чем уверен? Не понимаю…» – замельтешил Вадим. «В том, что тебе без меня будет лучше», – тихо и серьезно сказала жена, выходя из-за стола, и стала собираться на работу.

«Неужели видела, как я подушку готовил? Значит, тоже не спала, а только прикидывалась? Но почему никак не отреагировала? Или это опять ее штучки в духе жены Набокова, полный контроль не только за действиями, но и сознанием и даже подсознанием? Она же просто читает мои мысли. Но это же несправедливо. Мысли бывают и дурацкие, и грешные, и даже совсем нездоровые, но это ни о чем не говорит. Даже наоборот, возможно, плохие мысли даются специально, чтобы очиститься и не поступать дурно, грязно. Вот, фильмы-ужастики все смотрят для выброса адреналина, а иначе не смотрели бы их каждый вечер перед сном, заедая бутербродами самые страшные места. Может, если не было бы этих ужастиков, нормальные обыватели – любители всех этих триллеров, шли бы на улицы и выбрасывали весь свой адреналин при помощи настоящих убийств и насилий, что-то такое и у Фрейда наверняка где-нибудь написано. Так и я, мне надо ужаснуться глубине своей мерзости, чтобы не дать ей выползсти в мир, – продолжал Вадим сеанс собственной психотерапии. – Надо сходить в ближайшее воскресенье в церковь и поговорить об этом со своим духовником, отцом Виктором. Может, не надо вовсе, чтобы помыслы были чисты, если именно нечистые помыслы спасают от нечистых деяний? Что-то он на это мне скажет?»

– Вот ты сам испугался, что отца своего хотел укокошить, это ведь и до тебя было – вспомни Дмитрия Карамазова, как мучился. И даже все равно, что убил-то не он, но грех отцеубийства он совершил хотя бы в намерениях, то есть вполне мог себе его представить… Но даже и не он первопроходцем-то был. Еще у древних греков царь Эдип случайно, почти как ты, тоже чем-то типа гантелей укокошил своего папашу, а потом женился на собственной матери… И все как бы ненарочно, бочком… А потом нашлись гениальные люди, Фрейд и компания, они-то и доказали, что в головах мальчиков с рождения, а может даже с зачатия, сидит мысль об убийстве отца и любви к матери. Это проявляется по-разному, никто не знает, сколько сил у тебя займет убить твоего отца в себе самом. А после все то, что тебя сейчас в нем раздражает, ты повторишь сам и будешь злиться