Калейдоскоп - МаксВ

потуги человеческого общества – уморительный анекдот. Который идет по жизни в одиночку и вполне этим доволен. Которой считает род людской смешным и, возможно, чуть-чуть опасным, но именно это делает его еще смешнее. Который не испытывает потребности в братстве людей, отвергает его как нечто предельно трогательное и провинциальное, вроде клубов болельщиков двадцатого века.

– Ладно, – жёстко произнес Раскин, – Если вас больше устраивают такие отношения – пожалуйста. Я надеялся, что вы предложите какую-нибудь сделку, надеялся на примирение. Мы недовольны теперешними отношениями. Мы за то, чтобы изменить их. Дело за вами.

– Погоди, Виктор, – остановил его модификант, – не психуй. Я думал, тебе будет интересно узнать, в чем же соль учения Серемара. О нем теперь, почитай, что забыли, а ведь было время, весь мир бурлил.

– Хорошо, рассказывай, – сказал Раскин с явным недоверием в голосе.

– Тогда следи за словами. Вы, люди – одинокое племя, – начал модификант, – Никто из вас по-настоящему не знает своих собратьев. Не знает потому, что между вами нет нужного взаимопонимания. Конечно, у вас есть дружба, но дружба эта основана всецело на эмоциях, а не на глубоком взаимопонимании. Да, вы можете ладить между собой. Но опять же за счёт терпимости, а не за счёт понимания. Вы умеете согласованно решать проблемы, но что это за соглашения – кто посильнее духом, подавляет того, кто послабее. Верно? Ты понимаешь меня?

Виктор пожал плечами:

– При чем тут все это?

– Так ведь именно в этом все дело! Учение Серемара позволит вам по-настоящему понимать друг друга.

– Ты говоришь о телепатии?

– Что-то вроде. Мы, модификанты, владеем телепатией от рождения. Но тут речь идёт о другом. Учение кормыша наделяет вас способностью воспринять точку зрения другого человека на другом, более глубоком уровне. Вы не обязаны с ней соглашаться, но сможете отдать ей должное. Вы будете воспринимать не только смысл того, что вам говорит собеседник, но и степень его убежденности. Учение Серемара позволяет всесторонне оценить идею и её обоснование – не только слова человека, но и смысл, который он в них вкладывает.

– То есть, семантика, – сказал Рскин

Модификант раздражённо потряс головой:

– Называйте как хотите, вся суть в том, что вам понятна не только формулировка, но и подразумеваемая мысль собеседника. Это почти телепатия, но не совсем. Кое в чем даже получше телепатии.

– Ну хорошо, а как этого достичь? Как вы предлагаете…

В ответ прозвучал язвительный смех:

– Нет, ты сперва подумай как следует, Виктор… Реши, так ли уж вам это нужно. Потом можно и потолковать.

– Сделку предлагаете? – сказал Раскин.

Федька кивнул. Виктор вопросительно посмотрел на него:

– С подвохом небось?

Модификант рассмеялся:

– Даже с двумя. Найдёте, потолкуем и об этом.

– Ну, а что вы хотите получить взамен?

– Много чего, – ответил собеседник, – Но ведь и вы внакладе не останетесь, не переживай.

Экран погас, а Раскин все еще глядел на него невидящими глазами. Подвох? Разумеется. Ясно как день.

Он плотно зажмурился и услышал стук крови в мозгу:

«Что там говорили про учение Серемара в те далекие дни, когда оно было утеряно? Будто за несколько десятилетий оно продвинуло бы человечество вперед на сотню тысяч лет. Что-то вроде этого… Оставался вопрос – а куда, в какую сторону двинулось бы тогда человечество? В какие необозримые дали? В чём прагматичность выбора? О чём не сказал модификант? Вопросы, одни только вопросы...

Тысячи лет развития? Допустим, гипербола, но не такая уж большая. Так сказать, позволительное преувеличение. Человек по-настоящему понимает другого человека, воспринимает его мысли не искаженно, видит не только слова, но и вложенный в них смысл, оценивает точку зрения другого, как свою собственную. И включает её в мерки, с которыми подходит к тому или иному вопросу. Конец недоразумениям, конец предвзятости, подозрительности, препирательствам – ясное, полное осознание всех спорных сторон всякой проблемы. Применимо в любой области человеческой деятельности. В социологии, в психологии, в технике, – какую грань цивилизации ни возьми. Конец раздорам, конец нелепым ошибкам, честная и разумная оценка наличных фактов и идей.

Сто тысячелетий за несколько десятков лет? Что ж, пожалуй, не так уж и невероятно.

А подвох?… Или никакого подвоха нет? Действительно ли эти странные люди решили уступить? В обмен на что? Или это кошелёк на веревочке, а за углом Федька со смеха покатывается?…

Сами они не использовали учение. Естественно, они-то в нем не нуждаются. У них есть телепатия, их она вполне устраивает. Для чего индивидуалистам средство понимать друг друга, когда они отлично обходятся без такого понимания. Эти страннолюди в своих взаимоотношениях довольствуются теми контактами, которые необходимы, чтобы обеспечить свои интересы, но не больше того. Они сотрудничают для спасения своей шкуры, но радости им это не доставляет.

Предложение от души? Приманка, чтобы отвлечь внимание и тем временем незаметно провернуть какую-то махинацию? Розыгрыш? Подвох?…»

Раскин покачал головой. Пойди разберись. Разве угадаешь побуждения и мотивы модификанта!

Глава 5

Глава 5

С приближением вечера стены и потолок кабинета пропитались мягким скрытым светом, он становился все ярче по мере того, как сгущалась темнота. Раскин поглядел на окно – чёрный прямоугольник с редкими вспышками реклам, озаряющих контуры зданий.

Он нажал кнопку, соединяясь с секретарём:

– Простите, я вас задержал. Совсем забыл про время.

– Ничего, Виктор Борисович, – ответил секретарь. – Вас тут ждет посетитель. Окунев, Павел Сергеевич..

– Окунев?

– Да-да, тот самый. Исследователь из Каверны.

– Понятно, – тоскливо произнес Раскин, – Пусть войдет.

Он едва не забыл про человека-игреца и его угрозы.

Виктор рассеянно поглядел на стол, задержал свой взгляд на калейдоскопе: «Забавная игрушка… Оригинальная вещица. Бесхитростная забава для простодушных умов далекого прошлого. Но для сынишки это будет событие. Нужно глянуть хоть разок...»

Он протянул руку, взял калейдоскоп, поднес его к глазу. Преображенный свет в трубке создал буйную комбинацию красок, какую-то геометрическую фантасмагорию. Раскин слегка повернул игрушку – узор изменился. Повернул еще…

Совершенно внезапно мозг насквозь пронзила острая, щемящая мука, краски ярко обожгли сознание ни с чем не сравнимой болью. Игрушка выпала из руки, калейдоскоп со стуком упал на столешницу.