Калейдоскоп - МаксВ

и не умел, потому что его организм лишен необходимых свойств.

«Я напишу об этом, – сказал он себе, – Сяду и, не торопясь, все опишу».

А впрочем, слово, запечатленное на бумаге, тоже далеко не совершенное орудие…

Над кварцевой шкурой ангара выступал сверхпрочный телемонитор, и Павел доковылял до него. По небольшому экрану бежали струйки сгустившегося кислотного тумана, поэтому он выпрямился перед ним во весь рост.

Сам-то он всё равно ничего не разглядит, зато люди внутри увидят его. Люди, которые ведут непрерывные наблюдения, следят за бушующей стихией Каверны, за неистовыми ураганами и аммиачными дождями, за стремительно летящими облаками смертоносного метана. Ведь людям это место представляется только таким.

Подняв переднюю лапу, он быстро начертил на влажной поверхности буквы, написал задом наперед свою фамилию.

Они должны знать, кто пришел, чтобы не было ошибки. Должны знать, какую программу закладывать. Иначе его могут преобразовать в чужое тело. Возьмут не ту матрицу, и выйдет из конвертера кто-то другой: юный Дмитрий, или Пажитнов, или Старых. Ошибка может оказаться роковой.

Аммиачный дождь сначала размазал, потом вовсе смыл буквы. Окунев написал их снова.

Уж теперь-то разберут. Прочтут и поймут, что вернулся с отчетом один из тех, кого преобразовали в игреца.

Он опустился на каменистую поверхность и быстро повернулся к двери преобразовательного отсека. Она медленно отворилась ему навстречу.

– Прощай, Ворила, – тихо вымолвил Павел.

Тотчас в мозгу зазвучало тревожное предупреждение: «Ещё не поздно! Ты ещё не вошёл. Еще можешь передумать. Повернуть кругом и бежать. Бежать отсюда!»

Мысленно скрипя зубами, он решительно всё-таки пошел вперед. Ощутил металлический пол под ногами, почувствовал, как позади него закрылась дверь. Уловил напоследок обрывок мыслей енота, а потом воцарился мрак.

Перед ним была камера преобразователя, и он направился к ней вверх по наклонному ходу. «Человек и енот уходили вдвоем, – подумал он, – и вот теперь человек возвращается один».

*****

Пресс-конференция проходила успешно. Текущая информация содержала одни приятные новости.

– Да-да, – сообщил репортёрам Виктор Раскин, – Недоразумение на Венере полностью улажено. Достаточно было представителям сторон встретиться и побеседовать вместе. Эксперименты по жизнеобеспечению в холодных лабораториях на Плутоне протекают нормально. Экспедиция к Альфе Центавра стартует, как было предусмотрено, вопреки всем слухам о том, что она будто бы срывается. Скоро действительно появятся новые разработки гравилётов.

Ничего сенсационного. Никаких броских заголовков. Ничего потрясающего для «Последних известий».

– Тут Григорий Козин попросил меня напомнить вам, уважаемые, – продолжал Раскин, – что сегодня исполняется двести двадцать пять лет с того дня, как на Земле было совершено последнее убийство. Двести двадцать пять лет без единого случая преднамеренного лишения жизни.

Он откинулся в кресле, изобразив улыбку, хотя в душе с содроганием ждал вопроса, который неминуемо должен был последовать. Однако они ещё не были готовы задать этот вопрос, сперва полагалось выполнить некий ритуал, без которого не обходилась ни одна пресс-конференция.

Максим Сафонов, заведующий отделом печати «Всех новостей», прокашлялся, словно собираясь сообщить нечто важное, и спросил с наигранной торжественностью:

– Виктор Борисович, а как ваш наследник?

Лицо Раскина просияло:

– На выходные полечу домой, к нему, – ответил он, – Вот игрушку ему приобрёл.

Он взял со стола что-то вроде небольшого цилиндра:

– Потрясающая игрушка! Старинная выдумка… Говорят, точно, старинная. Совсем недавно начали выпускать. Подно́сите к глазу, кру́тите и рассматриваете прелестные узоры. Там перекатываются цветные стёклышки. У этой штуки есть специальное название…

– Калейдоскоп, – живо вставил один из репортеров, – Я про него читал. В одном историческом труде об обычаях и нравах начала двадцатого века.

– Вы уже смотрели в него? – поинтересовался Сафонов.

– Нет, – ответил Виктор, – По правде говоря, только сегодня получил, да и занят был.

– И где же вы его приобрели, председатель? – спросил кто-то, – Я тоже не прочь подарить своему отпрыску такую штуковину.

– Да тут, совсем недалеко, за углом. Отдел игрушек, вы знаете. Как раз сегодня поступили.

Ну вот, можно и закругляться… Еще несколько шутливых замечаний, потом пора бы вставать и расходиться.

Однако они не уходили. И он знал, что так просто они не уйдут. Ему сказали об этом внезапная тишина и громкое шуршание бумаг, призванное смягчить ее натянутость.

А затем Сафонов задал вопрос, которого Раскин так опасался. Хорошо еще, что Максим, а не кто-нибудь другой… Он всегда держится более или менее доброжелательно, и его агентство предпочитает объективную информацию, не переиначивает сказанное, как это делают некоторые любители интерпретировать.

– Виктор Борисович, – начал Сафонов, – есть информация, будто к нам возвратился человек, который подвергался преобразованию в Каверне. Нам всем хотелось бы услышать от вас, правда ли это?

– Это так, – сухо ответил Виктор.

Все ждали, и Раскин тоже ждал, сидя неподвижно в своем кресле.

– Вы не хотите комментировать его сообщение? – спросил наконец Сафонов.

– Нет, – ответил Виктор.

Он обвел взглядом лица собравшихся. Напряжённые – эти догадываются о причине его решительного отказа обсуждать эту тему. Довольные – те, кто маскируют мысль о том, как можно переиначить его скупой ответ. Сердитые – эти бестолочи возмущенно выскажутся о праве знать истину всем подряд.

– Прошу прощения, уважаемые, – заключил Раскин.

Максим тяжело поднялся:

– Благодарим вас, председатель, – ответил он.

Глава 2

Глава 2

Замолчав, Раскин смотрел, как расходятся репортеры, а когда зал освободился, остро ощутил холод опустевшего помещения: «Они распнут меня, – думал он, – Разделают под орех, а я не смогу дать сдачи. Не смогу даже рта раскрыть».

Он встал, подошел к окну и посмотрел в сад, освещенный косыми лучами уходящего на запад солнца.

Нет, он просто не мог сказать им правду. Мысли стучались в сознании: «Рай!.. Царство небесное для тех, кто искал его! И конец человечества… Конец всем мечтам и идеалам, конец самого рода людского».

На столе замигал зелёный огонек, пискнул звуковой сигнал, и он поспешил вернуться на свое место.

– Что случилось?

На небольшом мониторе