Мой первый роман про... - Чинара

о том, как сильно разочарован во мне и моей речи. Вот он ночью показал себя великим полководцем, а я не оправдал его ожиданий и, несмотря на количество прочитанных книг, не смог сказать ничего толкового, способного ублажить слух женщины… поэтому он вынужден покинуть меня и провалиться в спячку.

— Хочешь забыть то, что было вчера, — резче, чем мне бы хотелось, произношу я и добавляю, — Или мы попробуем?

Кто тянет меня за язык? Что за необходимость выяснить всё на месте? С каких пор импульсивная нетерпеливость стала моим верным соратником? До этой ночи так хорошо и устойчиво держался, но, попробовав сладость цветка, растерял самообладание, а выносливость унесло течением?

— Давай попробуем. — несмело произносит пунцовая Слава, возвращая мне присутствие духа, а коварный знакомый в штанах, объявляет, что поспешил со спячкой, да и зачем она ему в такую чудесную погоду понадобилась?

Нежно целую писательницу и быстро подхожу к стойке ресепшена, меняя два номера на один люкс, а затем беру свою девушку за руку, и веду завтракать.

Если бы я рассматривал ситуацию со стороны, предположим, читал бы историю или смотрел кино на большом экране, то обвинил бы героя в чересчур поспешных поступках и выводах. Не рано ли нацеплять статусы, когда знакомы меньше недели, когда не прожиты встречи среди обычных будней спешащей Москвы.

Разве смешит людей не тот, кто спешит?

Но в данном случае я не спешу. Нисколько. Мой дед рассказывал, что знал бабушку ровно день, до того, как решил сделать ей предложение, и я в свои семнадцать лет искренне над ним потешался.

«Чего головой размахиваешь? Смотри, оторвет. — смеясь, ворчал старик. — Мы и поговорить успели и поспорить, и пошутить, и поругаться, так что в гневе я ее порядком представлял и понял, устраивает меня Валюшка.»

А мне, должно быть, хватило одной водочной ночи… Ночи признаний одной непорочной писательницы порочных романов, которая заворожила своими откровениями и обернулась для меня самым желанным и загадочным цветком…

И вот я сижу и с улыбкой наблюдаю за тем, как она зачитывает своим юным поклонникам отрывки из новой книги, как они с интересом ловят каждое слово, а затем наперебой осыпают ее тоннами вопросов. Смотрю и понимаю, как боюсь одного важного момента.

Момента знакомства Славы с моей дочерью.

Ведь если она не понравится моей Анечке, я понятия не имею, что буду делать.

Глава 34

— Когда ты заберёшь эту наглую морду? — раздраженно шипит мне в трубку Наталья. — Этот гад мне все руки исцарапал! — мы только полчаса назад приземлились с Георгием в Москве, стрелка часов неспешно, зевая, движется к девяти часам утрам, а мачеха уже пытается вытрясти меня из приятного амурно-утопического питерского плена и поставить босыми ногами на холодную реальность любимой столицы.

Мороженка несомненно своенравен и безусловно наполнен господствующими замашками, но никогда не кидается в когтистую атаку, если его не провоцировать или всячески дразнить. Юлькин Стас как-то сильно задетый абсолютной индифферентностью кота к его персоне, старался вначале использовать пряник, но, оставшись не у дел, зачем-то взялся за кнут и был вмиг наказан и репрессирован. Юлька с тех пор, если и ходит ко мне в гости, то исключительно в одиночестве.

— Я только недавно прилетела. — пытаюсь спокойно отвечать новой жене отца. — Скоро приеду и заберу его.

— Постарайся побыстрее! — желчно продолжает женщина. — Ты сказала до воскресенья! Сегодня воскресенье наступило! Иначе он полетит в окно!

Трубку она вешает, как и обычно, не дождавшись моего ответа. Последнее слово в её атаках гнева всегда должно оставаться за ней, и эта особенность распространяется у неё не только на меня, но и на собственную дочь.

Судя по интонациям голоса, папа либо отослан с утра в магазин, либо снова неотложно вызван на работу.

— Что-то случилось? — обращается ко мне Георгий, когда я смотрю на тёмный экран телефона после радушного разговора с мачехой.

— Мне надо забрать Мороженку. — вздыхаю, — У них там многострадальные противоречия в самом разгаре.

Он тепло усмехается, пристегивая ремень.

— Тогда сейчас заедем к твоим, заберём котейшейство, и я отвезу вас, а потом поеду на работу. Мать написала, я ей срочно понадобился в офисе. — и подмечая что-то на моем лице, которое я стараюсь держать спокойным кирпичом, добавляет, — Не волнуйся, прямо с порога говорить с ней о нас не стану.

— Хорошо. — несколько успокаиваюсь и киваю в ответ, а мой телефон пиликает, сообщая о входящем письме. Разблокировав экран, удивлённо вспыхиваю.

— Римма Константиновна просит зайти сегодня в офис в районе шести вечера, какие-то нюансы по поводу моего романа…

— Значит, хорошо отдохнула, раз, только приехав, уже назначает всем встречи и ставит задачи. В ней энергия бьет ключом, когда вопросы касаются её детища. — смеется Георгий и заводит мотор.

Мы отъезжаем от аэропорта, и я разглядываю проскальзывающие за окном деревья, удивляясь, как за пару дней ощущения рядом с человеком могут кардинально измениться. Уверенная, что для доверия нужны месяцы, а возможно и годы, я копаюсь в стекляшках собственной разрушенной теории сближения и мельком ловлю взглядом сосредоточенное лицо Георгия. Неприлично красивый профиль, такие уверенные и задумчивые глаза, которые в моменты близости наполняются плавящим все мое естество теплом.

И близость между мужчиной и женщиной может быть, оказывается, такой разной и проявлять себя не только в бархатном столкновении нагих тел, не только в умопомрачительных поцелуях, способных перевернуть все мысли разом, но и в простом прикосновении пальцев, в казалось бы будничном вопросе «ты хорошо спала?», в долгом объятии, разом стирающем любые волнения, в совместном смехе над важно покачивающейся попой корги, вышагивающего на прогулке со своей хозяйкой, в нежном взгляде, в котором лучше всяких слов, читается вера и поддержка, когда ты до трясучки боишься остаться один на один с маленькими читателями, потому что понимаешь, что они, именно они точно поймут все черты и страхи твоих героев, в которых так или иначе ты запрятал крохотные частицы себя.

Оказывается, можно доверять и чувствовать себя счастливой. Не бояться говорить о полюбившихся книжных героях, как о вполне реальных людях, жарко оспаривать их поступки,