Муза - Эмма Скотт

если ты готов".

Момент настал. Потребовалось более двухсот пятидесяти лет, но я получу свой портрет. Сегодня закончится мое вычеркивание из истории моей семьи.

"Спасибо, Коул."

"Я еще не начал".

Наши глаза встречаются, и он кивает.

"Не за что, Амбри". Еще один кашель. "Как-то странно это говорить. Ты все для меня изменил. Я должен благодарить тебя".

"Я ничего не сделал", - говорю я. "Если бы у тебя не было таланта, легион муз не смог бы сделать твое имя".

"Моя муза", - говорит он, как бы пробуя это слово. Он улыбается про себя. "Звучит примерно так".

Я перехожу к стене у окна, прямо напротив мольберта Коула. Подумав, я переношу одежду, в которой умер, на свое тело - красный плащ, белую рубашку с рюшами, черные панталоны, белые чулки, черные туфли.

Коул смотрит. "Как ты это сделал?"

"Вся материя - это энергия. Я могу манипулировать энергией одежды, чтобы создать крылья или принять свой аникорпус, не переодеваясь потом". Я указываю на свой наряд. "Эта одежда - часть меня, всегда. Моя демоническая ДНК, так сказать. Я не могу от них избавиться. Но, возможно, это и к лучшему. Вот как я хочу быть нарисованным. Но у меня нет парика".

"Я могу его добавить", - говорит Коул и выдавливает краску из своих тюбиков. Мастерство, с которым он обращается с инструментами своего ремесла, шокирующе эротично. Ловкость его рук, движение бицепсов под рубашкой... А потом этот ублюдок откидывает голову, чтобы убрать прядь волос с глаз.

"Несправедливо".

Он поднимает глаза. "Прости?"

"Ничего. Как мне стоять? Или сидеть...?"

Коул потирает подбородок, затем смотрит на трость, которую я оставил прислоненной к стене. "Попробуй это".

Он протягивает мне трость, и теперь он снова в моем пространстве. Я чувствую тепло его кожи, более сильное, чем любое мыло или одеколон.

"Теперь повернись ко мне в четверть профиля", - говорит он. "Левая рука на бедре, правая вытянута, правая опирается на трость".

Он отступает назад, чтобы изучить позу, затем двигается, чтобы сделать поправку здесь, небольшое изменение там. Лицо Коула близко к моему; он сосредоточен на своей работе, но мой взгляд прослеживает его челюсть, подбородок, изгиб губ. Его близость в моем пространстве - нечто большее, чем плотская близость. В присутствии Коула Мэтисона я в безопасности.

Прежде чем я успеваю остановить себя, я хватаю его за запястье и шепчу: "Не выставляй меня дураком".

"Я никогда этого не сделаю. Я обещаю, Амбри". Он улыбается своей нежной улыбкой. "Клянусь мизинцем".

Еще один долгий, жаркий момент, а затем он отступает. Вернувшись к своему мольберту, он снова кашляет, изучая меня. "Идеально".

Я хмурюсь. "Ты кашляешь уже в третий раз".

"Ты ведешь счет?"

"Я очень наблюдателен".

"У меня зуд в горле. Ничего страшного". Коул смотрит на меня из-за холста. "Готов?"

Я киваю и делаю, как я надеюсь, величественную позу и выражение лица. Меня вычеркнули из моей семьи из-за вольностей, которые дядя совершал со мной. Его преступления каким-то образом стали моим позором. Он лишил меня достоинства, чувства собственного достоинства, и вот я притворяюсь уверенным в себе, уравновешенным человеком, которым я никогда не был.

Твоя слава сейчас намного больше. К чему этот фарс?

Но я не шевелюсь, и Коул рисует. Находиться под его внимательным, прилежным взглядом - не такая уж пытка, как я боялся. Правда, мне хочется броситься к нему, раздеть его догола и отплатить за услугу, которую он оказал мне прошлой ночью. Но в основном меня охватывает чувство безопасности, и я расслабляюсь.

Но Коул кашляет снова и снова. Через несколько минут я больше не могу этого выносить. Я бросаю свою позу.

"Коул".

"Я в порядке".

"Ты не в порядке. Ты заболел. От вчерашнего дождя, как я и говорил".

"Это просто простуда. Со мной все будет в порядке". Глаза Коула вспыхнули беспокойством. "Я могу тебя заразить?"

"Черт возьми, чувак, вот что ты...?" Я протираю лицо руками. "Положи кисть и сядь. Или приляг. Или, может, в больницу?"

Он усмехается. "Это немного экстремально. Но я приму немного лимонного чая с медом, если он у тебя есть".

Я делаю Коулу чай, и он настаивает на продолжении, хотя его кашель усиливается с каждым мгновением. Я понятия не имею, что делать. Что ему нужно. Человеческие тела так чертовски хрупки, что просто чудо, что кто-то из них дожил до младенчества.

После очередного приступа кашля я с грохотом бросаю трость на пол.

"Хватит. Немедленно ложись спать".

Он кивает и откладывает щетку. "Мне немного жарко. Черт, ненавижу, когда ты прав".

"Привыкай". Я иду за Коулом в свободную комнату, и он забирается в кровать. Я неловко встаю рядом с ним. "Что я могу сделать?"

Он улыбается, уткнувшись в подушку, его глаза уже закрыты. "Расскажи мне сказку на ночь".

"Черт возьми..."

Коул смеется, и этот смех переходит в очередной кашель. "Я немного посплю, и мы сможем начать все сначала. Прости, Амбри".

Он спит, но не "немного", а часами. Когда он просыпается, солнце уже опустилось на зимнее небо, и в комнате начинает темнеть. Его щеки покрыты красными пятнами, а глаза остекленели. Кашель усилился, его бьет озноб и сгибает пополам.

"Коул..."

"У тебя есть что-нибудь от жара?" - кричит он. "Несколько таблеток, и я буду в порядке".

"Правда? Ты выглядишь как полное дерьмо", - говорю я, чтобы скрыть тот факт, что мое сердце стучит в груди как молот. "Что еще? Вызвать врача?"

"Нет. Может, воды?"

Я уже выхожу из комнаты, чтобы позвонить Джерому. Я делаю заказ, затем приношу Коулу стакан воды. Он с трудом садится и пьет совсем немного. Я хмурюсь, все еще бессильно стоя у него под боком.

Он устало улыбается мне. "Ты всегда слишком красив для своего собственного блага, Амбри", - говорит он. "Но сейчас ты прекрасен. Я никогда не видел, чтобы ты выглядел более человечным".

Я насмехаюсь. "У тебя явная лихорадка. Прекрати нести чушь и отдохни".

Коул хихикает, а затем его начинает мучить сильный кашель. "Она права", - бормочет он, его глаза закрываются. "Я не сдамся..."

Он проваливается в тяжелый сон. Я срываю с себя пальто