Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров - Октавиан Стампас

Что-то сжимало меня с боков, как клешнями, что-то держало меня за волосы, оттягивая голову назад, и, наконец, что-то третье давило мне в шею чуть выше кадыка.

Потом я снова увидел рыцаря Эда де Морея. Он держал меч в поднятых руках и, если бы опустил его, то острие пришлось бы мне точно между глаз, на переносицу.

— Прошу тебя, Акиса, — тихо повторил рыцарь Эд де Морей. — Отпусти его.

— Убирайся! — услыхал я звонкий голос, раздавшийся прямо над моим ухом, и лезвие кинжала еще сильнее впилось мне в горло.

Морок стал рассеиваться то ли от боли, то ли от того, что ветер подул в другую сторону и понес весь дым прочь от стана, и тогда я стал догадываться, что это Черная Молния держит меня мертвой хваткой, во-первых, сжав мои бока коленями, во-вторых, схватив одной рукой меня за волосы и, в третьих, другой рукой приставив к моему горлу кинжал.

Я ничуть не удивился таким новостям и ничуть не испугался, что, наверно, следует объяснить тем странным опьянением, а вовсе не храбростью влюбленного глупца.

Мне очень хотелось поцеловать ее руку, сжимавшую рукоять смертоносного кинжала. Ее прекрасные пальцы почти касались моей шеи, и стоило чуть-чуть потянуться, чтобы чудесный сон стал явью, хотя в этой яви и не найти было тех белых цветов и королевских одежд.

Но прояви я чуть большее упрямство, мои губы достигли бы вожделенной цели, несомненно отделившись вместе с головой от тела.

Еще мне припомнилась какая-то назойливая сетка, внутри которой болталась моя голова, до тех пор, пока ее не освободил кинжал Акисы Черной Молнии.

Я собрал все свои силы и кое-как сумел перенести через лезвие кинжала те слова, которые хотел сказать обоим:

— Акиса! Умоляю тебя, прелестная пери, — тут кинжал дрогнул на моей шее, и преграда как будто ослабла, — поступи так, как просит тебя этот доблестный воин. Мне так хочется, чтобы между нами троими на веки вечные установились мир и любовь.

На последнем слове кинжал забыл о всяком милосердии, и, помнится, я только бессильно захрипел вместо того, чтобы окончательно открыть ей свое сердце и признаться в своих сокровенных чувствах.

— Акиса! Вот мое последнее слово, — произнес другой голос, как будто принадлежавший рыцарю Эду, но, однако, вовсе не пригодный для обращения к Даме сердца или для чтения газелей, услаждающих слух красавицы. — Отпусти его, или же я убью тебя и его разом. Сегодня я убью тебя, и ты видишь, что я не пугаю понапрасну. Знай, что я не отдам его. Я сказал. Вот, жду до третьего вздоха.

И я увидел, как прекрасный букет цветов в воздетых к небу руках рыцаря Эда медленно опустился к моей голове и вновь поднялся в вышину.

Кинжал на один, едва уловимый миг отступил от моей плоти и ласково приник к ней опять.

— Где мой конь? — услышал я непреклонный голос красавицы. — Ты убил его.

— Акиса! Я отдам тебе своего Калибурна, — сказал рыцарь Эд не дрогнувшим голосом, зато сразу дрогнул в неуверенности кинжал, споривший теперь за честь пустить мою кровь с мощным мечом тамплиера, тем самым мечом, который и пригрезился мне в образе нежного букета.

— Бери Калибурна, Акиса, я не бросаю слов на ветер, — властно повторил рыцарь Эд. — И уходи. Сегодня не твой день.

— Пусть отойдут твои псы, — бесстрашно потребовала Черная Молния.

— Будет по-твоему, — согласился рыцарь Эд и повелел кому-то, кого я не мог видеть: — Братья, расступитесь. Дайте ей проход. А ты, Франсуа, не тяни тетиву — оборвется. — И вновь опустив глаза, рыцарь Эд любезно спросил красавицу: — Ты приготовилась, Акиса?

— Пусть подведут коня ближе, — без особой любезности сказала она в ответ.

— Подведи, Юсташ, — повелел рыцарь Эд и, вздохнув с великой грустью сказал своему коню: — Прощай, Калибурн, и прости меня. Могу лишь уверить тебя, что нового хозяина тебе будет носить куда легче, чем твое старое бревно. Прощай и не печалься. Не сомневаюсь, что мы увидимся еще не раз.

И вдруг я выпал из крепкого капкана. Кинжал отпустил мое горло, и какая-то сила пихнула меня в спину так крепко, что я повалился ничком.

Я услышал быстро удалявшийся скач коня и спокойный голос рыцаря Эда:

— Убери стрелу, Франсуа. Не будь глупцом.

Затем рыцарь Эд помог мне подняться на ноги.

— Как вы себя чувствуете, мессир? — осторожно спросил он.

— Прекрасно, — ответил я, и удивительно, что у меня хватило в тот миг разума осечься и не сказать большего: «Прекрасно, ведь я только что побывал в объятиях возлюбленной».

— Извините меня, мессир, — сокрушенно проговорил рыцарь Эд, — Во всем виноват я один. Вы были правы, когда предупреждали меня. Но, признаюсь, за свое легкомыслие я поплатился сполна.

Мне очень хотелось успокоить доблестного рыцаря, и я принялся расхваливать его великолепные одежды, в которых он стоял передо мной. Он был облачен в тот самый пурпурный бархат с меховой оторочкой по вороту и плечам, в котором он некогда поднимался на красивый холм, шествуя по правую руку от Дамы сердца.

Только я подумал, что рыцарь Эд, должно быть купил новую одежду у армянских купцов на те самые деньги, что они предложили ему за охрану каравана, как меня окатило с небес холодной водой, и я узрел, что рыцарь Эд стоит передо мной одетый, как и раньше, бедным рыцарем Храма.

— Франсуа, еще воды! — тревожным голосом повелел в сторону рыцарь Эд, протягивая мне увесистый кувшин. — Мессир, умоляю вас, постарайтесь выпить все до дна, даже если вам станет невмоготу.

Я принял из его рук кувшин, едва не уронив его. Рыцарь Эд сам приподнимал его за донышко, пока я исполнял великий подвиг.

Наконец вода заклокотала у меня в горле, и едва я успел оттолкнуть опорожненный кувшин и отвернуться от рыцаря Эда, как страшная судорога свела мое тело, и я стал извергать из себя потоки какой-то зеленой, зловонной дряни.

Помнится, я немного не допил кувшина, а вышло из меня никак не меньше целой бадьи.

Мне отерли лицо, заботливо отвели в шатер и уложили на мягкие тюфяки. Там, придя в себя и пострадав до самого вечера мучительной головной болью, я узнал, что же произошло у костра.

Черная Молния, искусно превратившись в уродину с помощью каких-то особенных мазей, пришла вместе с караваном. Вардан, хозяин каравана, честно признался, что по дороге через Рум встретил неких людей, которые показались ему добрыми христианами. Те люди умоляли его спасти жизнь беглой рабыни и тайно провезти ее в Трапезунд. За неимоверную плату в полтысячи золотых они взяли с него слово никому не раскрывать тайну беглянки. Те же учтивые незнакомцы посоветовали Вардану двинуться по более безопасной дороге. Так Черная Молния незаметно настигла караван. Дальнейшее оставалось делом терпения и сноровки. Она бросила в костер веточку пещерной омелы, дым которой одурманивает человека, если он проснулся не ранее, чем за тысячу вздохов до рокового, тысяча первого. Затем, видя, что чары делают свое дело, она стала делать свое и, притворившись невинной гадалкой, повела меня в сторону, к одинокому и, в отличие от других своих собратьев, оседланному коню. Полагаю, она сама и ведать не ведала, какие видения меня одолевают и что за «уродину» я сопровождаю на усеянную райскими цветами возвышенность.

Оруженосец Жак и рыцарь, следившие за моими передвижениями, почуяли неладное, но у красы зловещего племени ассасинов чутье было куда тоньше. В то время, когда я беззаботно улыбаясь, взгромождался в седло, она остановила ноги моих охранников страшными колючками и, сбросив долгие одеяния простой и покорной женщины, сама взвилась на коня.

Вернее всякой прочей защиты оказались, конечно же, глаза и руки рыцаря Эда де Морея. По праву не жалея наших жизней, он метнул копье от самого шатра, примерно с тридцати шагов, и угодил точно в холку ассасинского жеребца. Остальные рыцари, кроме раненого, успели окружить похитительницу и ее жертву, наслаждавшуюся блаженством любви.

— Вы им очень нужны, мессир, — сокрушался рыцарь Эд. — Но вы нужны им живым, и это на самую малость облегчает нашу судьбу. Я знаю, что она вернется, как только сумеет принять новую личину.

Похоже, что мы оба страшились и жаждали возвращения Черной Молнии, напоминая собой юных дев, ожидающих сватов из чужого грозного племени.

— Она вернется, — повторил рыцарь Эд как бы со вздохом облегчения. — Поэтому нам надо торопиться. Я отдам Вардану его плату за охрану. Теперь ему не поспеть за нами.

Сколько благородства увидел я в этом решении! Однако Вардан упредил нас своим подношением. Низко поклонившись мне и рыцарю Эду, он принес самые искренние извинения за случившееся. Рыцарь Эд даже успокаивал его, говоря, что хорошо понимает и принимает за должное честное слово купца, данное прохожим. Наконец, Вардан с самыми изысканными словами благодарности протянул рыцарю Эду кожаный кошелек с теми самыми деньгами, что он получил от ассасинов.

— Так или иначе, я не выполнил просьбы тех негодяев, — рассудил он. — Поэтому не имею права воспользоваться их платой. Если посмотреть на дело с другой стороны, то негодяи нанесли вред вам, а не мне, поэтому обязаны загладить свой грех справедливым откупом. Эти пятьсот динаров несомненно принадлежат вам.