Зеленая терапия. Как прополоть сорняки в голове и взрастить свое счастье - Сью Стюарт-Смит

нейротрансмиттер блокировать, пчелы перестают искать нектар[182]. Подобный эффект помогает объяснить, почему насекомые остаются верными цветам, которые ничего им не дают.

Например, есть цветы, которые привлекают мух-самцов благодаря испускаемым феромонам, а также своим отметинам на лепестках, напоминающим раскраску самки мухи. Эта сексуальная мимикрия настолько эффективно монополизирует брачные инстинкты мухи-самца, что он эякулирует на цветок, при этом нагружая себя пыльцой. Это своеобразная «порнография насекомых» в действии. Биологи называют подобное явление сверхнормальным стимулом; «сверх» – потому что притяжение к нему оказывается сильнее влечения к реальной вещи. Такие сверхстимулы обычно представляют собой преувеличенные ключевые сигналы окружающей среды – например, узоры и метки, – отвлекающие инстинкт от функции, для которой тот был изначально предназначен. Но, как и люди, не все насекомые одинаково восприимчивы. Есть некоторые виды пчел, которые просто перестраховываются, возвращаясь только к цветам, предлагающим небольшое, но надежное количество нектара.

Нектар – не единственное вещество, которое могут собирать насекомые; бывают случаи, когда это сам аромат цветка. Самцов пчел-эвглоссинов, обитающих в тропических лесах, называют пчелами-парфюмерами, поскольку они собирают образцы ароматических веществ с каждого цветка, который посещают, затем смешивают их, создавая свой собственный индивидуальный аромат, и хранят их в специальных мешочках на задних конечностях. В совокупности эти пчелы опыляют более 700 различных видов орхидей, произрастающих в тропическом лесу. Считается, что разнообразие цветочных нот в индивидуальном аромате указывает на обширность путешествий трутня и его навыки в поиске пищи. В любом случае ароматы, которые они собирают, помогают им найти себе пару.

* * *

Подобно пчелам, мы получаем наслаждение от цветов. Масштабы цветочных рынков говорят сами за себя. Цветы разговаривают с нами на уровне, который трудно осознать, мы бессознательно реагируем на их приглашение, которое гласит: «Подойди ближе, понюхай меня, возьми меня, унеси меня с собой…». Одни цветы отличаются чистотой своих форм, другие – простотой, в то время как некоторые весьма соблазнительны – даже эротичны. Цветы пробуждают в нас красоту, и, как и пчелы, мы можем быть им верными: у большинства из нас есть свой любимый цветок.

Фрейд, например, питал особую любовь к орхидеям. Каждый год в день его рождения коллеги, друзья и пациенты дарили ему цветочные подарки. Молва об этом разошлась столь широко, что венские флористы запасались к этому дню заранее. На семидесятипятилетие Фрейда, по словам одного из его старых друзей, Ханнса Сакса, «орхидеи всех возможных видов и цветов были доставлены целой тележкой»[183]. Однако его любимую орхидею нельзя было найти ни в одном цветочном магазине. Это была Nigritella nigra, альпийская орхидея с темными, пурпурно-красными цветками и восхитительным пряным ароматом шоколада и ванили. У сына знаменитого психиатра, Мартина, этот маленький цветок вызывал воспоминания[184] о том времени, когда вскоре после свадьбы его родители гуляли в горах. Они заметили группу этих редких цветов, и Фрейд поднялся по крутому травянистому склону, чтобы сорвать букет и подарить его своей любимой Марте.

Американская поэтесса Хильда Дулитл (известная под псевдонимом «Х. Д.»)[185] была пациенткой Фрейда в начале 1930-х годов. Однажды она принесла ему в подарок нарциссы, и их пьянящий аромат оказал на него такое влияние, что она почувствовала, что, как она выразилась, «невольно проникла в его подсознание». Конечно, ничто так эффективно не раскрывает наше бессознательное, как наше обоняние. Сладкий, некоторые сказали бы, приторный аромат нарциссов был, как заявил ей Фрейд, «почти самым моим любимым ароматом». Дикие «нарциссы поэта»[186], как он назвал их, росли на влажных лугах вокруг дома в Аусзее, неподалеку от Зальцбурга, который они с Мартой арендовали для семейного отдыха, когда их дети были маленькими. Для Фрейда это место было «раем». Он также рассказал Х. Д., что для него был только один цветок дороже нарцисса – «несравненная, благоухающая гардения», которая всегда улучшала его настроение. Запах этого цветка напоминал ему о времени, когда он жил в Риме и каждый день покупал свежую гардению для своей петлицы.

Воспоминания и ассоциации, безусловно, играют определенную роль в формировании нашей привязанности к цветам, но, несомненно, здесь имеет место и некоторая химия. Химические компоненты различных цветочных ароматов улучшают наше настроение и влияют на то, насколько бодрыми или расслабленными мы себя чувствуем. Так, недавно было доказано, что лаванда[187], известная своим успокаивающим действием, повышает уровень серотонина. Запах розмарина, напротив, стимулирует[188] и повышает уровень дофамина и ацетилхолина. Цветы цитрусовых поднимают настроение[189] благодаря комбинированному эффекту серотонина и дофамина. Запах роз[190] – аромат, который мы, пожалуй, наиболее сильно ассоциируем с чувством любви, – согласно одному исследованию, снижает уровень гормона стресса адреналина на целых 30 процентов. Кроме того, благодаря действию такого химического соединения, как фенилэтиламин, аромат роз уменьшает распад наших эндогенных опиоидов, создавая ощущение тягучего спокойствия.

* * *

Как зародилась любовь человека к цветам? Стивен Пинкер, известный эволюционный психолог, предположил, что людей начали привлекать цветы, поскольку они указывали на местонахождение будущих запасов продовольствия[191].

Охотники-собиратели, обращавшие внимание на цветы и их местоположение, могли вернуться позже, чтобы собрать в этом же месте орехи и фрукты, что давало им преимущество в выживании. Цветы также могут означать немедленную выгоду, потому что там, где есть цветы, скорее всего, будут пчелы, а там, где есть пчелы, скорее всего, будет мед.

Наши далекие предки были так же падки на сладости, как и мы.

Самым древним цветам, найденным в поселении охотников-собирателей, насчитывается 23 000 лет. Они были обнаружены на археологическом участке Охало II на берегу Галилейского моря[192]. Растительные остатки, найденные в одной из хижин, указывают на то, что тот, кто жил здесь, собрал большое количество цветов Senecio glaucus. Эндемичные для этой части света, они напоминают маленькие желтые хризантемы. У них нет известного кулинарного, лекарственного или другого практического применения, что повышает вероятность того предположения, что они могли быть принесены в поселение в рамках подготовки к ритуалу или другому особому событию. Самое раннее известное захоронение с цветами находится на кладбище времен натуфийской культуры, расположенном в Израиле, и ему 14 000 лет. Найденные там цветы, скорее всего, были собраны в дикой природе, однако считается, что люди начали выращивать цветы[193] удивительно рано – около 5000 лет назад. Профессор психологии Жаннет Хэвиленд-Джонс и профессор генетики Терри Макгуайр из Университета Ратгерса, Нью-Джерси, утверждают, что мы не должны недооценивать эволюционную роль удовольствия как мотивации для наших далеких предков заниматься этим. Многие из цветов, которые стали выращивать первыми, – те, которые обычно появлялись