Зеленая терапия. Как прополоть сорняки в голове и взрастить свое счастье - Сью Стюарт-Смит

более тихим способом – в нашем разуме, подталкивая нас к пассивности и эмоциональной мертвенности. Эрос Фрейда гораздо шире сексуальности, как его иногда пытаются интерпретировать, – он включает в себя нашу способность к творчеству и любовь к жизни.

Концепция Эроса была переработана в 1960-х годах психоаналитиком и социальным психологом Эрихом Фроммом[206], который использовал термин биофилия для определения «страстной любви к жизни и всему живому»[207]. По мнению Фромма, здоровый разум всегда имеет стремление к поступательному развитию, «будь то человек, растение, идея или социальная группа». Он противопоставил биофилию некрофилии, которая препятствует росту и предполагает влечение к умирающим или смертоносным вещам. Как и в случае с теорией Фрейда о влечениях к жизни и смерти, эти два принципа являются крайностями одного континуума. Сила нашей биофилии помогает нам «стойко держаться жизни». Фромм считал, что многие современные болезни связаны с потерей нашего бессознательного родства с миром природы, что, соответственно, приводит к повышению невидимого для нас страдания от разлуки с ней. «Почва, животные, растения по-прежнему являются миром человека, – писал он, – и чем дальше человеческая раса удаляется от этих первичных связей, чем больше она отрывается от мира природы, тем сильнее становится потребность найти новые способы избежать этой разделенности»[208].

Термин «биофилия» был вновь введен в оборот[209] в 1980-х годах Э. О. Уилсоном и, как говорилось ранее, с тех пор стал краеугольным камнем экологической психологии. Эволюционное видение Уилсона привело к гораздо более широкому признанию идеи о том, что мы на генетическом уровне склонны реагировать на определенные аспекты природного мира. Человеческий вид эволюционировал так, чтобы хорошо уметь выстраивать отношения. Мы настолько хороши в этом, что мозг даже называют[210] «реляционным органом». Ботанический мир также развивался в сторону создания плодотворных взаимоотношений, поэтому неудивительно, что в ходе нашей древней истории мы сформировали такую сильную связь с растениями и цветами. Однако проблема современной жизни заключается не только в отсутствии контакта с природой, но и в том, что мы закрываем от нее свои умы и заполняем этот образовавшийся в нашей жизни пробел чем-то другим. Подобно насекомым, которых вводит в заблуждение имитация цветов, мы стали падки на сверхнормальный стимул. Всевозможные искусственные стимулы влекут нас, нарушая дофаминовые паттерны вознаграждения, которые развились для охоты и собирательства в природном мире.

Мы занимаемся собирательством в торговом центре, мы охотимся в интернет-сетях, руководствуясь примитивной системой вознаграждения, которая не способна удовлетворить нас, однако стимулирует зависимость и заставляет нас постоянно искать, никогда не удовлетворяясь, зависеть от острых ощущений, которые сильны в ожидании, но тут же слабеют, когда мы получаем то, на что купились. Этот процесс истощает наши карманы и запасы дофамина, а также наш оптимизм и энергию. Дофаминовую систему опасно подвергать чрезмерной стимуляции: это создает порочный круг, в котором мы будем искать все большей стимуляции. Это настолько порабощает нас, что в конечном счете мы начинаем хотеть того, чего на самом деле не желаем и использовать не будем.

Психотропные наркотики и алкоголь действуют аналогичным образом, подчиняя себе наши пути дофаминового вознаграждения и в итоге создавая состояние физиологической зависимости. Зависимость также ведет к отходу от реальности и, в конечном счете, к отходу от самой жизни. Мягкое стимулирование, которое дает нам природа, вряд ли может соперничать с этим, хотя красота природного мира, особенно красота цветов, иногда все же способна вновь пробудить любовь к жизни как таковой.

* * *

Я столкнулась с замечательным примером этого, познакомившись с женщиной по имени Рената, которая участвовала в итальянской программе реабилитации наркозависимых, проводимой в Сан-Патриньяно, неподалеку от побережья Адриатического моря. Последние два с половиной года она выращивала цветы в питомнике при реабилитационной клинике. Будучи выходцем из неблагополучной и нестабильной семьи, она начала употреблять наркотики в подростковом возрасте. Как и у многих страдающих наркозависимостью, то, что начиналось как форма самолечения от душевной боли, стало болезнью и к двадцати годам развилось в серьезную зависимость.

Садоводство – это лишь малая часть того лечения, которое предлагается в Сан-Патриньяно. Терапевтическая община насчитывает 1300 жителей и пятьдесят различных подразделений, в которых в течение трех-четырех лет каждый житель осваивает новое ремесло или профессию. Существует также большой виноградник, который является одним из основных источников дохода. Концепция состоит в том, что, если человек овладеет каким-то новым ремеслом, ему можно помочь построить новую жизнь. Для этого насельники общины должны оставить свою прежнюю жизнь позади, и почти весь первый год им не разрешается контактировать с семьей или друзьями.

Большинству насельников за двадцать, и они живут вместе группами примерно по восемь человек. Прежде всего им предлагается разобраться в том, что привело их к употреблению наркотиков, при этом им предоставляется эмоциональная поддержка и помощь.

Философия, лежащая в основе программы в Сан-Патриньяно, сильна своей простотой – сосредоточение внимания на сильных сторонах человека, а не на слабостях, содействует его росту.

Ежедневно вся община собирается на обед в большом зале трапезной, за длинными столами. Мы съели домашний обед из трех блюд, простых, но вкусных. Тысяча человек, обедавших вместе в этом огромном пространстве, были оживленными и в то же время ощущали себя как в монашеской трапезной.

Сады снабжали продовольствием не только саму общину, но и местные рестораны и супермаркеты. На участке площадью пять с половиной гектаров мужчины выращивают фрукты и овощи, в то время как женщины ухаживают за цветами. Ренате было под тридцать, она носила короткие темные волосы, подстриженные в угловатом стиле пикси.

Поначалу она была сдержанна, но в том, как она рассказывала о своем опыте работы в программе, чувствовалась глубина и сила. Она сказала мне, что самая большая перемена для нее заключалась в том, что она поняла, что хочет жить.

Ей нужно было закончить поливать цветы в своей пленочной теплице, и я пошла с ней. Я никогда не видела такого скопления петуний в одном месте, и до этого момента я никогда не думала, что в петуниях может быть что-то такое, что может мне понравиться. По одной стороне теплицы цветы были высажены яркими квадратами алого, фиолетового, желтого, розового, лилового и белого цветов. Бесспорно впечатляющее зрелище, но мой взгляд приковали растения на противоположной стороне. Здесь, по всей длине клумбы, цвели ярко-пурпурные петунии, от которых просто невозможно было оторвать взгляд. Я стояла, впитывая в себя эту красоту, пока Рената заканчивала полив.

Рената всегда любила бывать на природе и думала, что именно поэтому организаторы программы выбрали для нее данный тренинг, но, несмотря