Это я тебя убила - Екатерина Звонцова

забывать, что я помнил тебя довольно маленькой. И любил тоже. И не в таких извращенных формах.

Последних слов я почти не слышу: вторая фраза отдается звоном в ушах. «Любил». Я не должна обращать внимания на форму прошедшего времени, я заслужила ее, более чем заслужила, и не помешает как-то отшутиться, чтобы он ничего не заметил. Но я не могу. Сердце ноет, а будничный строгий голос возвращает в то время, когда мы были неразлучны, когда я могла, например, забраться на край этой кровати в ожидании, пока Эвер проснется. Меня обдает жаром. Если он никогда особо не краснел, то моя кровь ведет себя как дурная, особенно когда сразу несколько чувств во мне схлестываются. Сейчас это горечь. Досада. Стыд. И злость, не столько на Эвера, сколько на себя.

Он не отрицает вины в тех смертях и в том, что сам запустил чудовищную цепочку событий. Но это нисколько не оправдывает меня, ни по факту, ни в его глазах. И хотя за всем этим осталось многое, что мне хотелось бы обсудить с ним, безнадежно запоздалое, но важное… если я начну сейчас, неизвестно, до чего мы договоримся. И выдержу ли я это.

– Да, я все понимаю. – Словно кто-то говорит за меня. – Такие вещи не искупаются ни завтраками в постель, ни нарядами одалиски. – Колеблюсь и иду на второй круг унизительного юмора. – Но ты правда можешь попросить, пока я жива.

– Орфо… – Я очень надеюсь, что он фыркнет от смеха, что я снова услышу этот странный звук, будто чихает лисенок. Но он только качает головой так, будто ему стыдно, и далеко не за себя. – Да. Ты определенно изменилась.

Вот теперь я взвиваюсь, терпеть это вечно я просто не могу.

– Что, все настолько плохо?! – Наверное, у меня очень уязвленный вид, но сейчас плевать. – Слушай, Эвер, я просто… просто не знаю, как себя вести, я примерно представляю, как тебе со мной омерзительно, но я напоминаю, что…

– Мы делаем это ради твоего отца, – шепчет Эвер. Думает, что заканчивает мою мысль, и опять ранит меня.

…что виноваты мы оба. И те, кто причинил тебе боль. И я хочу, чтобы ты простил меня хотя бы после смерти. Но я подчиняюсь и вру:

– Да. Только ради отца.

– Ну да, ну да, – раздается со стороны окна, и меж двух горшков зашелестевших виол к нам проносится гибкий черный силуэт. – Верю! И если хоть кто-то из вас испортит мою грядущую судьбу королевского кота…

Скорфус приземляется на ту же тумбу, где сидел, и насмешливо сверкает глазом. У него тот самый вид, по которому «Я все слышал, сделал выводы, но вы узнаете о них последними» не прочел бы только тот из наших древних великих поэтов, который был слепым, Го Мэрис, кажется. Впрочем, даже он все понял бы по тону этого «верю». Я вздыхаю и снова пытаюсь спихнуть Скорфуса на пол, но на этот раз он нагло впился в тумбу всеми лапами и встопорщил крылья.

– Привет снова, – говорит он, упорно не замечая моего усердия и таращась только на Эвера. – Рад, что ты можешь разговаривать, дышишь без проблем и отхаркиваешь самое безобидное, что возможно в твоей ситуации. – Эвер хмурится, но ждет окончания речи. – Я Скорфус. – Одно черное крыло почти бьет меня в глаз, и я сдаюсь. А зря. – Лучшая версия тебя, если хочешь знать. Теплая. Пушистая. Не душная…

– Скорфус. – Не придумав ничего лучше, я дергаю его за хвост. – Ты не помогаешь.

– Тихо, человечица. – Хвост стукает мне по лбу. Скорфус и Эвер пялятся друг на друга одинаково пристально, только во взгляде у первого неприкрытое высокомерие, а у второго – лишь усталое «За что?». – И еще. Если бы не я, ты бы до сих пор скакал там, в подземельях. Злобной чокнутой обезьянкой. Понял?

– Мне уже… сообщили, – выдавливает Эвер с заметным усилием. Как и я когда-то, он все же растерян: фамильяры – довольно редкие существа, вряд ли прежде он с ними общался. Впрочем, нет, тут я ошибаюсь. – И я, кажется, помню, как сожрал пару твоих сородичей.

– Фу, вульгарщина. И это вместо «спасибо». – Скорфус кривит морду, но не похоже, что он правда возмущен. – Ну ладно! – Так и есть, он уже довольно облизывается. – Завтрак ждет. В саду, как в вашем невинном детстве, или что там было у вас без меня… Полетели уже, а?

– Пошли, – вяло поправляю я и переступаю через себя: снова нахожу силы окликнуть Эвера. – Как ты? Сможешь встать, одеться, привести себя в порядок сам? Могу позвать прислугу, могу…

Щеки снова обжигает жаром, и я не произношу «помочь», вспомнив нелепую шутку об одалиске. После этого я точно буду выглядеть настырной, озабоченной дурой. Отпускать пошлости, особенно с теми, кто мне так или иначе нравится, – обычно для новой меня; это еще одна вещь, которую я подцепила от Скорфуса, но сейчас это явно неуместно, выглядит каким-то жалким заигрыванием. Вздохнув, перескакиваю на другое:

– Чем быстрее ты начнешь ходить и дышать нормальным воздухом, тем быстрее тебе станет лучше. Хотя мы можем, конечно…

И опять я, как полная дура, запинаюсь, ведь про завтрак в постель я тоже ляпнула раньше. Скорфус таращится на меня с таким видом, будто сейчас свалится с тумбы сам – от хохота, распирающего всю его кошачью тушку. Во взгляде Эвера не читается ничего: возможно, он напрочь забыл мои неловкие слова. Точнее, выбросил из головы. Скорее всего, так и есть.

– Спасибо, я справлюсь, – отвечает наконец он, уверившись, что я не продолжу. – И… да, я выйду. Хочу увидеть, как изменился сад.

Никак. Я его берегла. Но я молчу, стараясь дышать поглубже и изучая свои колени. Сжимаю кулаки, исподлобья следя, как он в третий раз пробует встать с кровати и как наконец ему это удается. Он делает несколько осторожных шагов. Хватается за стену и горбится, но тут же, не издав ни звука, выпрямляется. Доходит до своего шкафа.

– Моль ничего не сожрала, – сообщаю я под скрип открываемой дверцы. – Мы правда за всем присматривали.

– Интересно, зачем, если для всех вас я был мертв, – доносится совсем тихо. Запоздало я осознаю, что Скорфус вот уже почти минуту тактично молчит. Вылизывается. Смотрит на свой зад, а не на нас.

– Здесь давно больше комнат, чем людей. – Приходится все же ответить единственное, что похоже на правду. – Ну… ты помнишь. И знаешь, когда кто-то уходит, всегда заметно. Мамины покои тоже стоят нетронутые.

Вот только я не хожу туда поливать цветы. Да