Сборник летописей. Том III - Рашид-ад-дин

Хукулая-корчи из племени |A 222b, S 503| джалаир был [еще] ребенком, когда не стало его отца. Абага-хан ему покровительствовал и возвышал его, пока не дошло до того, что он стал большим инаком. [Абага-хан] вверил ему казну нарин[277] и вручил ему ал[-тамгу], и он сделался одним из старших эмиров.

В году дракона, совпавшем с месяцем сафаром лета 679 [VI 1280], скончался Абатай-нойон. Аминь.

Рассказ о начале доносов[278] Маджд-ал-мулька Иезди Абага-хану и падении дела казненного сахиба Шамс-ад-дина и брата его, ‛да благоухает их прах’

В месяцах лета 677 [1278/79] со всех сторон поднялись айгаки, чтобы устранить счастливого сахиб-дивана Шамс-ад-дина, ‛да смилуется над ним великий господь’. Одним из числа их был Маджд-ал-мульк Иезди. Отцом его называли Сафи-ал-мулька. Он служил иездским атабекам и некоторое время в Исфагане состоял при ходже Беха-ад-дине сыне ходжи Шамс-ад-дина, сахиб-дивана. Оттуда он перебрался на службу к ходже Шамс-ад-дину, ‛да благоухает его обитель’. [Тот] ему оказал покровительство и два-три раза поручал ему[279] дела. Между прочим, один раз послал его для определения числа жителей Грузии и тех краев.[280] [Но] так как [Шамс-ад-дин] воочию не убеждался по наружному виду, стоит ли он доверия, то он не старался его поощрять и ему покровительствовать.

Когда Маджд-ал-мульк это понял, он, испросив позволение, отправился в Иезд и несколько времени пробыл у себя дома. [Затем] в другой раз оттуда явился на службу к ходже Беха-ад-дину и состоял при нем. Через [его] посредство ходжа Шамс-ад-дин, сахиб-диван, ‛да сделает прекрасной господь его обитель’, послал его за каким-то делом в Рум. Несколько времени он был там, а когда вернулся, то по-прежнему состоял при ходже Шамс-ад-дине. Случайно однажды Маджд-ад-дин [сын] Асира, который был наибом счастливого сахиба Ала-ад-дина, ‛да смилуется над ним бог’, оказался ему попутчиком. В беседе он рассказал о могуществе и величии мисрского[281] войска и о множестве его вооружения и снаряжения. Маджд-ал-мульк за это ухватился, отправился к Йису-Бука-гургену и рассказал, что наиб брата сахиб-дивана, по совету и с согласия обоих братьев, заодно с мисрцами, которые являются врагами, что они осведомлены о всех их делах и постоянно ожидают, что оттуда придет войско в эти края, чтобы передать им Багдадское владение. Йису-Бука-гурген эти слова доложил на служении Абага-хану. Вышел указ, чтобы Маджд-ад-дина сына Асира, схватили. Его допросили об этих речах и в судебном допросе[282] нанесли ему свыше ста палочных ударов, но вина его не была доказана, и его выдали сахиб-дивану. Сахиб-диван простил то, что произошло из-за Маджд-ад-мулька и выдал на его имя грамоту на должность хакима Сиваса, а когда узнал об его бедственном положении и скудости его достояния, то пожаловал один балыш денег, камешек лала и берат к румскому сахибу на десять тысяч динаров на его имя. Так как Маджд-ад-мульк поступил именно так, он призадумался и стал искать совета. Для этого он стал состоять при Йису-Бука-гургене и постоянно старался и прилагал чрезвычайные усилия отомстить обоим сахиб-диванам и выжидал удобного случая,[283] до тех пор, пока Абага-хан в начале месяца зу-л-ка’дэ лета 678 [III 1280] не отправился в Хорасан. Когда он прибыл в Казвин и царевич Аргун выехал [ему] навстречу, Маджд-ал-мульк, при посредстве некоего Абачи из его приближенных, явился на служение к царевичу и доложил: «Уже более года, как раб [твой] хочет доложить несколько слов, так как нельзя довести [их] до сведения языком эмиров и приближенных. Ежели он так поступил бы, то сахиб-диван проведал бы и дал бы им всем взятку из государева достояния, чтобы они те слова держали втайне. Теперь я поразмыслил: раз-де эмиры продают государевы выгоды за услугу да взятку, то царевич своей выгоды не продаст. Потому то я явился и докладываю: сколько ни поступает в казну из владений, идет в пользу имений[284] сахиб-дивана, которые он приобрел из государева достояния, и неблагодарность его дошла до того, что он заодно с мисрскими |A 223а, S 506| султанами, а Перванэ румский по его совету был заодно с Бундукдаром, и Туку, Тудаун-бахадур и Урукту погибли из-за его вероломства. Брат же его Ала-ад-дин прибрал к рукам Багдадские владения, изготовил себе венец, украшенный самоцветными камнями, достойный государей, собрал безмерные сокровища и зарыл бесчисленные клады. Ежели государь соблаговолит к рабу [своему], я докажу на сахиб-дивана, что он купил на свое имя почти на четыре тысячи туманов имений из государевых средств[285], да еще имеет две тысячи туманов наличными деньгами, да стада и табуны, и ежели во всех сокровищницах, кроме того, что доставили из замков еретиков и Багдада, наберется тысяча туманов денег, то пусть я буду виноват и помру, затем что рабу [твоему] ведомы эти обстоятельства и он имеет сведения. Грамоту на управление Сиваса, балыш денег, камешек лала и берат на десять тысяч динаров он рабу [твоему] дал в уплату за молчание». Все это он [Маджд-ал-мульк] показал царевичу Аргуну.

Царевич эти слова доложил[286] на служении Абага-хану. [Абага-хан] промолвил: «Ты-де этих слов никому не говори, пока исподволь к тому не будут сделаны приготовления». Когда Абага-хан вернулся обратно в столицу Тебриз, он перезимовал зиму в области Арран. В ту зиму были казнены мелик Рази-ад-дин Баба-и Казвини и Джемаль-ад-дин Хатти.[287] Весною того же года, когда [Абага-хан] прибыл в Шервияз, он однажды был в бане в рибате Мусаллям. Маджд-ал-мульк по предстательству эмира Тогачара[288] отправился в раздевальню бани и доложил [Абага-хану] то, что раньше говорил царевичу Аргуну и даже больше того. Абага-хан разгневался на сахиб-дивана и послал гонцов во все владения схватить и представить его наибов со счетными книгами, чтобы на служении его высочеству в [его] присутствии это обстоятельство было расследовано до мельчайших подробностей.

Сахиб-диван обратился за помощью к Олджей-хатун[289] и письменно показал, что все имения,[290] которые за это время куплены,[291] составляют собственность государя.[292] [Олджей-]хатун по этому показанию доложила об его деле, ходатайствовала, вернула благосклонность Абага-хана и спасла сахиб-дивана из этой пропасти. Разослали ярлыки, чтобы гонцы вернулись обратно и не трогали наибов сахиб-дивана.

Маджд-ал-мульк потерял надежду и написал записку.[293] «Раз-де государь оказал благоволение сахиб-дивану, он когда-нибудь раба [твоего] не пощадит. Раб [твой] надеется, что ты препоручишь его какому-либо эмиру, чтобы тот защитил его от его [сахиб-дивана] козней, или пусть будет издан указ, чтобы раб [твой] удалился из