Нестор Махно - Виктор Ахинько

У крестьянина Черниговской губернии было их шестеро. Павел — средний сын. Мыкался грузчиком, подручным электрика, матросом. Скорее всего, на том бы и успокоился. Но штормовая волна Февральской революции, ум, сила и редкая отвага подбросили его вверх, аж до председателя центрального комитета Балтийского флота. Не успел развернуться — был бит юнкерами и посажен в «Кресты». Кстати, вместе с Антоновым-Овсеенко, который сейчас командовал так называемым Украинским фронтом. Потом Керенский приказал «Авроре» выйти в море, но она подчинилась другой, шифрованной юзограмме: «Пробу произвести 25 октября. Дыбенко». Он же послал в Петроград и миноносцы с братвой и взлетел еще выше — стал народным комиссаром по морским делам! А тут паника: «Краснов идет!» Сам Ленин (шутка ли!) просил Павла: «Помогите! Можете ли обстрелять Царское Село?» Вождь измерил циркулем по карте расстояние, написал приказ, достал из пиджака кожаный мешочек, вынул печать «Председатель Совета Народных Комиссаров», приложил, аккуратно спрятал в мешочек и — в карман. Вот она, высшая власть копошится рядом. Дыбенко потом еще поехал в Гатчину. Дворец, разъяренные казаки. «Очаровал всех». Это не кто-нибудь сказал — генерал Краснов, которого он тогда арестовал. Сам Керенский величал Павла «моим врагом». Он еще успел передать приказ матросу Железняку разогнать Учредительное собрание, как судьба вновь отвернулась, словно ей кто-то шепнул: «Стоп, машина!» Дальше была Нарва, немцы и против них — сводный летучий краснофлотский отряд Дыбенко. Шли колоннами, море по колени. Их косили, как траву, и братишки во главе с наркомом позорно бежали. Началось следствие. Павла обвинили в трусости, предательстве и подводили под расстрел. Но как в свое время Нестора Махно спасла мать, так Дыбенко уберегла первая в республике гражданская жена, его Шурочка Коллонтай, поплакавшая в кабинете Якова Свердлова. Павла оправдали, но из партии большевиков поперли, увы, лишив всех чинов. Взвинченный, он бежал на Украину, в Крым, и там — из огня да в полымя — его схватили белые. Пытался улизнуть из тюрьмы — руки, ноги заковали. Каюк! Опять Шурочка вымолила: «Целую кучу немецких генералов и офицеров пленных за тебя отдали!» Приехал в Курск. Антонов-Овсеенко, не долго думая, вручил бывшему сокамернику русский полк, бронепоезд и велел: «Дерзай, братишка! Лови новый девятый вал. Даешь Харьков!» А там уже были Лозовая и Синельниково, где вчера парнишка заслонил Павла от лихой петлюровской сабли…

Вот кто сидел перед Чубенко.

В штаб то и дело заходили, что-то докладывали, просили, убегали. Дыбенко рычал, его явно торопили. Но беседа продолжалась.

— Нас около десяти тысяч, — говорил Алексей. Кто б он ни был, этот красный командир, неважно. Махновцам край требовалось оружие. Добыть его — и до свиданья.

— Поди ж ты, и правда армия! — вроде бы уважительно и одновременно с иронией, скривив крупные губы, удивился Дыбенко. — Кем же управляет ваш штаб?

— Полки, снабжение, госпиталь. Все честь по чести, — приврал Алексей.

— Ну-у, братцы, не ожидал. Даже нас переплюнули. Офицеров много? Махно, наверное, полковник? — ноздри тонкого носа Павла вздрагивали. Он вроде недоверчиво принюхивался к гостю.

— Я не уполномочен вести политические дебаты, — сказал Алексей, усмехаясь. — Нам нужен бронепоезд и патроны, а идеи вы обсудите с Махно, когда встретитесь.

— Губа не дура, — Дыбенко тоже не горел желанием спорить. Ему требовались тысячи штыков, чтобы оседлать новый девятый вал. «Они гуляют, дурью маются по степи. Бери их под свое крыло», — советовал Антонов-Овсеенко. Да и ехать пора. Павел сжал в кулаке короткую бородку, глянул исподлобья.

— Получите стальную крепость и пятьсот тысяч патронов. Хватит?

— И не мечтали! — обрадовался Чубенко. Он умел очаровать собеседника покладистостью и благодарностью. Батько давно это приметил, не зря именно его посылал во все концы.

— Что еще нужно? — спросил Павел, затаив лукавую усмешку, и поднялся. — Извини, отправляемся поближе к Екатеринославу. Поедешь с нами? По пути договорим…

За окнами убегали назад хаты, голые вишни, тополя. Над ними стояли белые облака.

— Догадываешься, почему морским душам любо так воевать? — спросил Дыбенко, поводя рукой. — Нет? Пол качается, как палуба, и сталь вокруг, и скорость, маневр, пушки. Бронепоезд не пехота и даже не кавалерия. Крепость! Эх, под Нарвой бы иметь ее. Да откуда? Их по всей империи бегало семь штук… Что еще вам дать? — опять лукавая усмешка пряталась в устах.

— Карабины бы, — робко попросил Чубенко, чувствуя какой-то подвох.

— Сколько?

— Тысяч пять.

— А пулеметы, обувку, шинели, деньги? — щедрость Дыбенко, казалось, не имела границ.

— Не помешают, — совсем опешил Алексей, насторожившись.

— Именем революции гарантирую! — голос Павла забасил. — Но-о, братишка, долг платежом красен. Вы со всей своей требухой подчиняетесь нам! Согласен?

«Вон куда он гнул!»— Чубенко судорожно глотнул чай.

— Молчишь? Дорого? Жаль анархическую свободу? Но это не всё-ё! Дисциплинка — два, и чтоб никаких мурмур. Врубился?

— А скоро… будет оружие?

— Денька через два-три, когда поспеет база из Харькова.

«Выходит, в ярмо лезьте сегодня, а то, что хотите, получите или нет, — соображал Алексей. — Ну, коварная комиссария!»

— Мне нужно посоветоваться с Махно.

— Прикатим на станцию — звони! — Дыбенко доверительно положил тяжелую руку на плечо гостя. — А сам как считаешь?

— Я не против, — уклончиво ответил Чубенко.

Когда он доложил Батьке результаты переговоров, тот согласился не раздумывая. В это самое время (его позвали к телефону) он выступал на собрании командиров полков. Они требовали не ждать Алексея, а послать еще гонца в Харьков, к командующему фронтом, чтобы получить оружие быстрее и больше. Туда отправился Виктор Билаш.

На следующий день Дыбенко с ходу взял Екатеринослав, обойдя его по льду Днепра, и на белом жеребце принимал парад своего воинства.

У городов, как и у людей, своя судьба.

27 января 1919 г.

Киев, Главная ставка, атаману Петлюре

Развалившийся пятитысячный полк атамана Самокиша направился эшелонами во все стороны… Небольшие группы с оружием ходят по деревням и занимаются реквизицией.

5 февраля 1919 г.

На фронте советских войск Дыбенко ведет ожесточенные бои с казаками и чеченцами. Захвачено много пленных, оружия. Отличился бывший вождь повстанческих отрядов, теперь командир бригады Махно.

Стальной, с полированными колесиками сейф щелкнул и не открывался.

— Паша, ты как ребенок. Решил позабавиться блестящими игрушками, комдив, — с укором сказала жена Дыбенко — Александра Коллонтай. — Но там же, милый, вся моя одежда. Что теперь делать?

Они на днях встретились в Харькове, в штабе Укрфронта. Командующий Антонов-Овсеенко дал указание создать в Екатеринославе дивизию из трех бригад и предложил с улыбкой: «Принимай нового, испытанного начальника политотдела!» «Любовь зла на расстоянии», — в сердцах подумал Павел. Два бывших наркома (она заведовала социальным обеспечением) почти не жили вместе, виделись от случая к случаю. В развороченной империи, которую они, не сознавая того, стремились восстановить на новый лад, тогда многие, особенно военные, комиссары и комиссарши, смотрели на любовь, свою семью, детей как на нечто второстепенное. И тем не менее… «Наши встречи, — признавалась Александра Михайловна, — были радостью через коай, наши расставания полны были мук, разрывающих сердце».

В Екатеринославе они поселились в бывшем коммерческом банке. Вместо шкафов в большом светлом зале использовали сейфы. Коллонтай при этом не испытывала угрызений совести. Дочь генерала, родившаяся и выросшая в белокаменном имении (оно иногда снилось ей с клумбами, пчелами, с желтой канарейкой), вышедшая замуж за обеспеченного тоже Коллонтая и бросившая затем все ради социальной справедливости, она считала, что богатства должны принадлежать исключительно трудовому народу, которым руководила и который воспитывала. Тем более этот провинциальный банк. Подумаешь, храм корысти!

А сейф не открывался, словно мстил за вторжение. Дыбенко и так и сяк пытался сладить с ним.

— Я же не хотел, Шурочка, — оправдывался комдив. Жена была с него ростом, статная, обворожительная.

— Ищи мастеров! — потребовала.

«Вот он быт, разъедающий душу, будь он проклят! Пустяк же. Но для бабы — событие. Все идеи напрочь забыла. Хорошо-то врозь!» — рассердился Павел Ефимович и отправился к адъютанту.

— Ану попробуй открыть сейф. Что-то заупрямился, буржуйское отродье!