Фракталы городской культуры - Елена Николаева

На смену домашним ночным пространствам пришли новые публичные локусы искусственной ночи. Одним из них является общественный туалет. В нем уже много света, что, с одной стороны, опять-таки переводит его в категорию пространств искусственного дня. Однако здесь происходят самые разные нарушения «дневных» социальных и культурных табу – от курения старшеклассников в школьных туалетах до гомо– и гетеросексуальных контактов и кровавых драк и убийств в мужских комнатах ресторанов.

Чердаки и подвалы многоквартирных домов – также излюбленные места маргинальных «ночных» персонажей (бомжей и беглых преступников). Подвал в психоанализе выступает метафорой бессознательного, закрытой тьмой неосознания «хтонической частью души»[214], а чердак – это культурная проекция забвения, территория тайных образов и вытесненных желаний[215].

И, наконец, настоящий город «мертвых», царство вечной ночи, подземная обитель со своей рекой забвения – разветвленная система городской канализации, населенная жителями, отвергнутыми или отвергнувшими мир дневного порядка. Эти «темные» существа поднимаются на поверхность земли (по большей мере с наступлением сумерек) в буквальном смысле из физически и социально «по-ту-стороннего» мира.

Рукотворные преисподние возникают также в мартеновских цехах, кочегарках и угольных шахтах, сочетающих ночную тьму с «адским» огнем и «заколдовывающих» всех, кто туда попадает, в черных служителей ночи. Другая категория «сталкеров» в зоне вечной городской ночи – диггеры, которые, блуждая по подземным ходам, лежащим под улицами и площадями дневного города, проходят тем самым и по тайным «тропам» истории. Как и положено инфернально-ночному пространству, городские подземные галереи «курируются» особыми смотрителями – «белыми диггерами», то есть привидениями, соотносимыми дневной культурой с неприкаянными душами людей, погибших или убитых в этих подземельях.

Одновременно в публичном пространстве города существует совершенно другая категория подвальных территорий ночи – кафе, бары и ресторанчики. В них ночь – прирученная и романтичная, с мерцающими свечами на столиках, или, наоборот, яркая, шумная, с эйфорическим пиром запретных ночных «яств». В «коктейли» этих ночей замешаны в разных пропорциях соблазн, любовь и секс. В самых разных городах (от Москвы и Санкт-Петербурга до Нижневартовска и Алушты) существует значительное число кафе и ресторанов, имеющих «ночные» названия, которые служат в качестве алиби искусственной ночи: «Ночь», «Волшебная ночь», «Лунная ночь», «Восточная ночь», «Южная ночь», «Украинская ночь», «Белые ночи», «Южные ночи», «7 ночей»; «1001 ночь» вообще не знает себе равных в этом ряду. Парадоксальным образом, подавляющее большинство этих маркированно-ночных заведений прекращают работу в 12 часов (гораздо реже в 1 ч.) ночи. Таким образом, полночь выступает как граница между социально признаваемой ночью и ночью вне упорядоченных структур дневной культуры.

Дискотеки или дансинг-пати активизируют аналогичные ночные паттерны поведения, хотя и через другие символические катализаторы. Такие «дважды ночные» мероприятия, замыкающие странную петлю обратной связи, проходят ночью в затемненных помещениях без окон или с плотно зашторенными окнами, но в ослепительных всполохах пронзительного, «неживого» света, то есть дизайн интерьера и архитектоника пространства включают в себя неявную аллюзию на слепоту (мифологически окна выступают как глаза) и совершенно явную отсылку к царству ночи, демоническому буйству и необузданной физиологической страсти. В дробном, часто иссиня-белом, мертвенном свете и ломаном ритме танца, приняв в качестве магического «зелья» алкогольный коктейль, люди сами превращаются в призраков и инфернальных персонажей. Иногда, если в клубе есть подвальный этаж, посетитель физически уходит в подземный мир, мир, где не положено быть живым, но только мертвым.

Другой способ переживания ночи как физиологической слепоты, незрячей мглы, предлагается в особых социокультурных проектах, начало которым положили Андреас Хайнеке (Andreas Heineke) в Германии и Мишель Реильяк (Michel Reilhac) во Франции, организовавшие по всей Европе в течение последнего десятилетия целый спектр таких мероприятий, как ужины в темноте, бары, осязательные и слуховые выставки, художественные представления, проводимые в полной темноте. Идея материализации «слепой» ночи получила свое развитие во Франции в 1999 г., когда Эдуард де Бролье при поддержке фонда Поля Гинуа (известной организации слепых) разработал программу столовых в темноте под названием «Вкус мрака?» или «В темноте?» («Dans le Noir?»), куда приглашались зрячие посетители. Там с позиций культурной антропологии ужин во тьме превращался, с одной стороны, в первобытную трапезу, когда насыщение происходит в темноте пещеры, а пища берется исключительно руками, а с другой стороны, такая темнота разрушала не только внешние протокольные формы культуры, но и саму социальную иерархию и культурную дистанцию.

Наконец, самой технологически сложной, но простейшей в плане семантического содержания реконструкцией физической, астрономической ночи является планетарий. Звездное небо над головой максимально искусственно и максимально естественно одновременно. В «бездонном» куполе, в котором движутся звезды и галактики, есть лишь обнаженная механика небесных сфер, разъятая формулами Кеплера фрактальная вселенная. В последние годы рукотворная ночь планетария может приобретать характер визуальной медитации, когда ночной купол расцвечивается световыми пятнами лазерного шоу[216]. Одним из вариантов переживания фрактальности ночного неба является специальное шоу «First Friday Fractal»[217] в планетарии Музея естественной истории и науки в Нью-Мексико. В темноте искусственной ночи зрители «отправляются» в путешествие по захватывающим мирам природных фракталов и бесконечным в своей сложности и рекурсивности вселенным фракталов математических.

В повседневном, неразвлекательном пространстве большого города рукотворная ночь сосредоточена в подземных туннелях метро, автомобильных дорог и пешеходных переходов. Они могут быть смертельно опасны, особенно когда ночь удваивается, то есть когда на подземную ночь накладывается ночь наверху.

«Пещерная» ночь и рукотворное «небо» метрополитена:

Станция «Stadion» (Стокгольм)

Станция «Новокузнецкая» (Москва)

В этом отношении интересен феномен метрополитена, являющегося еще одним пространством, которое совмещает в себе искусственную ночь и искусственный день. Первая подземка, появившаяся в 1860-х гг. в Лондоне, «труба» с цилиндрическими вагонами без окон, освещавшимися внутри тусклыми фонарями, была в полном смысле слова аттракционом «dark ride»[218]. Это было погружение в настоящую ночь, а движение в сумраке и тесноте психологически и символически оказывалось сродни путешествию в мир мертвых. Моментально в ночном пространстве подземки появились свои «ангелы» тьмы – в темных арках подземных перронов нередко прятались воры, грабившие пассажиров[219], метрополитен превратился в своего рода «ghost train»[220] (и в некоторых городах, например, в Нью-Йорке, до сих пор остается таковым). С наступлением эры электричества произошла трансформация рукотворной ночи метро в искусственный день внутри искусственной ночи (второй цикл странной петли обратной связи). При том, что технологическая конфигурация всех современных подземных станций продолжает более или менее явно сохранять отсылки к «пещерности», у многих из них есть свое рукотворное небо и/или солнце под потолком или «выходы» в виртуальные дневные пространства[221]. В метро интересным образом выстраиваются взаимоотношения подземного мира с подземным «небом»: небо предстает как смутное просветление или как высота, доступная только земным Героям, поэтому чаще всего оно фрагментарно (например, потолочные «небесные» мозаики московской станции «Новокузнецкая» или «Небо кубов» на пололке станции «Вретен» в Стокгольме) или даже, как обращает внимание В. Паперный, путь к небу из ночной бездны метро может быть «прегражден тяжелыми, никогда не открывающимися коваными воротами» (московская станция «Октябрьская»)[222]. Во многих городах мира метрополитен превращается в подземный дворец или музей древней истории[223]. Символически такое путешествие в чреве земли остается, хотя и десакрализованным, ритуалом приобщения к «тайному знанию» о прошлом.

Заметим, что схожий сценарий «путешествия» в прошлое через погружение в искусственный день на территории подземной ночи предлагается в московском ТЦ «Охотный ряд»: в рамках шопинг-дивертисмента покупатели оказываются на трех глубинах стилизованного прошлого (петровская Русь, классицизм, модерн), то есть на трех уровнях концептуального фрактала российской истории.