Досье поэта-рецидивиста - Константин Корсар

Обычный на первый взгляд день открыл его для меня с новой стороны, довольно неожиданной.

В тот день я очень торопился куда-то.

— Я тороплюсь. Можно в накладной сумму напишу числом? Хорошо? — сказал я, не очень интересуясь, что ответит субъект. В этот момент на моё плечо опустилась сильная могучая рука, а к лицу приклеился серьёзный взгляд бывалого воротилы бизнеса.

— Сударь, — начал он так серьёзно, но и в высшей степени культурно, что у меня перехватило дыхание, — я двадцать лет в бизнесе. Так вот. Чтобы вас не н@еб@ли, — сглотнув, — не н@еб@ли, — повторил, педалируя на слове «н@еб@ли», — пишите прописью, сударь!

Он явно хорошо понимал, что слово «обманули» не до конца передаст омут его эмоций и негодования по поводу былых обид. Видя его серьёзный настрой и весомые аргументы, я не рискнул спорить и заполнил накладную чётко и полно, как никогда ранее, как настоящий сударь.

Родина мечты

Край болот и мошкары,Край берез, полынь-травы,Речка, холм пологий, стог,Соль в озёрах, город, смог,Только степь да лес кругом —Нет ведь гор в краю родном.Проводов тяжёлых свист,Будто в сказке, золотистХрам высокий над рекой,Клевер жёлтый луговой,Сотни верст — и ни души,Хочешь — пой, кричи, молчи…Слушай речки голосок,Ветра, в поле колосокМожешь сжать в ладонях тыИль природу красотыВ красоте природы, эй,Увидать среди ветвей.Белый пух и ворожба,Треск морозный, уголькаЖар в камине, на окнеРоза зацвела, во снеВидишь ты иль наявуРеку у зимы в плену.Ты по ней идёшь туда,Где мечтал бывать, но таСторона из века в векЛишь видна была, а бегВолн речных, теченье водУносили в даль, и вотМягкой поступью идёшьПо косе песчаной, ждёшьЧуда, новых красок дня,Птицу, что не видел, пняТрухлявого-другого,Волшебства, мечты, иного…Только вдруг река пошла,Вскрылся лёд, и вновь она,Как стена, перед тобоюПреградила путь собою.И дороги в дом не стало —Час была и вновь пропала.Оглянулся ты вокруг —Все знакомо там и тут:Солнце то же, ветер, поле…Это всё ты видел то ли?Берег тот далёким стал,Вновь чужим — о нём мечтал?..

Судьба

Дядя Миша — так звали этого, ещё не старого мужика мы с друзьями, хоть он и не приходился нам родственником. Был он старше нас лет на двадцать и имел двух детей нашего возраста. Однако мы общались именно с ним, а не с его отпрысками — он жил гораздо интереснее, и мы не чувствовали большой разницы в возрасте. Конечно, проявляли к новоявленному земляку уважение, было видно, что и он ощущал к нам отцовские чувства. Знакомство наше выглядело странно со стороны, но лишь на первый взгляд. По сути, мы были с ним примерно одинаковыми людьми — смелыми, весёлыми, зачастую непредсказуемыми и необычными. А все люди, как известно, тянутся к себе подобным, несмотря ни на что — в том числе и на возрастные ограничения.

Вместе с дядей Мишей крепко выпивали, закусывали, курили и разговаривали, обсуждали девок и политику, участвовали в доброй драке и добром деле. Он редко бездельничал, всегда творчески и изобретательно трудился и жил. С ним никогда не скучали. Культурой особо не блистал, однако мог легко расположить к себе почти любого, не ставил никого в неудобное положение — чувство такта, видимо, у него было врождённым.

По профессии он был каменщиком. Хороший каменщик — мастер своего дела. В последние годы престиж рабочих профессий упал, и многие считают трудового человека глупцом, а зря. Работа руками не менее сложна и интересна, чем труд умственный. Это просто иная стихия, другой ритм и стиль жизни, другая её философия. Дядя Миша кирпичную кладку ваял, как будто писал стихотворение четырёхстопным ямбом — чётко, точно и аккуратно; как художник, намечал совершенную форму стене, рисовал идеальный изгиб арки, ретушировал недостатки архитектурного замысла. Был он умелец и за свою работу не стеснялся брать деньги.

Дядя Миша всю жизнь прожил в Казахстане и, когда начался период безвременья, не спешил покидать насиженное место. Судьба многих наших соотечественников, выезжавших на социалистические стройки ещё молодыми, в девяностые годы была сломана, как и могучее государство, распластавшееся некогда в неге на одной шестой части суши планеты Земля. В Казахстане Мишу уважали. Конечно, этого приходилось добиваться и в спорах, и в ссорах с титульной нацией, что становилась с годами всё агрессивнее и наглее. Миша не робел и почти всегда оставался на коне.

В Россию ему всё же пришлось переехать. Но не из-за себя — ради детей.

— Скоро они вырастут. Пусть поступают в институт, ищут работу, заводят семью. Что там, в Казахстане, для них? Ни учебы, ни работы нормальной казахи не дают, с семьёй спокойно прогуляться по городу нельзя — взгляды и смешки постоянные вокруг. Чувствуешь себя как чужой в стране, где прожил много лет. Постоянно надо доказывать свою силу, чтобы с тобой считались. Я — ладно, уже привык, а детям трудно. В России выучатся, людьми станут, — так он нам объяснял, почему перебрался из степей северного Казахстана в степи южной России.

В Казахстане Миша жил хорошо. Потому, видимо, что хорошо трудился. Имел трёхкомнатную квартиру не на окраине, приличную машину, работу, друзей и знакомых, досуг, развлечения. Всего этого он в одночасье лишился. За бесценок продал «трёшки» — квартиру и машину да прикупил частный дом на окраине одного из крупных городов Сибири — только на это и хватило. Всю жизнь вкалывал, зарабатывал, а потерял всё, как и не было ничего. Дядя Миша не жалел и не грустил о былом, как и всякий нормальный человек. «Заработаю еще, — думал он, — что к этому добру прикипать, всё равно в могилу с собой не заберёшь».

Стал дядя Миша на новом месте работать за троих — надо же налаживать на что-то быт, со временем и жена нашла работу. Пошли в ближайшую школу дочь и сын. Всё вроде бы стало налаживаться. Казалось, всё закономерно — хороший человек должен жить хорошо. Но не тут-то было. Тоска грызла мастерски. Чувства, эмоции, воспоминания о Казахстане, где прожил большую часть жизни, не давали покоя. Временами наваливались грусть и мысли о несправедливости судьбы. По воле людей, порушивших Союз, он лишился всего. По воле боровшихся за личную власть остался не у дел, причём не став официально пострадавшим — его просто обманули, как и миллионы других жителей нашей большой страны. И дядя Миша начал выпивать.

Пили в нашем районе, как и во всей стране, многие. Пили зло. И напитки не отличались высоким качеством. Самогон был обычным элементом любого праздничного и не очень стола. Многие умирали — кто от отравления таким пойлом, кто от удушья в загоревшемся от окурка пьяного хозяина жилище. И дядя Миша однажды допился — хватил его инсульт, а потом и второй. От второго он уже не оправился — наполовину парализовало. Получил инвалидность. Ни о какой работе речи уже не шло. Главным кормильцем семьи стала жена, да оставалась ещё надежда на детей. Но они не спешили выходить в люди.

Сын рос вроде неплохим парнем, но… Чувствовались в нём некоторая надменность и показное геройство, которое до добра не доводит. Дочка была симпатичной, но недостаточно стройной.

Несмотря на уговоры отца, сын не захотел поступать в институт, а пошёл в армию. Попал в спецназ. После «учебки» сам попросился в Чечню. Воевал. Многое пережил, но судьба его хранила — ни ранений, ни контузий. Уже на гражданке после дембеля подрался с охранником казино, тот, защищаясь, выхватил табельное оружие и двумя выстрелами чуть не убил его. Пули прошили лёгкое. Был при смерти. Выжил, но стал инвалидом. Охранник, так же как и сын дяди Миши, служил в Чечне. Чеченская пуля всё-таки настигла пьяного героя.

Дочь после окончания школы о повышении образовательного уровня и не помышляла. Вышла замуж, родила. И стала жить с мужем и ребёнком в отчем доме, дабы не разбивать сердце родителя.

— Надежда умирает последней, но стоило ли ради того, что я имею сейчас, уезжать на чужбину, покидать насиженное место, знакомых, друзей? Не знаю! Возможно, и стоило, — сказал однажды дядя Миша, держа стакан самогона не парализованной рукой.

Всё было сном, моя любовь?

Последнее отдав, зимаУкрыла белой простынёйДвоих, не спавших до утра,Друг другу сотканных судьбой.Два пламени слились в одно,Мир погружая в тишину,Вобрав вселенское теплоИ чернь укутав в седину.Уже заря, уже рассвет.Всё было сном, моя любовь?Шепчу себе: и да, и нет.Хочу тебя увидеть вновь!

Мысли из никуда