Купель Офелии - Мария Брикер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Галь, что делать? – чуть не плача, спросил Ванька. – Если Криста не найдется, мы не сможем выбраться с территории злосчастного конезавода. Тогда Офелия погибнет. Донателла сказала, что резервный генератор будет пахать дня три-четыре. Малышка так долго без еды не протянет, умрет от истощения.
– Нет, Ванечка, все обойдется. Выкормим! У Моцарта, к примеру, была непереносимость молока. Даже грудное молоко не устаивалось. Будущего гения вскормили водой с глюкозой и держали на диете из овсянки с рождения. Овсянки у нас, к сожалению, нет, но… – Галочка сделала торжественное лицо. – У Ильина волшебный чемоданчик, там нашлись ампулы с глюкозой!
– Что бы я без тебя делал… – улыбнулся Ванька, обнял бывшую за плечи и краем глаза заметил, что за спиной маячит Сеня.
Выражение лица друга ничего хорошего не предвещало. Терехин спешно спрятал руки в карманы и отодвинулся от поэтессы на безопасное расстояние, от греха подальше. Не хватало еще разборок с Семеном… С другой стороны, именно Лукин у него девушку увел! Так с какого перепугу теперь корчит рожи и Отелло из себя изображает? Терехин разозлился.
– Пойдем, Галочка, – нежно улыбнулся он поэтессе и снова обнял ее за плечи.
– Видишь, как все хорошо складывается, – залепетала та. – Сейчас Ильин придет, мы Офелии катетер вставим, капельничку организуем и будем вливать потихоньку глюкозу. Малышку только нужно зафиксировать как следует, чтобы случайно катетер не сбила.
– Что? – Ванька остановился и выпучил на поэтессу глаза. – Совсем, что ль, уже?
– Не поняла… – Галочка растерялась.
– Зачем здоровому ребенку вливать глюкозу через вену? У нее же есть рот! Который, к слову, Чебураха умеет очень широко разевать.
– Так физиологичнее. В роддоме всегда только так делают. Меньше проблем для незрелой пищеварительной системы младенцев, – отчеканила поэтесса.
– Физиологичнее потреблять пищу и воду через рот, а не через зонд, вену или задницу, – упрямо возразил Ванька.
Ему даже представить было страшно, что бедной Чебурашке воткнут иголку в маленькую ручку или ножку и привяжут, чтобы не могла шевелиться. Что за садизм такой! Моцарту же не вливали глюкозу внутривенно, и ничего, остался жив. В смысле, не умер. То есть умер, конечно, но не сразу.
Галочка разозлилась.
– Да мне на самом деле вообще до лампады, как ты станешь выхаживать свою дочь! Твой ребенок, ты и разбирайся с ним, как хочешь! Будешь поить с ложки, если тебе так больше нравится. Бутылки с соской по-любому нет.
– Галь, не сердись. Я просто рассматриваю разные варианты, – примирительно сказал Терехин. – Что если…
Ванька обернулся. Лукин с физиономией мавра все еще отсвечивал на заднем плане, не решаясь подойти ближе.
– Сень, у тебя презерватива, случайно, нет? – спросил Терехин и широко улыбнулся другу.
Семен окаменел лицом и телом. Галочка покраснела до корней волос, отшатнулась от Ваньки и приклеилась к стене коридора лопатками.
– А что? – нахально поинтересовался Лукин-младший.
– Вместо соски попробую использовать, – объяснил Терехин. – Мы тут с Галей пытаемся решить, как нам Чебурашку глюкозой накормить.
– Гы, – сказал Лукин и заржал на весь конезавод.
– Придурки! – прыснула со смеха Галочка, жеманно прикрыв ладошкой рот. – Может, лучше перчатку хозяйственную задействуем? Я видела, на кухне есть. А то как-то не комильфо – дитятко с презервативом во рту.
На том и порешили.
В представительской зале было подозрительно тихо. На полу в позе лотоса сидел Филарет и общался с космосом. Для человека, только что вернувшегося с того света, художник выглядел довольно сносно. О происшествии напоминали только забинтованные ступни, испачканные землей волосы и синячищи под глазами. Вот что значит вести здоровый образ жизни, не жрать мяса, не пить, не курить и регулярно заниматься физкультурой. Другой бы на его месте коньки отбросил, а этот сидит себе, мантры читает. Надо будет заняться на досуге бегом трусцой, решил Ванька. Впрочем, он с утра уже набегал несколько километров по конезаводу, когда искал Кристину.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Терехин потерпевшего.
– Что? – встрепенулся Филарет. – Говорите громче, у меня в голове шумит и уши закладывает.
– Я говорю, хорошо, что вы пришли в себя! – проорал Ванька.
– Живому все хорошо, – кивнул художник. – Занятное вышло путешествие. Вообразите себе на минутку: мне выдалась редкая возможность пообщаться с Господом. Мы побеседовали немного о том, о сем, и он мне говорит: «Свободен!» Я спрашиваю: «В каком смысле?» А Господь мне: «Твой час еще не пришел». «А когда придет?» – интересуюсь. А он мне… – Филарет умолк, сосредоточенно морща лоб.
– Что же вам Бог сказал? – полюбопытствовала Галочка, настороженно поглядывая на художника.
– Неловко как-то при дамах… – замялся живописец. – Ну ладно, из песни, как говорится, слов не выкинешь. Сказал мне, что я мудак, – пожал плечами Филарет. – Вы, случайно, не знаете, что он имел в виду?
– Ээээ… – Галочка надула щеки, сдерживая смех.
Сеня прыснул и задышал глубоко и часто.
– Вы не видели, куда Матильда с Офелией делись? – спешно перевел разговор на иную тему Ванька, с сочувствием глядя на художника.
Тот что-то невнятно прошамкал и склонил голову к коленям.
– Что? – громко переспросила Галина.
– Я говорю, они в комнате Кристины! – проорал в ответ Филарет, словно глухой была Галочка. И добавил, прежде чем склонить голову к коленям, предугадывая последующие вопросы: – Девушка не вернулась. Ключи от холодной комнаты не нашлись.
Ванька обмер, только сейчас заметив, что у сидящего в позе лотоса между коленей стоит миска, и он вовсе не мантры читает, а медитирует над макаронами с тушенкой, уплетая их за обе щеки. Галочка тоже заметила и не удержалась от комментария:
– Филарет, вы же не едите мяса!
– Почему? – Живописец с удивлением посмотрел на поэтессу, потом на тарелку с макаронами и сунул в рот следующую порцию.
– Потому что вы вегетарианец, – напомнила Галина.
– Разве? – переспросил Филарет.
– По убеждению, – дополнил Сеня.
– Не может этого быть, – удивился художник. И попросил у Лукина закурить.
Видно, мужика конкретно шибануло, поразился Ванька. Мало того, что с Господом пообщался о том о сем, да еще враз из убежденного вегетарианца, спортсмена и ярого противника дурных привычек переквалифицировался в обычного гражданина с небольшими провалами в памяти. Сидит себе, с аппетитом уминает макароны с мясом и просит закурить.
– Может, воздержитесь? Не следует вам курить, – умоляюще взглянула на него Галочка. Но Сенька уже протягивал живописцу прикуренную сигарету. Тот глубоко затянулся, выдул дым, кашлянул, затянулся еще, и глаза его съехались к переносице.
– Я же говорила! – вредным голосом напомнила Галина.
– Чернеет швартов публичный! Ой-и-ой-йко! Ой-и-йоко! Ой ий ойко! – пропел художник, лег на спину, сложил руки на груди и закрыл глаза.
– Сень, беги за Ильиным! У Филарета, похоже, посттравматический бред начался, – вздохнул Ванька, а сам галопом помчался в кабинет графа.
Тишина в комнате настораживала. Заткнуть голодную Офелию возможно только одним способом – сунув ей в рот титьку. Однако Криста не вернулась, а Чебураха не орет – все это очень подозрительно.
Ванька распахнул дверь и вломился в комнату.
На диване сидела Матильда с Чебурашкой на руках и пихала в рот малышке кляп. В глазах Терехина потемнело от гнева.
– Что вы делаете? – заорал Ванька, как полоумный, и бросился на тетку Пашки с кулаками.
Профессорша подпрыгнула от неожиданности и выронила из рук тряпку. Благо не ребенка! Офелия тут же открыла рот и заголосила, как иерихонская труба. Матильда подобрала кляп, подула и вновь попыталась заткнуть Чебурахе рот. В комнате опять стало тихо, слышны были только чавкающие звуки и довольное урчание малявки. Мотя нежно погладила Чебурашку по рыжей головке и гневно посмотрела на Ваньку.
– Напугал, паршивец! Влетел в комнату, как чума болотная, чуть богу душу не отдала! – рявкнула она учительским тоном. И нежно обратилась к Офелии: – Бедненькая, потерпи, скоро мама вернется и даст тебе молочка. – А новоявленная нянька снова обратилась к Терехину: – Переодела, попу вымыла. Водичку она не пьет, не приучена. Вот, дала размоченный хлебушек в марле. Пока работает, но надолго ли… не знаю. О Кристине ничего не слышно?
– Пока нет, – ответил Терехин. И хихикнул, торопливо спрятав руки в карманы и радуясь, что не успел звездануть Тетемоте с разбегу в глаз.
В комнату заглянула Галочка, оценила обстановку и всплеснула руками.
– С ума сошли? Немедленно прекратите! Хлеб младенцам нельзя, сорвете ребенку желудочно-кишечный тракт. Я же вам ясно сказала, что вернусь и глюкозу введу.
– Долго ходили, – не осталась в долгу Матильда. – Девочка уже синяя от рыданий была, а сейчас успокоилась. Нормально все. Да будет вам известно, на Руси испокон веку вместо пустышек хлебный мякиш младенцам давали. Поди не дураки были. Вон она как наяривает. Понятно, что хлеб не самое лучшее питание для крошки, но за неимением лучшего вполне сойдет. Было бы молоко, накормила бы молоком.