Венок для мертвой Офелии - Марина Серова

Марина Серова

Венок для мертвой Офелии

Послушная Офелия плыла на восток

Чудесный плен, гранитный восторг

Лимонная тропинка в апельсиновый лес,

Невидимый лифт на запредельный этаж…

Глава 1

Я сидела на берегу реки, как Аленушка на известной всем с детства картине Васнецова. Головка лирично склонена, вокруг – деревья, птицы поют. Правда, одета я была не в деревенское платьице, а отчего-то в сногсшибательный наряд от Гуччи: платье из бледно-голубого шелка с вкраплением маленьких стразиков, и туфли на мне были с высокими каблуками. По-хорошему, я должна была задаться вопросом, как я вообще забрела в эту болотистую местность на этаких каблучищах, однако сон есть сон, и спрашивать мне было не у кого. Дедушка Фрейд в мой сон не заглянул. Итак, я сидела на берегу, вокруг меня возвышались сосны, пели птицы, каркали где-то вороны – этакая деревенская пастораль, – и еще росли эти жуткие белые цветы, которые повсюду бывают в изобилии и которые я почему-то дико не люблю: они, кажется, называются «кашка». Я эти кашки срывала и пыталась сплести из них венок, он не получался, а то, что получалось, я даже не знала, как «обозначить». Наверное, удачнее всего подошло бы выражение «круглый веник». Но веников круглых не бывает. Не знаю уж, почему мне в голову пришло, что я обязана сплести этот венок, что от этого зависит моя дальнейшая судьба, и я билась, чертыхаясь, потому что вообще не люблю плести венки, мне легче сплести интригу, на худой конец – фенечку на руку, но уж никак не венок. Тем более из кашки.

Несмотря на то, что вокруг все было мирно и даже солнечно, я испытывала глухое чувство тревоги, мне было не по себе. Я хотела встать и уйти, но – не могла, потому что должна была кого-то дождаться, и не надо спрашивать кого – этого я и сама не знала. Но этот кто-то мне уже заранее не нравился. Наконец я услышала за спиной тихий, осторожный скрип веток, мне стало страшно, я начала оборачиваться, и… В это время, как и положено в классических кошмарах, громко и победно заорал петух. И я проснулась.

Если честно, я не сразу поняла, что я проснулась. Петух продолжал голосить, я дернулась, открыла глаза – и не сразу поняла, где я нахожусь. В окно через щелочку в занавеске мягко струился солнечный свет, во дворе действительно кричали петухи – да-да, петух из моего сна размножился, их стало много, и они явно собирались начать выяснение отношений. Помимо петухов, где-то вдалеке блеяла коза и слышался голос, укоризненно призывавший неведомого мне Саню немедленно отправиться на пастбище. Я села на кровати очень резко, рука дернулась, и – мешок с гадальными костями упал и открылся. Машинально я нагнулась посмотреть, что выпало.

Судя по тому, что вышло «14+28+10», меня ожидало шумное обсуждение неожиданных событий. Я усмехнулась – поскольку вспомнила, что нахожусь я в тихом местечке Лопатниково, в гостях у своей давней подружки Оли Барышниковой. Оля вела жизнь тихую и размеренную, как и подобает сельской учительнице, и вряд ли нас ожидали некие неведомые шумные события. Как говорится – и на кости бывает проруха. Я вновь опустилась на кровать и блаженно потянулась. На стене мирно тикали часы, показывая половину восьмого утра, а это значило, что я могу еще часа два спокойно спать, а может быть, и больше, потому что я удрала сюда, в этот тихий поселок, с одной-единственной целью: отдохнуть и расслабиться, привести наконец-то в норму свою несчастную головушку и несколько потрепанные нервы.

Перед этой поездкой мне пришлось столкнуться с одним богатым неверным мужем. Чужим, конечно. Муж был со связями и с дурным характером. Я, кстати, заметила, что наличие богатства и связей как-то почти всегда сопровождается дурным характером. С чем это связано – для меня загадка. Вкратце история была такова: муж этот нанял меня, чтобы я собрала компромат на его супругу, милейшую женщину. Так уж получилось, что компромат я собрала на него. На нее собрать мне его не удалось. Он на меня разозлился до такой степени, что пригрозил лишить лицензии, на что я, нагло ухмыльнувшись, сообщила ему, что собранного материала хватит на уголовное дело и я передам все своим друзьям из Следственного комитета. После этого мне начали названивать и угрожать, и даже однажды поймали в подъезде – глупые люди, они не знали, что у Тани имеются два орудия битвы – острый каблук и пронзительный, громкий голос! Я отбилась, конечно, обратив тех двух амбалов в бегство, потому что мне на помощь поспешила соседка Галюня, вооруженная чугунной кастрюлей дореволюционного образца, в которой она собиралась варить холодец. Но после всего этого как-то очень сильно захотелось отдохнуть от городской суеты и привести себя в нормальное состояние. Поэтому я позвонила Оле и уже на следующий день была здесь, в этом маленьком оазисе мира и спокойствия, далеко от разврата цивилизации.

Эх, зачем же я начала вспоминать такие неприятные вещи?! Нет, Таня, надо уходить от дурацких воспоминаний, мы в раю, Таня, в раю, что нам тамошний ад с его чертями и служителями Золотого Тельца?

Я закрыла глаза, желая вновь заснуть. Даже принялась считать слонов. Но слоны превратились в коз.

– Са-а-а-анька! Стервь!!!

Я открыла глаза. Мне показалось, что голос прозвучал у меня над ухом. Неведомый мне Санька не отзывался.

– Са-а-анька! Ты жрать, что ли, не хочешь, зараза?!

Посмотрев на часы, я убедилась, что зловредный Санька мучает коз уже полчаса как минимум. Позавидовав его выдержке, я положила на ухо подушку, повернулась на бок и снова закрыла глаза.

– Са-а-а-аня!

На этот раз голос прозвучал как из подземелья, даже жалобный, словно несчастная дама была заточена в казематах и молила о пощаде.

– Сань, меня не жаль – коз пожалей!

Словно в поддержку речам бедняги, жалобно и укоризненно заблеяла коза.

И вот тут свершилось чудо. Я подумала было, что, может быть, мне надо встать и пойти помочь им с козьим выпасом, как вдруг услышала вполне такой «надтреснутый бас», и был он женским:

– Ну, чего ты на всю округу голосишь? Сейчас я их выведу…

«Ну, слава богу», – подумала я. Правда, мне захотелось взглянуть на обладательницу этого зычного голоса и мужского имени, чтобы проверить собственный, созданный моим воображением образ. Я представила себе даму в теле, крупных размеров и с внушительным бюстом. Подползла к окну и, к огромному изумлению своему, обнаружила, что басистая Санька – хрупкая девица со светлыми волосами и ангельскими глазами, и лет этой Саньке – около пятнадцати. Любопытство мое было удовлетворено, я проводила хрупкую деву с козами пристальным взглядом до самого луга и подумала – а не лечь ли мне опять почивать? Мягкая кровать манила меня к себе. В Тарасове я предпочитала иметь аскетичное лежбище, почти как у рахметова, с разницей только в том, что на гвозди лечь я не решилась, ограничившись полным отсутствием матраса. Тут же был не просто матрас, а воздушная, мягкая, как облако, перина, которую Ольга не ленилась регулярно взбивать. И подушка – из настоящего козьего пуха, тоже воздушная и мягкая, поэтому казалось, что сплю я на облаках. Я с огромным трудом поборола искушение завалиться в эту роскошь снова. В самом деле – я же на отдыхе! Могу спать сколько мне хочется. Дел никаких нет. Но – я уже встала. И спать мне уже не хотелось. Тем более что за окном уже начался «период бурной жизни», и я знала, что это продлится до самого обеда, и только после этого жители поселка успокоются и отправятся отдыхать от праведных своих трудов до самого вечера. Поэтому я натянула джинсы, майку, легкие «балетки», вспомнила про мои туфли на каблуках из сна и хмыкнула. «Нет, дорогие мои туфельки, – подумала я, – пока полежите спокойно, тут, похоже, лучше передвигаться в легкой обуви».

Хлопнула входная дверь, послышался Ольгин голос. Она пыталась говорить тише, но это ей не удавалось. Так, а теперь стук ведра и радостный лай Ольгиной псины. К Ольге кто-то пришел. «В такую рань», – подумала я и, несмотря на все мои усилия отрешиться от мира и самоуговоры, что «подслушивать нехорошо», – на что тут же, вмомент, пришел ответ: «Да, но это часть моей профессии», – невольно, по привычке, начала прислушиваться к разговору за окном.

– Таечка, ты потише, – попросила Ольга, – Танюшку разбудишь…

– Ох, Оль, прости, нервы у меня никуда, забыла, что гостья у тебя…

Неведомая мне Таечка сделала попытку говорить тише, но хватило ее ровно на два слова. Потом голос ее опять окреп и стал громким:

– Так представь, Оль, как эта красавица-то приехала, Витька мой с ума будто сошел…

– Тай, ну вот зачем ты так о ней? – вздохнула Оля.

– Нет, Оль, я знаю, что она твоя родственница, но зачем Витьке-то на мозг снова капать, а? Вот зачем? Парень-то ее уже забывать начал, и – на тебе, снова-здорово!

– Тая! Они оба – взрослые люди, разберутся без нас с тобой!

Голос соседки Таи еще больше возвысился, почти до крика, а так как в интонациях ее преобладали стальные ноты и даже некоторая визгливость, я поняла, что эта Тая сильно нервничает и готова впасть в агрессивное состояние. Вспомнилась старая песенка «Где-то радио орет, как торгуются на рынке», и почему-то ощущение этого самого рынка, на котором торгуются, накрыло меня с головой. Вспомнился тот толстый и неприятный во всех отношениях чужой муж, угрожавший мне громами и молниями, его бедная жена, которую я предупредила о возможном исходе дела и от которой я узнала много интересного – например, что этот мерзавец убедил ее подписать брачный контракт, согласно которому в случае ее «измены» все имущество отходило к нему, а большая часть этого имущества досталась ей в наследство от родителей, людей довольно богатых. «Все, все, Таня, плохие мысли гоним прочь, мы тут далеки от этих людей». Я потянулась и поняла, что жить вполне можно, особенно здесь, в отдалении от всех тарасовских проблем и бед.