Худяков - Эмилия Виленская Самойловна

все средства для лечения подобного рода больных, как, например, в гор. Казани»{273}. Пока шла новая переписка с III отделением, минуло еще полгода. О Казани, конечно, нечего было и помышлять, речь шла хотя бы об Иркутске.

Только в июле 1875 года Худяков был доставлен в Иркутск. Его сопровождали конвойный из казаков и несчастная мать, поехавшая за ним в Якутск, чтобы ускорить дело. Худякова поместили в Кузнецовскую больницу, в отделение для душевнобольных. Но было уже поздно…

В тот год в Иркутске находился в ссылке участник революционной борьбы Н. П. Гончаров. Он навестил Худякова в больнице. То, что он увидел, «было какое-то мучительное переживание ужаса», Худяков «имел вид первобытного существа… Во всем потоке слов, не касаясь политики, чувствовалось большое напряжение, стремление проникнуть во что-то непостижимое — тайну, — окутавшую его судьбу. Слова, не застревая, бурно неслись в беспорядочном хаосе. Все черное, мрачное затопило его когда-то светлые мысли. Вечное одиночество грезилось и тогда, когда окружали его страдающие материнские глаза и нежная любовь. Порой он быстро повторял все одну фразу, произнесенную министром юстиции при обряде публичной казни: «Даровать жизнь Николаю Ишутину»{274}.

И здесь, как в Якутске, а до того в Верхоянске, он продолжал писать по целым дням, писал сверху вниз, справа налево, заполнял целые страницы цифрами, что-то высчитывал, над чем-то задумывался. Среди этих записей встречаются вполне логичные, сплетающиеся с бредовым набором фраз и слов.

Немногим более года пробыл Худяков в иркутской больнице. Через несколько месяцев умерла его мать, а 19 сентября 1876 года скончался и он. И над ним, мертвым, по-прежнему тяготело «высочайшее повеление» о полной изоляции от единомышленников, друзей, родных.

Родственникам не позволили самим похоронить Худякова. Он был погребен в одной могиле с двумя неизвестными покойниками, случайно оказавшимися в анатомическом театре. Могила была вырыта в больничной части иркутского кладбища, где хоронили бездомных и неизвестных бродяг. И даже в этот последний путь «государственного преступника» сопровождал конвой. Над могилой не разрешили поставить ни памятника, ни плиты, ни креста…

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

ПО СЛЕДАМ ВЕРХОЯНСКИХ РУКОПИСЕЙ

…Существуют системы линейных уравнений, имеющие ровно одно решение, бесконечное множество решений и, наконец, совсем не имеющие решения.

Из «Учебного пособия для учащихся 9-го класса средней школы».

Историческую науку нельзя уложить в математические формулы: у нее свои законы, своя специфика. И тем не менее, когда историк не располагает достаточными данными об исторических событиях, когда, воссоздавая картину прошлого, он не нашел фактов, заполняющих «белые пятна», закон системы линейных уравнений об однозначности или множественности возможного решения для него столь же обязателен, как и для математика. Лучше показать разнообразие решений, чем, произвольно выбрав одно, исключить все другие на основании одних логических построений.

Конечно, наука невозможна без логических построений, догадок и гипотез. Но как их ни назови и будут ли они остроумны или плоски, догадки всегда останутся только догадками, то есть одним из возможных вариантов решения, способным как приблизить к искомому факту, так и направить поиск в диаметрально противоположную сторону.

Но у исторической науки есть одно несомненное преимущество перед математикой. Если для математика х + у + z и т. д., при известной величине только одного х, всегда означает множественность ответов, то у историка неизвестные ранее величины в результате поиска или неожиданных находок могут стать известными, заполнить недостающие звенья уравнения и в итоге привести ответ от множественности к однозначности.

Так получилось и с некоторыми из верхоянских рукописей Худякова, судьба которых долго была неизвестна и раскрывалась лишь постепенно на протяжении целого столетия.

Пожалуй, трудно назвать имя писателя, чьи труды прошли бы столь фантастический путь, какой выпал на долю верхоянских рукописей Худякова. Долгие годы и десятилетия о них вообще ничего не знали. Лишь глухие сведения о литературных занятиях Ссыльного писателя-революционера в Верхоянске проникали в зарубежную печать. Так, в 1874 году, когда Худяков был еще жив, но безнадежно болен, в непериодическом обозрении П. Л. Лаврова «Вперед!», в корреспонденции «Из Иркутска», говорилось, что Худяков составил якутско-русский словарь и грамматику и написал еще какие-то статьи. Корреспонденция принадлежала Г. А. Лопатину. В начале семидесятых годов он находился в Сибири. С Худяковым Лопатин здесь не встречался, в Якутскую область он не заезжал и узнать о литературных работах Худякова мог либо от его родственников, живших в Иркутске, либо от кого-нибудь из чиновников канцелярии генерал-губернатора.

Не большими сведениями располагал Лопатин и два года спустя, когда после смерти Худякова повторил то же самое в своих о нем воспоминаниях, напечатанных в лавровском двухнедельном обозрении (газете) под тем же названием «Вперед!».

Самый перечень верхоянских трудов Худякова стал известен только в советское время, когда перед исследователями были открыты архивы. В 1926 году Б. Кубалов опубликовал статью о Худякове на основании обнаруженной им в архиве канцелярии генерал-губернатора Восточной Сибири переписки якутского губернатора с восточносибирскими властями. По этой переписке удалось установить, что именно писал Худяков в Верхоянске и как отнеслись власти к его трудам. Но самих рукописей в делах канцелярии не было. Как говорилось в переписке, они возвращались верхоянскому исправнику для передачи Худякову.

Некоторые любопытные детали о верхоянских рукописях Худякова по якутским архивам выяснил и опубликовал С. С. Шустерман. Но и в Якутске не нашлось ни одной из этих рукописей.

Существует мнение, что рукописи вообще не возвращались Худякову, а оставались у исправника. Это как будто бы подтверждает и его письмо к матери от 20 августа 1871 года, в котором Худяков жалуется, что не имеет ответа от якутских властей, почему до сих пор не напечатаны его труды{275}. Между тем Якутский статистический комитет возвратил их верхоянскому исправнику 19 декабря 1869 года. Но можно ли вполне доверять словам душевнобольного, который в том же самом письме признавался, что у него не стало «свободной памяти»?{276}

Титульный лист книги И. А. Худякова

«Опыт автобиографии».

Есть некоторые основания считать, что рукописи Худякову действительно возвращали. По наблюдениям Пекарского, Худяков вносил в них позднейшие поправки после замечаний Д. Попова. Как утверждала родственница Худякова Глазырина, местные власти в