Почерк дракона - Александр Золотько

Удара не последовало. Начальник службы безопасности потоптался молча, потом махнул рукой одному из охранников:

– Сходи, глянь, приехал Михаил?

– А это… – спросил охранник, явно имея ввиду Шатова, которого нужно было поддерживать за руки.

– Ничего, милый, – сказал Шатов, – иди, поищи Михаила, я тут как-нибудь сам, с божьей помощью.

Охранник вышел. Шатов прислонился к стене. Нормально. Пол перестал качаться. И ноги снова стали твердыми и не гнулись, как резиновые шланги. Дышать! Какое счастье, что он может свободно дышать!

И он пока жив. Снова жив – и это радует. Просто невероятно. Который это раз его обрабатывали в рукопашную за последнее время? Скоро недоумение окружающих будут вызывать не синяки, а не ушибленные части тела. Например, лицо.

Шатов ощупал лицо. Нигде ничего не болело.

Шатов ощупал еще.

– Чего лапаешь, целая у тебя рожа, – бросил Алексей, опуская рукава рубашки, – портрет мы не трогали. Тебе еще, может, по городу ходить. А с покоцаной рожей…

– Верно подметил, фраер, – ухмыльнулся Шатов, – мне еще по городу ходить, с людьми общаться. Ты мне вот что скажи, засранец…

– Чего тебе? – устало спросил начальник, надевая пиджак.

На засранца он уже не реагирует, удовлетворенно оценил Шатов.

– Так вот, ты мне скажи, очень тяжело человеку в рожу не въехать?

– Точно, крышу сорвало у тебя.

– Нет, серьезно, – Шатов, морщась, ощупывал ребра, – вот, скажем, ты, двое твоих охламонов и такой симпатяга, как я. Ну, полез я не в свое дело. А ты, соответственно, решил меня приструнить.

– А не пошел бы ты…

– Никуда я не могу пойти. Мне вот интересно, как журналисту. Нужно над собой насилие совершать, чтобы морду уроду не раскровянить?

Начальник резко подошел к Шатову, поднес кулак к лицу:

– Изуродовал бы…

– Вот и я говорю, – поддержал Шатов, – трудно удержаться. Почти невозможно. Я, вон, не удержался недавно. А ты смог. Сила воли или приказ?

Начальник выматерился и отошел от Шатова.

– Правда, странно? – громче сказал Шатов, вдохнув и выдохнув несколько раз, – Ты уже не пацан, тебе лет сорок? Я спрашиваю, тебе лет сорок?

– Пошел ты.

– Лет сорок. У тебя некислая работа. Спокойная такая. И вдруг ты идешь бить какого-то журналиста, который задает дурацкие вопросы. Наверное, ты очень разозлился на журналиста. Но почему тогда не разбил ему рожу? Вот так не размахнулся и – хрясь. Глаз заплыл, зуб вылетел… Это же так приятно! Но – нельзя.

Отсюда я делаю вывод, что у тебя были инструкции по моему поводу. Ты их получил, прежде чем занялся мной. Верно?

Алексей прошел по комнате, не отвечая на вопрос.

– А я ведь даже не спросил у тебя, что ты думаешь о бумажном драконе… – Шатов вздрогнул, увидев, как резко бросилась краска в лицо начальнику службы безопасности. И охранник, стоявший за спиной у Шатова, вдруг затаил дыхание. Или Шатову это только показалось?

– О каком драконе? – переспросил начальник.

– О бумажном. Вырезанном из бумаги и подброшенном к телу Кости Шкира. Нет?

– Ты что…

– Не начинай заново задавать дурацких вопросов, – посоветовал Шатов, – кто, зачем. Будь мужиком и внятно скажи, что был таковой дракон у господина Башкирова. И вы все почему-то до всерачки перепугались этого самого дракона. Так?

Начальник ничего сказать не смог. Он набрал воздух, открыл рот, потом замер и воздух резко выдохнул. Глаза его впились в лицо Шатова.

– Чего уставился, голубчик? Или ты сейчас мне скажешь, что знать ничего не знаешь и ведать не ведаешь? Вот и получается, что ты не крутой перец, а последняя шестерка, – Шатов оглянулся на охранника и поправился, – предпоследняя шестерка.

Распахнулась дверь, вошел второй охранник:

– Михаил приехал, приказал этого в гостевую отвести.

– Вот видишь, – сказал Шатов, – отвести. В гостевую. Это значит, что я гость. И не у тебя, козла, а у…

Закончить фразу Шатов не успел. Алексей ударил. Шатов отлетел к охраннику, тот толкнул его вперед, и Шатов снова налетел на кулак начальника.

– Мать, – простонал Шатов, упав на колени.

– В гостевую его, – приказал начальник службы безопасности и вышел из комнаты.

Шатова подхватили и потащили следом. Самостоятельно переступать ногами Шатов смог только в коридоре второго этажа. Охранники остановились перед дверью. Один продолжал держать Шатова, а второй открыл дверь:

– Куда его?

– Пусть входит, – разрешил голос из гостевой комнаты.

Шатова подтолкнули. Он шагнул, покачнулся и вцепился рукой в дверь.

– Проблемы? – спросил тот, кто стоял посреди комнаты.

– Уже почти нет, – пробормотал Шатов, – все хорошо, мы идем самостоятельно. Шаг за шагом. Степ ту степ. Есть такой прием в журналистике, автор вводит читателей в тему статьи шаг за шагом. Поэтапно погружает его в атмосферу всего происходящего. Вот только меня немного слишком глубоко погрузили. И резко. Слишком резко меня погрузили…

– Помочь?

– Не нужно, все нормально. Без этих сопровождающих я свободно обойдусь. Мне без них будет немного больно, но с ними было больней, – Шатов закрыл за собой дверь.

– В кресло присаживайтесь, – предложил молодой мужчина лет тридцати пяти.

– Благодарствуйте, – Шатов осторожно опустился в глубокое кожаное кресло. – Представляться не будем?

– Отчего же? Пренепременно будем представляться, меня вот зовут Михаилом, – Михаил сел в кресло напротив Шатова, – а вас, как я прочитал в удостоверении, зовут Евгением Шатовым.

– Совершенно верно, – Шатов застонал, безуспешно пытаясь устроиться поудобнее, – бить не будете?

– За кого вы меня принимаете? – удивление на лице Михаила было глубоким и искренним, переходящим в негодование, – только беседа, живая искренняя беседа. Для затравки предложу вам выпить… Или попить. Закурить?

– Нет, спасибо, я уже прикурил. В подвале.

– А, в подвале… – протянул Михаил, – понятно. Тогда просто приступим к беседе. Зачем вы вообще приехали в клинику?

– Не поверите, – устало улыбнулся Шатов, – задать пару вопросов.

– Не может быть, – изумился Михаил.

– Вас, кстати, как фамилия? – спросил Шатов.

– В статью вставить хотите?

– Нет, просто интересно.

– А фамилия у меня Хорунжий. Михаил Хорунжий.

Шатов прикрыл глаза, вспоминая:

– Не помню такую фамилию.

– Я и не стремлюсь к известности, – улыбнулся Хорунжий.

– Ну да, понятно, при вашем роде деятельности… – понимающе кивнул Шатов.

– А какой у меня род деятельности, по-вашему? – приподнял правую бровь Хорунжий.

Шатов пошевелил пальцами в воздухе:

– Нечто вроде тутошнего подвала…

– Стыдно, господин журналист, стыдно, – возмутился немного картинно Хорунжий, – такие скоропалительные выводы для такого серьезного журналиста… Вы же серьезный журналист?

– Ну…

– Не нужно скромности, вы серьезный журналист серьезной газеты… – Хорунжий сделал паузу, – насколько это вообще возможно в нашем любимом городе.

– Слабенький комплимент.

– А мы не для комплиментов сюда собрались. Мы сюда собрались… – без стука распахнулась дверь, и Хорунжий замолчал, оглянувшись.

Начальник службы безопасности, стараясь не встречаться с Шатовым взглядом, наклонился к Хорунжему и что-то тихо сказал.

Надо полагать, о бумажном драконе, прикинул Шатов. Вон как Хорунжий косяк бросил. Кстати, неожиданно симпатичный мужик этот Хорунжий. Ситуация к особой любви не располагает, но в Хорунжем есть что-то надежное. Уверенное.

– Да-а… – протянул Хорунжий, рассматривая Шатова, – эдак вы даже меня удивите…

– И вы начнете меня бить, – предположил Шатов.

– Зачем? Помните бессмертное произведение «Хождение по мукам»? Там командарм Сорокин произнес блестящую фразу: «Если они виновны, то будут расстреляны, но без всяких буржуазных издевательств».

– Мы перешли к угрозам?

– Мы перешли к очень болезненным и важным вопросам…

– И что будет, если я на них не отвечу? – у Шатова неприятно засосало под ложечкой.

– Ответите, господин Шатов, если мы возьмемся, как следует, то ответите на все вопросы очень точно и подробно. Могу поспорить.

Сказано это было очень просто, без нажима и игры интонациями, но у Шатова болезненно сжалось что-то внутри. Этот не врет, этот говорит правду, и ему самому правда неприятна. Совсем не приятна. Но он свое обещание выполнит.

– А какой мне смысл вам все рассказывать добровольно? – голос не дрожал, руки покоились на коленях и тоже не дрожали – молодец Шатов, держишься.

Ты и перед Ильичем держался достойно, пока не сломался.

– А смысл есть и очень большой. Глубинный смысл. Отвечая добровольно, вы можете ответить только на те вопросы, которые я вам задам. В противном случае вы расскажете все.

– Пальцы в дверь? Иглы под ноготь? Или теперь мы можем побаловать клиента и химией?

– Вам лучше не знать, чем именно мы можем вас побаловать. Вы уж извините, но я приехал сюда с несколько другой задачей, теперь же все немного усложнилось. Можно, я позвоню?