Убийства в Чумном дворе - Джон Диксон Карр

по обе стороны от камина были хаотично заставлены книжными шкафами. Напротив одного из них стоял большой железный сейф, на дверце которого (Г. М. обладал весьма примитивным чувством юмора) было написано теми же размашистыми белыми буквами: «ВАЖНЫЕ ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ДОКУМЕНТЫ! НЕ ПРИКАСАТЬСЯ!!!» Та же надпись была добавлена ниже на немецком, французском, итальянском и, я думаю, русском языках. Г. М. привык прикреплять на свой лад ярлыки к большинству своих экспонатов – Джонни Айртон говорил, что это похоже на путешествие по «Алисе в Стране чудес».

Дверца сейфа была открыта, и я достал бутылку виски, сифон и пять довольно пыльных бокалов. Пока я занимался надлежащими приготовлениями, голос Г. М. все продолжал рокотать, не повышаясь и не понижаясь… Но звучал еще более ворчливо.

– Знаете, у меня нет никаких сигар. Мой племянник Гораций – ну, ты знаешь, Физертон, сын Летти, четырнадцатилетний сорванец – подарил мне на день рождения коробку «Генри Клейз». (Ты когда-нибудь сядешь, черт возьми? И поаккуратней с этой дырой в ковре – каждый, кто сюда заходит, цепляет ее и делает еще больше.) Но я их не курил. Я их даже не пробовал. Потому что почему? – спросил Г. М. Он поднял руку и со зловещим выражением лица указал на Мастерса. – А? Я тебе скажу. Потому что у меня есть мрачное подозрение, что они взрываются, вот почему. Так или иначе, это следует проверить. Представь себе, какой-нибудь приличный племянник дарит своему дяде взрывающиеся сигары! Говорю же, они не воспринимают меня всерьез… Итак, видишь ли, я отдал коробку министру внутренних дел. Если там до вечера ничего не случится, я попрошу ее вернуть. Впрочем, у меня есть немного хорошего табака… вон там…

– Послушай, Генри, – вмешался майор, который уже некоторое время тяжело переводил дыхание и свирепо смотрел на нас, – мы пришли к тебе по чертовски серьезному делу…

– Нет! – сказал Г. М., поднимая руку. – Еще нет! Еще минуту! Сначала выпьем.

Это был обряд. Я принес бокалы, и мы выпили, хотя Физертон едва ли не пенился от нетерпения. Мастерс оставался невозмутимым и твердо держал свой бокал, как будто боялся его выронить, но на уме у него было что-то новое.

– Чин-чин! – произнес Г. М. с предельной торжественностью и залпом осушил свой бокал.

Тяжело дыша, он поудобнее расположил ноги на столе и взял черную трубку. Откинувшись на спинку кресла, Г. М. преисполнился настроением чуткой доброжелательности. Выражение его лица не изменилось, тем не менее он стал похож на статуэтку китайца после хорошего ужина.

– Хм. Я чувствую себя лучше… Да, я знаю, зачем вы пришли. И это чертовски досадно. И все же… – Его маленькие глазки моргнули и не спеша прощупали каждого из нас. – Если у вас есть разрешение помощника комиссара…

– Вот оно, сэр, – сказал Мастерс. – В письменном виде.

– А? О, да. Положи, положи это. У Фоллетта всегда было довольно хорошее чутье, – неохотно признал Г. М. и хмыкнул. – Во всяком случае, получше, чем у большинства ваших людей. – Маленькие глазки уставились на Мастерса тем приводящим в замешательство взглядом, которым старик мастерски пользовался. – Так вот почему ты добрался до меня, а? Потому что Фоллетт тебя поддержал. Потому что Фоллетт подумал, что ты подбросил им связку динамита, и наконец-то ты заполучил по-настоящему крутое дело?

– Готов это признать, – сказал Мастерс, – или разделить вместе с вами мнение сэра Джорджа…

– Что ж, он был совершенно прав, сынок, – сказал Г. М. и мрачно кивнул. – Ты действительно заполучил крутое дело.

Наступило долгое молчание, только дождь барабанил в окна. Я посмотрел на пятно желтого света, отбрасываемое на стол лампой с гусиной шеей. Среди груды машинописных отчетов, присыпанных табачным пеплом, лежал лист писчей бумаги, испещренный заметками, сделанными толстым синим карандашом. Г. М. озаглавил его «Чумной двор». Я был совершенно уверен, что, если Мастерс предоставил ему все отчеты, он знал столько же, сколько и мы.

– Есть какие-нибудь идеи? – поинтересовался я.

С болезненным усилием Г. М. передвинул ногу на столе и ударил пяткой по этому листку:

– Идей предостаточно. Только, видишь ли, в них маловато смысла – пока что. Я хотел бы послушать вас троих. Хм, да. Более того, и это чертовски неприятно, боюсь, мне придется пойти и взглянуть на этот дом…

– Что ж, сэр, – оживился Мастерс, – если вы позволите мне воспользоваться вашим телефоном, машина будет у подъезда через три минуты. Через пятнадцать минут мы будем в Чумном дворе…

– Не перебивай меня, черт возьми, – напыжился Г. М. – Чумной двор? Чепуха! Кто-нибудь что-то говорил тут о Чумном дворе? Я имею в виду дом Дарворта. Думаешь, мне хочется вылезать из комфортного кресла, чтобы куда-то ехать? Чушь. Но я рад, что они ценят меня. – Он растопырил свои лопатообразные пальцы и осмотрел их с тем же кислым выражением лица. Голос снова стал ворчливым. – Беда англичан в том, что они не воспринимают серьезные вещи всерьез. И я начинаю уставать от этого, правда. На днях я поеду во Францию, где мне вручат орден Почетного легиона или что-то подобное и будут с придыханием что-то верещать. Но что делают мои соотечественники, плоть от плоти, так сказать, кровь от крови, я вас спрашиваю? Как только они узнают, в каком отделе я работаю, они думают, что это нечто забавное. Они подкрадываются ко мне, таинственно оглядываются и спрашивают, выяснил ли я личность зловещего незнакомца в розовой велюровой шляпе, и отправил ли я K-14 в Белуджистан, замаскировав под туарега[15] с повязкой на лице, чтобы выяснить, что 2XY делает со связным PR2.

Брр-рр! – Г. М. поежился, размахивая лапами и свирепо глядя на меня. – И более того, они вздумали отправлять мне всякие сообщения, подкупать китайцев, чтобы те сюда звонили, и присылать какие-то открытки… Да ведь только на прошлой неделе позвонили из офиса на первом этаже и сказали, что меня хочет видеть какой-то азиат, и назвали его имя. Я был так чертовски зол, что едва не сгрыз телефон и крикнул Карстерсу спустить этого парня со всех четырех лестничных пролетов. И он это сделал. А потом выяснилось, что беднягу на самом деле звали доктор Фу Манчу и он был из китайской миссии. Что ж, сэр, китайский посол был взбешен, и нам пришлось отправить телеграмму с извинениями в Пекин. И более того…

Физертон стукнул кулаком по столу. Он все еще сильно кашлял, но ухитрился выдавить из себя:

– Послушай, Генри, я уже не раз говорил тебе, что это чертовски серьезное дело! И я хочу, чтобы ты занялся им. Да ведь я только сегодня днем сказал молодому Блейку: «Мы передадим это дело Генри ради чистоты касты, черт