Воронье царство (СИ) - "Ifreane"

— Ты в порядке?

— Нет, — ответил тот, сердито потирая переносицу. — Зараза…

— Поделишься?

— Поверь, — Корвус резко убрал руку от лица, — ты последний человек, который захочет об этом услышать.

— А у тебя есть другие слушатели?

Корвус кисло усмехнулся. И ведь не поспоришь.

Но с ответом он не спешил. Вместо этого обвел взглядом долинный плацдарм, где довольно шумно к переходу готовился один из тех обозов, которым предстояло замкнуть колонну первой половины реильского войска. Наизготове стояли и подбористые ряды полка Вирфуса, что намеревался возглавить сам царь. За чьими спинами спрячется большая часть врановых жрецов, а вместе с ними и Риван со своей бесванкой. Среди собратьев, в безопасности и подальше от глаз Корвуса. Если от этого будет, конечно, толк. Там же, неподалеку от вирфувских знамен, Корвус заметил Хальварда. Надо признать, за последние недели он сильно сдал, осунулся, посерел. Но при всем при том глаза Халя, как никогда за все время с их встречи, горели ясным и живым огнем. Похоже, стоило им увидеть настоящего, простого и понятного врага, брату и дышаться стало свободнее. Возможно, стоило поговорить с ним. Заверить, что, коль все пойдет по плану, он очень скоро вернется домой. Сможет обнять и поцеловать матушку, за них обоих, если сочтет это нужным. Интересно, ее взгляд все еще сохранил небесную ясность, как во взоре Халя, или возраст все же взял свое?

— Корвус? — не выдержал Раунхильд, вырвав его из мыслей, в которых, впрочем, Корвус так же не нашел искомого.

— Я беспокоюсь о Риване, — начал тот с самого очевидного для себя. — И чувствую свою вину перед ним.

— Ты это серьезно?

— И думаю, это далеко не все…

Продолжать не имело смысла. Раунхильд поспешно отвернулся, но Корвус успел увидеть, как заиграли желваки на его лице.

— И это неправильно, — заключил он.

— Отчего же?

— Ты прекрасно знаешь, отчего. Раун, взгляни на меня, — потребовал Корвус. — Что за незрелая ревность?

— Чтобы ревновать, я должен иметь на тебя хоть какое-то право, — процедил жрец, неохотно поднимая взгляд.

— У тебя его до сих пор больше, чем у кого бы то ни было. Будь добр, не теряй голову. Ты знаешь, я не могу переживать подобные эмоции, не мог все эти годы, не должен и сейчас. Потому это и ненормально.

— Что же по-твоему изменилось?

— У меня две мысли на этот счет. Либо Бог-Ворон решил таким образом уберечь Ривана от меня…

— Ты его уже чуть не убил, так себе защита.

— Либо Ткач действительно добрался до нитей моей судьбы, — продолжил Корвус, пропустив мимо ушей справедливое замечание Рауна.

— Почему только сейчас?

— Потому что Иснан не знал обо мне. Провидица подтвердила, что Бог-Ворон прятал меня от его глаз. Возможно, именно поэтому он не говорил со мной и не пускал на «ту сторону».

— И не отвечал о тебе другим, — растерянно добавил жрец.

— Да. Но затем мудрый бог прислал ко мне Ривана, и где-то на изнанке мира вздрогнула паутинная нить, на которую раньше Ткач не обращал внимания. А если он ее нашел, он волен ее переплести.

— Он может изменить твою судьбу, но разве он может изменить тебя?

— Мы говорим о богах, Раун. Одному это уже однажды удалось.

— Но какой в этом смысл?

— Слабость. Не найти, так создать.

Раунхильд, скрестив руки на груди, уставил рассеянный взгляд в холку своего коня.

— Все равно не сходится. Ведь во всем остальном, — он громко сглотнул, — к остальным…

— Как и прежде. Поэтому я и не уверен, верна ли хоть одна догадка, — Корвус не сдержал смешка: — Вдруг это и правда судьба.

— Боги, как же я порой завидую твоей непробиваемости.

— А раньше говорил, что чувствовать за нас обоих готов, — сорвалось с языка, прежде чем Корвус додумался его прикусить. Ох и прав Халь, как только Раун его до сих пор терпит.

— Ладно, согласен, — смерив своего царя хмурым взглядом, проговорил жрец, — на что напросился, то и заслужил. Однако доверюсь твоему чутью. И помогу не совершить какую глупость.

— Глупость?

— Ты у нас в этом деле не силен, кто ж тебя знает, куда тебя понесет.

— Язвишь, значит? — рассмеялся Корвус.

— Да как с тобой иначе, — вздохнул Раунхильд, вновь покачав головой. — Ну а если серьезно, выходит, это не случайность. Слишком уж многое завязано на этом вашем ключе к югу. Хотя и ума не приложу, что может изменить твое сочувствие к своему убийце…

========== 34. Вой ==========

С гулким хрустом под тяжелыми копытами разлетелось в щепки древко копья. Тут же грузно брякнул о кованую пластину и отскочил в сторону стальной наконечник. Снова треск, и снова, и снова. Мерещилось, что это не дерево и металл, а сухие кости хрустят под копытами. Да только откуда им было взяться в долине за одну ночь? Неподалеку что-то отвратно чавкнуло на земле, отчего к горлу Ривана вмиг подкатил тошнотворный ком. Сколько бы ни старался жрец не смотреть вниз, но от звуков уберечь себя он никак не мог.

— Риван? — услышал он рядом твердый голос Арндис. — Риван, послушай меня. Ты не виноват в том, что здесь произошло.

Риван всей душой желал с ней согласиться, но не мог. Именно он принес смерть этим людям, кто бы ни вложил оружие в его руки. В его уста. Жрец отчаянно пытался думать о павших, как о врагах, но легче на сердце не становилось. У них же не было ни единого шанса на спасение. От тьмы «той стороны» не сбежать, не защититься, она глуха к мольбам, ей чужда пощада. Враг или нет, но каждый вправе решить для себя: сражаться до последнего вздоха или сложить оружие. Риван же лишил этих людей любого выбора.

Хруст, треск, скрежет. Причет и плач. Нет — вой. Надсадный, горловой. Так оплакивают тех, кто был дорог. И кого не вернуть.

Оставленная без внимания в стороне от колонны, над телом молодого солдата, в остекленевших глазах которого застыл навечно ужас, склонилась женщина. Мать иль вдова — под серым платом было не разобрать — прижимала к груди руку мертвеца, ни на миг не прекращая свою погребальную песнь, разрывающую душу Ривана в мелкие клочья.

«Откуда она здесь?..»

— Риван! — вновь окликнула его Арни и в этот раз жрец обернулся на ее голос. — Сколько можно повторять, что твоей вины здесь нет?

— Но…

«Но ты скажи ей об этом!» — хотел было упрекнуть ловчую Риван, но не смог найти взглядом скорбящую.

Пропала и она, и ряды реильской армии. Остался лишь дол, усеянный застывшими в страшных позах телами. И вой.

Арндис же словно и не заметила, как они остались на предгорье вдвоем, лишь хмурилась, глядя искоса на Ривана, покуда ее конь продолжал топтать останки, вздымая вверх черную пыль. С мерзким хрустом. С отвратным треском.

— Арни? — обеспокоенно позвал ее жрец.

— Ш-ш-ш, — стало ему ответом.

Риван с ужасом осознал, что это вовсе не пыль поднимается все выше и выше, опутывая ноги жеребцов, а остатки тьмы, что он принес в своей груди.

— Арни!

— Тихо, все хорошо.

«Нет же, не хорошо!»

Но сдавившая горло спазма не позволила издать ни звука. А чернота все прибывала и прибывала, заволакивая все вокруг, погружая во мрак и Арндис, и мертвецов, и всю треклятущую долину. Пока не остался один лишь вой.

— Тише, — услышал жрец вновь, и ласковая ладонь легла на лоб. — Это сон.

Не проронив ни слова, Риван резко повернулся набок, на ощупь в ночной мгле сгреб в охапку обладательницу родного голоса да жадно вдохнул запах ее волос.

— Прости.

— Ничего, — прошептала Арни, коснувшись губами его виска. — Все хорошо.

Но хорошо по-прежнему не было. Перед глазами мерещились лица, и те, что привиделись во сне, и те, кого Риван узрел в долине этим утром. Неотличимые друг от друга, но равно терзающие его совесть. И, боги, как перестать слышать в завывании ветра, свирепствующего в ущелье, безутешный скорбный плач?

— Мне нужно освежиться, — выдохнул Риван и вынырнул из объятий ловчей.