Воронье царство (СИ) - "Ifreane"

— Какая она, Провидица?

— Немолодая, ритуально обритая, — ответил жрец и, задумавшись на миг, нахмурился и замотал головой. — Но она не последовательница Иснана. У нее змеиные татуировки.

— Ренетут? Ну надо же, — Корвус удивленно хмыкнул. — Богиня плодородия была первой, ее останки я видел лично еще тридцать зим назад. Выходит, Провидица скормила Ткачу собственную богиню. И мне предлагала поступить так же.

Поймав на себе нерешительный взгляд, Корвус понял, что это еще не все.

— Ну, чего ты смотришь, говори, спрашивай.

— На «той стороне» были люди, их тени или души.

— Приспешники Провидицы?

— Скорее всего, — Риван пристально взглянул на Корвуса. — За меня заступился Ульвальд. Почему?

— Разве не ясно? — жрец, кажется, даже удивился такой спокойной реакции Корвуса. — Мы же все на одной стороне. Знаю, знаю, выглядит иначе, но… позволь объяснить. Иснан всегда был сильным богом. А как иначе, ведь он сам Ткач судеб, кого, как не его, всеми силами почитать и молить о хорошей жизни. В Гаршаане его культ давно затмил другие. Ни один из северных богов не смог бы тягаться с ним еще до появления Провидицы. А затем она, уж не знаю как, начала скармливать ему одного южного бога за другим. Бога, Риван.

— Для чего?

— Чтобы освободить от них «ту сторону». Пользоваться ее силой, не считаясь с истинными хозяевами.

И она сколько угодно могла доказывать, что заботится о смертных, у Корвуса было иное мнение на этот счет.

— Но ведь северные боги могли действовать сообща.

— Они и действуют. Но даже объединенных сил было бы недостаточно. А теперь представь, во что превратился бы север, если бы все боги, вся Кровь Сота, потребовали от своих жрецов жертвоприношений? Как бы выглядели в глазах северян Иснан и его кормилица?

— Их бы встретили, как освободителей, — округлив в изумлении глаза, тихо проговорил Риван.

— Именно! — довольный догадливостью жреца негромко воскликнул Корвус.

— Выходит… все остальные просто ничего не делали?

— Они выбрали одного и отступили. Спрятались за крылом Бога-Ворона, позволив ему набирать силу.

— Позволив тебе проливать кровь их же жрецов и последователей?

— Да, — вновь хмыкнул Корвус. — Согласись, вряд ли твоя ловчая будет рада узнать, что Ульвальд просто стоял в стороне, когда я убивал ее братьев.

Риван болезненно нахмурился и до скрежета в зубах крепко сжал челюсти.

— Пойми, — мягко продолжил Корвус, — после того, как мы остановим Ткача, все закончится. Людскому роду не нужно много времени, чтобы оправиться от войны, культы уцелевших богов воспрянут с новой силой. Пусть кому-то и придется смириться с потерей покровителя, но в целом все встанет на круги своя. Но если мы проиграем — наш мир никогда не станет прежним. И речь даже не о тех, кто погрязнет в борьбе за власть и за контроль над «той стороной». А о тех, кто останется жить без наставлений, без знания, что им помогают и что за ними приглядывают, без морального компаса, указывающего им, как правильно себя вести. Не мне об этом говорить, но как много ты встречал в жизни людей, способных самостоятельно и осознанно отличать добро от зла, живущих по совести без оглядки на заповеди богов?

— Я тебя услышал, — отозвался поникший Риван. — Я понимаю, о чем ты говоришь. Просто… такое тяжело принять, — повисла давящая тишина, которую Риван же и разорвал: — А что станет с культом Бога-Ворона?

— Его имя, думаю, еще долго будут проклинать. Еще одна цена, которую мы готовы заплатить.

— А я ведь хотел уйти, — обреченно проговорил Риван. — После того, что ты заставил меня сегодня пережить.

— Что же изменилось? Хочешь увидеть, как падут Провидица и Ткач или как мы с Богом-Вороном ответим за содеянное?

— Я не такой, как ты, — Риван поднялся на ноги и взглянул на Корвуса сверху вниз. — Я хочу лишь убедиться, что все эти жертвы не были напрасны.

И жрец направился к выходу.

— Риван, — окликнул его Корвус, и когда тот обернулся, продолжил: — Хочу, чтобы ты знал: как сегодня, я с тобой больше не поступлю. Не думаю, что тебе станет легче, но я успел об этом пожалеть.

— С чего вдруг? Совесть проснулась?

— Чего нет, того нет, — Корвус устало улыбнулся. — Дело в тебе. Что-то с тобой не так. Не спрашивай, — он отрицательно помотал головой в ответ на вопрошающий взгляд, — я сам не понимаю. Могу лишь предположить, что так желает наш бог.

Риван, ничего не ответив, резко отвернулся, еще миг постоял на месте да скрылся за пологом шатра.

========== 33. Царь и его жрец ==========

— А между вами, выходит, есть что-то общее, — задумчиво хмыкнул Раунхильд, провожая взглядом стройную колонну солдат авангарда, что неспешно шествовала через усеянную телами долину и скрывалась в тени склонов ущелья.

За подобной процессией — отрядами сопровождения, восходящими на эти самые склоны — Корвус уже наблюдал на заре. После бессонной ночи, проведенной в тщетных попытках разобраться в своих мыслях и, дери их дохлый Бетхор, чувствах.

— Нет, — сухо сказал он, удобней устраиваясь в седле. — Между нами пропасть. Я — орудие в когтях Бога-Ворона. В их случае все наоборот.

— Все же думаешь, это она им управляет? — спросил Раун, с заметным беспокойством перебирая поводья в руках.

— Уверен. От истребления богов выигрывает только она и ее, — Корвус щелкнул пальцами, вспоминая слова Бога-Ворона, — дети Сола.

— А сам Ткач? При условии победы, разве он не получит единоличную власть? Сомневаюсь, что у Провидицы припасен способ, как покончить с последним из богов.

— Все, что получит Ткач — это вечный голод. Ни одно людское подношение, ни одна жертва, не затмят того, что дают ему павшие боги. Иснан обречен, как и все остальные.

Раунхильд вздохнул и сокрушенно покачал головой:

— И как только она смогла довести его до такого состояния.

— Боюсь, ответ на этот вопрос ты сможешь получить, только когда все закончится. Если Бог-Ворон соизволит, — язвительно добавил Корвус.

— А если она права?

— Это в чем же?

— В том, что людям будет лучше без богов, — потупив взгляд, проговорил жрец. — Сложно представить, но мы рано или поздно ко всему привыкаем, глядишь, научились бы думать собственными головами да сами отвечать за свои поступки.

— Раун…

— Я не говорю, что убийство богов стоит того, — Раунхильд едва ли не умоляюще посмотрел на своего царя. — Не пойми меня неправильно, я лишь хочу разобраться, так ли много мы теряем в случае поражения.

— А мне видится, что ты выискиваешь лазейки в судьбе.

— Никогда не переставал, — угрюмо ответил Раунхильд, нахмурившись. — Но я честен перед тобой.

— В том, что надеешься на мой провал?

— В том, что надеюсь на твое спасение.

— Мой дорогой Раун, не обесценивай мою жизнь, — от этих слов плечи жреца вздрогнули, будто от удара. — Если мы не доведем начатое до конца, весь проделанный путь лишится смысла.

— Твоя жизнь — это больше, чем…

— Нет, — оборвал его Корвус на полуслове. — Не больше.

Он отчетливо понимал, что снова излишне жесток с Раунхильдом, но не мог не воспользоваться столь тягостной для того темой и не проверить собственную реакцию. Ничего не изменилось: по-прежнему Корвус знал, что чувствует Раун, но все так же был глух к его боли. Почему же, стоило ему утром увидеть темные провалы под воспаленными глазами Ривана, нутро мучительно сжалось, а от мысли о вчерашнем дне становилось гнило на душе? Разумеется, можно было воспринять это, как доказательство того, что в сердце колдуна осталось хоть немного места для чего-то человеческого — Корвусу даже отчасти нравилась эта мысль — но внезапность этих перемен лишь настораживала.

— Так что, прошу, не давай мне повода начать сомневаться.

— Проклятье, Корвус, — судорожно выдохнул Раунхильд, — если бы я хотел сорвать тебе миссию, отравил бы твоего жреца и дело с концом.

Настал черед болезненно морщиться Корвусу, что, само собой, не ускользнуло от внимательного взора старшего жреца. Он вмиг собрался и обеспокоенно взглянул на своего царя: