КГБ. Мифы и реальность. Воспоминания советского разведчика и его жены - Галина Львовна Кузичкина (Кокосова)

— Плевать я хотел на КГБ, — часто заявлял он в своем окружении. — Настоящая власть не у них!

Что ж, он был совершенно прав. Истинное положение вещей ему было известно от его партийных друзей. Но большинство советских наверняка думали, что КГБ не предпринимает никаких мер против Ашурко потому, что он является их агентом и ему все дозволено. В последние два месяца пребывания Ашурко в Тегеране госпиталь, по официальным бухгалтерским книгам, прибыли совсем не получил. В действительности же вырученная прибыль ушла в карман директора госпиталя.

Все эти действия директора и его окружения возмущали не только советских, но и иранцев, работающих в госпитале. Они писали жалобы в посольство и консульство и лично приходили к нам и рассказывали о том, что происходило, но, как можно догадаться, ничего не менялось.

Но одно дело — сколотить состояние за границей, другое — провести «награбленное» в Советский Союз. Ведь все врачи, включая и директора, имели советские общегражданские загранпаспорта. Это означало, что иммунитетом они не пользовались и могли быть подвергнуты строгому таможенному досмотру как на иранской, так и на советской стороне. Но не так глупы были наши «деловые люди», чтобы попасться на такой мелочи. Каждый врач старался иметь в друзьях одного из дипломатов посольства, который по дружбе всегда соглашался провезти в своем багаже «одну или две коробочки», принадлежащие его другу из госпиталя. Как уже упоминалось, советские дипломаты не подлежат таможенному досмотру даже на советской таможне. Таким образом, дипломаты могут ввозить в Союз все что угодно, как для себя, так и для своих не дипломатических друзей. У дипломатов, включая и офицеров КГБ с дипломатическими паспортами, нет никаких иллюзий о том, что они провозят. Что именно, может быть, и неизвестно, но наверняка они уверены, что в этих коробках находятся или вещи, запрещенные к ввозу в СССР, или подлежащие таможенному обложению. Никто не составлял исключения. И у меня были друзья в госпитале, и я провозил для них коробочки. Делается это все со стороны дипломатов, разумеется, не бескорыстно. Для каждого из нас здоровье является предметом основной заботы, если не в молодом возрасте, то позже уж наверняка. Поэтому иметь в друзьях врача, а тем более из «кремлевки», где есть любые лекарства со всего мира, — дело совсем не лишнее. Как всегда, все по-советски — на основе взаимной выгоды.

Но совсем не эта коррупция волновала КГБ. Это уже было обычным и привычным делом в советской действительности. КГБ трубил тревогу потому, что здесь затрагивались вопросы государственной безопасности. Ведь в госпитале работали иранцы, и большинство из них были осведомителями иранской секретной полиции САВАК. САВАК же в Иране работал в тесном сотрудничестве с ЦРУ, английской секретной службой и израильской МОССАД, и для всех них Советский Союз являлся главным противником. Иранцам было хорошо известно, кто и чем из советских занимается в госпитале. Ведь это через иранских переводчиц осуществлялись контакты с местными врачами. А если все о коррупции было известно иранцам, то, значит, об этом знали и западные разведки. Для нас с профессиональной точки зрения можно было сделать только один вывод. Ко многим врачам госпиталя и особенно к директору мог быть осуществлен вербовочный подход на компрометирующем материале. А материала этого у них наверняка было более чем достаточно. У директора же госпиталя в друзьях были как посол, так и представитель ЦК КПСС. Вот вам и пожалуйста — проникновение в высший орган власти в СССР. Согласитесь, было от чего затрубить тревогу.

Все эти выводы и материалы резидентура направляла в Центр. Оттуда же приходили вялые запросы о том, есть ли у резидентуры конкретные факты об активности западных разведок вокруг госпиталя. Центр прекрасно понимал, что без конкретных и тяжеловесных фактов в ЦК КПСС и говорить об этом не захотят, тем более когда в этом замешаны близкие к ним люди. Конкретных фактов у резидентуры не было, и это настораживало нас еще больше. Мы не верили, да и ни один профессиональный разведчик в мире не поверит, что ведущие западные разведки мира не использовали такую благоприятную ситуацию. Значит, вербовочные подходы были и они или увенчались успехом, или советский, к которому был совершен вербовочный подход, от сотрудничества отказывался, но в резидентуру об этом не докладывал, чтобы не быть отправленным в Союз раньше времени. Мы имели сведения о том, что время от времени некоторые врачи впадали неожиданно в состояние депрессии и страха без видимых на то причин. Это могло быть результатом вышеупомянутых обстоятельств. Ведь почти все эти лица были вовлечены в коррупцию. Но веских доказательств у нас не было. Да и смешно было ожидать увидеть их на поверхности. Ведь секретные службы потому и называются секретными, что они делают свою работу тихо и аккуратно.

Тем временем все шло своим чередом. Директор госпиталя закончил срок командировки и спокойно вернулся в Союз. Нет, не совсем спокойно. КГБ сделал то, что, по крайней мере, было в его силах, без санкции ЦК. При пересечении советской границы Ашурко был подвергнут тщательному таможенному досмотру, но, как и ожидалось, ничего запрещенного в его багаже обнаружено не было. Все его состояние в золоте, бриллиантах и долларах было заранее переправлено в Союз с его другом, представителем ЦК Амангалиевым, который пользовался не только дипломатической неприкосновенностью, но каждый раз при пересечении советской границы проходил через ВИ АЙ ПИ. Что стало с Ашурко в Союзе, мне неизвестно, но наверняка он купил себе теплое местечко в советской медицине.

Новый директор госпиталя Сирак оказался еще хуже прежнего, но об этом мы поговорим позже.

У нашего представителя ЦК в подопечных был не только госпиталь. В его обязанности входил контроль морально-политической атмосферы и в других советских организациях, разбросанных по всему Ирану. Вот уж точно «поставили козла охранять капусту». Руководители этих организаций, приезжая в Тегеран, приходили на доклад к Амангалиеву, а никак не к КГБ. Иногда эти люди просто забегали к секретарю Амангалиева и оставляли тщательно запакованные небольшие свертки «для Ибрагима Ажиевича. ЛИЧНО». Это означало, что секретарша должна была передавать эти свертки своему боссу, не вскрывая их. Нам было известно, что находилось в этих свертках, — деньги и другие ценности. Таким образом руководители различных организаций ублажали высшего босса, от которого зависело их благополучие. Некоторые жаловались офицеру безопасности, рассчитывая по наивности, что КГБ просто ничего не знает о происходящем и потому не принимает никаких мер против открытого взяточничества. Но не знали они, что у КГБ