Лекции по истории средних веков - Василий Григорьевич Васильевский

в Карфагене, они не обязывались выполнять больше, чем по два дня барщины в год для пахоты, два для боронования и два для жатвы. Последний же столбец текста заключает вторую часть документа, то есть меры, принятые императорской властью, чтобы удовлетворить эти справедливые жалобы. В начале стоит предписание Коммода прокураторам, в котором он запрещает им требовать от колонов, вопреки действующим постановлениям, более шести барщин в год.

Документ этот чрезвычайно важен. И особенно важно в нем упоминание о колонах еще во времена Адриана, которые находились в зависимом положении; этим зависимым положением пользовались поставленные над ними низшие чиновники – сборщики податей (conductores), чтобы вопреки законным нормам для лежащих на них податей и повинностей, определенных при Адриане, налагать на них несправедливые, чрезмерные поборы. Из этой новой надписи видно, что и на императорских поместьях поселены были для обработки земли лично свободные, но обязанные крестьяне, в числе которых попадались римские граждане, которые назывались колонами.

Французские ученые чрезвычайно обрадовались этому документу; с торжеством они доказывали, что мнение немецких исследователей Родбертуса, Гейстербергка, Савиньи и других – только измышления их фантазий, что сущность вопроса о происхождении колоната сводится к тому, что доказывали уже раньше французские исследователи – Валлон,40 Лаферьер; колонат существовал в Риме издавна,[51] в него входили свободные люди и клиенты, учреждение это существовало постоянно.41

Но в XV томе журнала «Hermes» (1880) появилась статья ученого, имя которого представляет бесспорно первый авторитет во всем, что касается внутренней истории Рима, статья знаменитого Теодора Моммзена, который отвергнул притязания французских ученых и высказал свою новую теорию [52].

Колонат, говорит Моммзен, то есть мелкая крестьянская аренда (die bäuerliche Kleinpacht), так же стар, как Италия, и является существенно однородным во времена Ромула и во времена короля Гумберта. Это явление обуславливается, с одной стороны, экономическим положением Италии, способом обработки полей, особенно виноделием и маслоделием, которым более удобна мелкая культура (Kleinbetrieb); с другой стороны, тем фактом, что при мелкой культуре труд свободный является более применимым, чем труд рабский. Никто из тех, кому доступны истинные источники познания римской жизни – пандекты и надписи, – не станет требовать доказательств для утверждения того, что эти естественные условия имели значение во все времена, а также и в эпоху Римской империи. Приведем примеры: надгробная надпись уроженца Т. Алфена (T. Alfenus), гласящая: «Colonus fundi Tironiani», и его жены (colona), то есть работники этой крестьянской семьи воздвигли им памятник (№ 5505); другая надпись «С. Virgilius Marta… colonus». Далее приведем надпись путоланского крестьянина Афрания Феликса и другую, последнюю, надпись 176 год по P. X., – все это были свободные временные арендаторы, на что самым определенным образом указывает число лет продления аренды, выставленное везде, где упоминается о ней. Люди достигли в своем положении известного благосостояния, о чем свидетельствует севират, приложенный к первой и третьей надписи, и сами надгробные надписи. Редкость подобных надписей совсем не является следствием редкости колонов. Аренда не была таким пожизненным занятием, каково призвание врача или плотника: например, в надгробных надписях из области частной жизни описывали постоянные, продолжающиеся всю жизнь занятия. Потому-то и слово colonus коротко, без пояснений почти не встречается в надгробных надписях, к нему всегда присоединяется число лет аренды, всегда значительное, вследствие чего положение фактически становилось призванием всей жизни. На основании этих немногих надписей, что, впрочем, подтверждается и всеми другими исследованиями, можно скорее заключить, что значительная часть населения Италии и римского мира вообще еще во времена империи состояла из временных арендаторов.

Изменения, совершившиеся со временем в области распределения поземельной собственности, как глубоко они ни проникли, не коснулись колоната в том отношении, что он как был, так и остался преобладающей формой римского хозяйства. Вместе с тем не может быть отвергнут факт влияния на колонат этих изменений, прежде всего в отношении распространенности колонов. Крайнее дробление земельной собственности естественно исключает колонат вследствие того, что владелец мелкого земельного участка не имеет возможности выделять что-нибудь из своего дохода. Факт постепенного исчезновения мелких земельных собственников среди римских землевладельцев, вероятно, повлек за собой увеличение числа арендаторов. Среднее и крупное землевладение совместимы с колонатом при преобладании мелкой культуры внутри большого поместья. Владельцы имений, находившиеся в подобных условиях, очень часто взимали ренту с земли при помощи колоната. Существует, однако, иная форма землевладения, исключающая колонат: это обработка полей под присмотром управляющего (villicus) посредством рабов (familia rustiса) и система пастбищного хозяйства, которое ведется при помощи салтуариев. Там, где крупное землевладение принимало одну из этих форм, оно влекло за собой значительное сокращение крестьянских хозяйств, являлись ли последние в виде мелкого землевладения или же мелкой аренды. Но даже ограничение колоната в отношении его распространения или сокращения не происходило ни в Италии, ни в провинциях. Что касается вопроса о том, в какой мере обе формы землевладения чередовались, каким изменениям подвергались в разные времена и в различных местностях, все это должно стать предметом особых исследований.

«Декрет Коммода чрезвычайно интересен в том отношении, что проливает новый свет на экономическое положение страны в ту эпоху и на состояние государственных имуществ в Африке, – говорит Моммзен. – Вопрос, возбуждаемый историей колоната, остается не затронутым этим памятником. Я подразумеваю вопрос об обращении колонов в крепостных. Без сомнения, фактическая зависимость от землевладельца издавна была одной из существенных черт колоната; с этим находится в связи и уже выше нами указанный факт отсутствия крупных арендаторов в числе колонов. По всей вероятности, в таких точно отношениях, в каких в наше время итальянский contradino, прессующий, выжимающий виноград и прядущий шелк для своего графа или маркиза, стоит к нему, в отдаленные времена арендатор стоял к своему помещику. Часто в те времена сюда присоединялись отношения вольноотпущенников к прежнему своему господину и зависимость еще более увеличивалась.

Несмотря на это, глубокая пропасть отделяет положение клиентов от юридического положения позднейшего колона, который при личной свободе и правоспособности прикреплен к участку земли и по наследству передает это же положение своим потомкам». «Не много найдется задач, равных по своему значению задаче определить истинный смысл колоната, так как разрушение древней римской общественной жизни совпадает с упадком полной личной свободы низших классов римских граждан. Не много найдется вопросов, равных этому по трудности, вследствие отсутствия общих свидетельств в источниках и крайней сомнительности применения индуктивных выводов, особенно в этой области».[53]

Далее Моммзен говорит, что вновь открытый памятник не может решить сложный вопрос происхождения колоната и отыскать ответ, когда и где в деревне, в корпорациях, среди низших чиновников, войска,