Лекции по истории средних веков - Василий Григорьевич Васильевский

декурионов, вообще во всех родах услуг, оказываемых обществу прямо или косвенно людьми непривилегированных сословий, добровольный или хоть ограниченный сроком труд был вытеснен постоянной и наследственной обязанностью. «Я не берусь отвечать на вопрос, удастся ли проследить весь процесс роста этого нового порядка: он до того противоречит духу живого римского права, что можно с уверенностью утверждать, что первый толчок ему был дан извне, может быть, во времена германских дедитиций на римской почве, при императоре Марке Аврелии. Семена германского крепостничества упали на благодатную почву и распространились далеко за первоначальные свои пределы». Вот таков взгляд Моммзена.

Таким образом, и этот великий ученый, от которого мы скорее, чем от кого бы то ни было, могли бы ожидать решения вопроса, отказывается дать окончательный вывод о колонате: он только отмечает различные ступени развития этого учреждения, указывает, что свободные колоны существовали издавна, а прикрепляться к земле они стали гораздо позднее, уже после утверждения первых германских поселений на римской почве после Маркоманнской войны, может быть, в связи с ними, под их влиянием.

Изложенными взглядами различных ученых мы должны ограничиться в рассмотрении далеко не решенного вопроса о происхождении и значении колоната. Надо надеяться, что этот в высшей степени важный вопрос будет разрешен Моммзеном в следующих, должных появиться томах его капитального труда, который должен обнимать историю императорского Рима. Но, к великому несчастью науки, как слышно, этой надежде не так-то скоро суждено осуществиться: труд великого историка далек еще от завершения, поскольку такой добросовестный ученый никогда не решится выпустить в свет полуобработанный материал; да притом еще уже приготовленные к печати части рукописи сгорели во время пожара библиотеки Моммзена.

Преемники константина. Юлиан. Торжество христианства

Ознакомившись с изменениями, совершившимися в системе управления Римской империи при Диоклетиане и Константине и в социальном строе римского общества, остановимся на характеристике новой силы, вступающей в мир христианской церкви и христианской цивилизации. Излагать подробно историю последних, самых ужасных лет борьбы язычества с христианством при Диоклетиане, а также историю крещения Константина мы не будем, а обратимся прямо ко времени после Миланского эдикта, остановим наше внимание на росте христианской церкви, на процессе приобретения церковной иерархией политических прав. В IV веке уже приобретает значение эта новая вырастающая сила, которая отбирает у римского государства многие функции, епископы получают гражданские, судебные и административные права; церковь захватывает эту важную сторону управления, и римское государство, как бы предчувствуя близкое падение, торопится передать молодой, нарождающейся силе власть, которая становится для него уже тяжела. Христианская церковь принимает от империи верховные права и, действительно, в мрачные века варварства является единственной хранительницей традиций погибшего античного мира.42

В 313 году знаменитым Миланским эдиктом Константина Великого была признана равноправность (parilitas) обоих религий – языческой и христианской; христианская вера не сделалась (как неверно думают некоторые) господствующей религией империи, но, по крайней мере, была вычеркнута из списка противозаконных сект. Побуждения, по которым император решился на эту важную государственную меру, остаются до сих пор не вполне ясными. Отчасти в нем, может быть, действовало убеждение в превосходстве новой веры над старой, но главное, вероятнее всего, нужно отнести на долю политического расчета государственного человека. Он думал, что христианская община, в которую вступали наиболее энергичные люди, в силу своей организации может сделаться поддержкой разлагающейся монархии. Из борьбы с римским государством при Диоклетиане христианство вышло победителем, и Константин понял, что нужно примириться с ним, «перетянуть» на сторону государства; что хотя христиане далеко не составляли еще большинства населения империи (на Востоке около Va» на Западе только Vio населения были христиане), они все-таки уже слишком сильны для того, чтобы слабеющее государство могло их сокрушить. Константин сознательно стремился ввести христианство в рамки государственности, стать во главе его и воспользоваться им как орудием для укрепления власти. Для разбора вопрос этот, впрочем, представляет серьезные трудности; источников мало, да и те, которые есть, малонадежны. Например, церковный историк Евсевий Неокесарийский и языческий греческий писатель Зосим (жил в V веке), каждый со своей точки зрения, небеспристрастны и сообщают сомнительные сведения. Так, Зосим говорит, что Констанстин принял христианство только вследствие отчаянных угрызений совести, которые мучили его после совершенных им злодеяний и убийств. Языческие жрецы, к которым император будто бы обращался, объявили ему, что у них нет очистительных обрядов, способных загладить такие страшные злодеяния. После один египтянин объяснил Константину, что у христиан крещение считается достаточным для очищения от всяких грехов. Но это все же невероятно: жрецы Митры, культу которого император был долго предан, прекрасно могли очистить его при помощи своих обрядов и сумели бы успокоить нравственные муки.

Если Константин действительно думал, что после обращения в христианство он будет властвовать над умами и что церковь поддержит государство, то он жестоко ошибался. Вскоре оказалось, что в недрах самого христианства начались волнения и раздоры, появился раскол, взволновавший и церковь и государство, вступившее в союз с ней.

Новое учение о естестве Сына Божия – арианское учение – так заняло все умы того времени, что – по свидетельству Григория Назианзина, везде только и слышались рассуждения и споры об Отце и Сыне. «На улицах и рынках, – говорит Григорий, – у мелочных торговцев и у менял, везде одна тема. Я говорю: разменяй мне эту серебряную монету, и вот, слышу в ответ назидание об отличии между Отцом и Сыном. Спрашиваю о цене хлеба – хлебник отвечает, что Сын меньше, ниже, чем Отец.

Я хочу знать, приготовлена ли баня, служитель объясняет, что Сын сотворен из ничего». Этот раздор, эти споры, занимавшие умы христиан всего восточного мира и особенно греков, поглощали всю энергию обеих партий и служили дурной рекомендацией для христианства в глазах язычников.

Преемник Константина, император Констанций (337–361), стал на сторону ариан. После него вступает на престол знаменитый Юлиан,43 которого христианские писатели прозвали Отступником (греч. από τάτ – Апостат). Есть люди в истории, о которых мы никогда не устанем слушать и говорить; как бы хорошо ни была известна их жизнь и деятельность, все-таки всегда хочется более вникнуть в них, чтобы еще лучше их узнать и понять. Император Юлиан принадлежит к числу таких интересных личностей. Уже целые века составляет он предмет раздора для историков различных лагерей, и все-таки до самого последнего времени появляются новые сочинения о нем.

Подробно останавливаться на его царствовании, кратковременном, но полном глубокого интереса, мы не будем, ограничимся только несколькими намеками, а желающих отсылаем к многочисленным пособиям.44

Из всего семейства